Тегол уставился на слугу.
– Точно. И откуда, во имя Странника, ты это взял? Только не говори, что сам придумал, чтобы не дать очагу уплыть.
Бугг затряс головой.
– Нет, очаг не такой тяжелый. Иначе я так и поступил бы.
– Пробурил бы дыру? А как глубоко?
– До камня, разумеется.
– И засыпать гравием.
– Ага, мелким. И утрамбовать.
Тегол взял с тарелки еще одну фигу и отряхнул ее – Бугг отоваривался на мусорной куче рынка, отнимая добычу у крыс и собак.
– Похоже на впечатляющий кухонный очаг.
– Похоже.
– Можно спокойно готовить и знать, что плита с места не сдвинется – если только не землетрясение…
– Да нет, и землетрясение выдержит. Это ведь гравий? Понимаете, он подвижный.
– Потрясающе. – Тегол выплюнул косточку. – Как думаешь, Бугг: вставать мне сегодня с постели?
– Вроде незачем… – Слуга вдруг замолчал, потом задумчиво наклонил голову. – А может, и есть зачем.
– Неужели?
– Утром приходили три женщины.
– Три женщины. – Тегол посмотрел на ближайший мост Третьей высоты, на людей и повозки. – Я не знаю трех женщин, Бугг. А если бы даже знал, три женщины вместе – это повод для ужаса, а не какое-нибудь «а, как кстати».
– Да, вы их не знаете. Ни одной из них, я думаю. Мне, во всяком случае, их лица не знакомы.
– Ты их не видел прежде? Даже на рынке? Или у реки?
– Нет. Может, они из другого какого-нибудь города, может, из деревни. Акцент странный.
– И они называли мое имя?
– Не совсем. Они спрашивали, принадлежит ли дом человеку, который спит на своей крыше.
– Раз они такое спрашивали, значит, точно из какой-нибудь Жабохлюпки. Что еще их интересовало? Цвет твоих волос? Что на тебе было надето, когда ты стоял перед ними? Может, они хотели узнать и собственные имена? Они сестры? У них у всех сросшиеся брови?
– Я не обратил внимания. По-моему, симпатичные. Молодые и пухленькие. Впрочем, вам, полагаю, не интересно.
– Нечего слуге полагать. Симпатичные. Молодые и пухленькие. Ты уверен, что это женщины?
– Совершенно уверен. Даже у евнухов не бывает грудей таких больших, идеальных и, честное слово, торчащих чуть не до подбородка…
Тегол вдруг понял, что стоит у кровати.
– Бугг, ты доделал рубашку?
Слуга снова вгляделся в вязание.
– Только рукава еще подвязать.
– Наконец-то. Я снова могу выйти в люди. Закрывай края, или что там нужно сделать, и давай сюда.
– Но я даже не начал штаны…
– Забудь, – отрезал Тегол. Он обернул простыню с постели вокруг талии, раз, другой и заткнул конец на поясе. Потом задумался; на лице появилось странное выражение. – Бугг, во имя Странника, пока никаких фиг, ладно? Где эти несметно одаренные сестрички?
– На Красной улице. У Хальдо.
– Снаружи или во дворе?
– Во дворе.
– Хоть что-то. Как думаешь, Хальдо забыл?
– Нет. Но он много времени проводит на Утопалках.
Тегол улыбнулся, потом начал тереть пальцем зубы.
– Выигрывает или проигрывает?
– Проигрывает.
– Ха! – Он пригладил рукой волосы и встал в небрежную позу. – Как я выгляжу?
Бугг протянул рубашку.
– Не постигаю, – сказал он, – как вы сохраняете такие мышцы, хотя ничего не делаете.
– Фамильная черта Беддиктов, дорогой печальный прислужник. Ты бы посмотрел на Бриса во всех его доспехах. И даже ему далеко до Халла. Я как средний сын, разумеется, представляю золотую середину: ум, физическая развитость и множество талантов плюс природная грация. Добавь сюда выдающееся умение всем этим пользоваться, и налицо блистательный результат, который ты видишь перед собой.
– Изящная и трогательная речь, – кивнул Бугг.
– А что, скажешь, нет?.. Мне пора. – По дороге к лестнице Тегол сделал жест рукой. – Приберись тут. Возможно, вечером будут гости.
– Приберусь, если время найду.
Тегол остановился у неровного края дыры – там, где провалилась часть крыши.
– Ах, ну да, тебе же еще штанами заниматься… Шерсти хватит?
– Могу сделать одну штанину в полную длину – или обе покороче.
– Насколько?
– Прилично короче.
– Давай одну штанину.
– Как прикажете, хозяин. А потом пойду, поищу что-нибудь поесть. И попить.
Тегол обернулся, уперев руки в боки.
– Мы продали буквально все, кроме кровати и табурета. Сколько же нужно времени на уборку?
Бугг прищурился.
– Немного, – согласился он. – Что вы хотите на ужин?
– Что-нибудь, что требуется готовить.
– То есть что-то вкусное и приготовленное или что-то, что еще требует готовки?
– И так, и так хорошо.
– Как насчет дров?
– Я не буду есть…
– Для очага.
– А-а… Найди где-нибудь. Посмотри на табурет – ну зачем ему три ноги? Когда воровство не приносит дохода, нужно выкручиваться. Я отправляюсь навстречу своим судьбам, Бугг. Молись, чтобы Странник отвернулся, ладно?
– Разумеется.
Тегол двинулся вниз по лестнице, с ужасом обнаружив, что осталась только одна из трех ступенек.
Комната на уровне земли была голой, только у стены лежал свернутый матрац. Одинокий грязный горшок отдыхал на плите очага, устроенного под окном, на полу – пара деревянных ложек и две миски. И все-таки, отметил Тегол, есть в этом некая суровая элегантность.
Он отодвинул жалкую занавеску, заменявшую дверь. Кстати, надо сказать Буггу, чтобы достал дверную задвижку из очага. Немного почистить – и можно получить пару доксов с жестянщика Каспа.
Тегол вышел из дома и оказался в узком проходе – узком настолько, что приходилось протискиваться до улицы бочком, отшвыривая на каждом шагу мусор. Пухленькие женщины… Жаль, я не видел, как они протискивались к моей двери. Точно, надо пригласить на ужин.
Улица была пуста, только в нише стены напротив нового дома обнаружились три нерека – мать с двумя детьми-полукровками; они спали. Тегол прошагал мимо прижавшихся друг к другу нереков, пнул крысу, подобравшуюся слишком быстро, и пролавировал среди наставленных в высокие штабеля деревянных ящиков, которые почти перекрыли улицу. Склад Бири постоянно был переполнен, и Бири рассматривал конец улицы Кул по эту сторону канала Квилласа как свою личную территорию.
На скамье с другой стороны, где улица Кул выходила на площадь Берл, примостился сторож Калас, положив на колени отделанную кожей палицу. Красные глаза уткнулись в Тегола.
– Отличная юбка, – сказал сторож.
– Ты меня утешил, Калас.
– Рад услужить.
Тегол остановился, уперев руки в боки, и осмотрел заставленную площадь.
– Город процветает.
– Ничего нового… разве что в тот раз.
– Мелкая стычка в переулке, собственно говоря.
– Это если не слушать, как рассказывает Бири. Он по-прежнему хочет засолить твою голову и бросить в бочке в море.
– Бири всегда не хватало воображения.
Калас хрюкнул.
– Тебя не было видно несколько недель. Особый случай?
– У меня свидание с тремя женщинами.
– Дать тебе палицу?
Тегол внимательно разглядел видавшее виды оружие.
– А как же ты? Останешься беззащитным?
– Мое лицо всех распугает. Впрочем, кроме нереков. Эти вон проскочили.
– Доставляют неприятности?
– Нет. На самом деле тише воды. Но ты ведь знаешь Бири.
– Даже лучше, чем он сам себя знает. Так ему и передай, если он надумает их притеснять.
– Передам.
Тегол пошел дальше, ввинчиваясь в бурлящую толпу на площади. Нижний рынок окружал ее с трех сторон; какую бесполезную чушь тут продавали – Тегол и представить не мог. И люди все это прекрасненько покупали день за днем. Наша цивилизация зиждется на тупости. Не нужно большого ума, чтобы вскрыть эту жилу идиотизма и доить богатых. Такова горькая правда.
Тегол пересек площадь и вышел на Красную улицу. Тридцать шагов – и он у арочного входа в ресторан «У Хальдо». Прошел по затененному коридору и вновь оказался на ярком солнце во дворе. Полдюжины столов – все заняты. Тут отдыхают благословенно неведающие или не имеющие ни гроша, чтобы проникнуть в игровой зал – святая святых Хальдо, где днем и ночью обделывались грязные делишки. Вот еще один пример, подумал Тегол, за что готовы платить люди, только выдайся случай.
Три женщины за столом в дальнем углу выделялись не только по естественной причине – больше тут женщин не было, – но и по более тонким признакам. Симпатичные… вот правильное слово. Если сестры, то только по духу и по общей склонности к своего рода военной доблести, судя по мускулатуре и сложенным под столом доспехам и оружию.
У сидящей слева рыжие, выцветшие на солнце локоны рассыпались по широким плечам. Она прихлебывала прямо из обмазанной глиной бутылки, то ли презирая, то ли не понимая назначения стоящего перед ней бокала. Лицом она походила на героическую статую из тех, что стоят вдоль колоннад, – крепкую и гладкую. Ее голубые глаза смотрели застывшим, безмятежно равнодушным взглядом, под стать тем же статуям. Рядом с ней оперлась предплечьями на стол женщина с примесью фараэдской крови – судя по медовому оттенку кожи и чуть раскосым темным глазам. Темные, почти черные волосы, собранные на затылке, полностью открывали сердцевидное лицо. Третья женщина сидела, чуть сгорбившись; левую ногу она отставила в сторону, а правой, затянутой в выделанную почти до белизны кожу, непрерывно подергивала – хорошие ножки, отметил Тегол. Бледная кожа на бритой голове третьей женщины поблескивала. Широко посаженные светло-серые глаза лениво оглядывали гостей, пока не остановились на Теголе, который стоял на пороге.
Он улыбнулся.
Она поморщилась.
Из тени вынырнул Урул, старший официант Хальдо, и жестом пригласил Тегола.
Тот подошел так близко, насколько было возможно.
– Хорошо… выглядишь, Урул. Хальдо тут?
Нежелание Урула мыться вошло в легенду. Клиенты делали заказы с завидной краткостью и до конца трапезы редко подзывали Урула, чтобы принес еще вина. Сейчас он стоял прямо перед Теголом, теребя пальцами широкий пояс.