– Не всех прикончили? – спросил Стальные Прутья, озираясь вокруг и хватаясь за рукоять меча.
– Не здесь. Однако недалеко. – Бугг смерил воина оценивающим взглядом.
Стальные Прутья нахмурился.
– Корло, отведи отряд на корабль. Давай, старина, не подкачай.
– Тебе не обязательно…
– Обязательно. После того как меня обоссал этот волчара, мне нужно на ком-нибудь сорвать злость. Ведь будет еще одна схватка, я прав?
Бугг кивнул.
– Большая стая по сравнению с ними, возможно, покажется тебе котятами.
– Возможно-невозможно… Говори прямо.
– В этом бою будет трудно победить.
– Отлично, – огрызнулся Стальные Прутья. – Чего стоим?
Слуга вздохнул.
– Тогда следуй за мной. Мы идем к мертвому Дому Азатов.
– Мертвому? Худ меня забери, да это просто летний праздник какой-то!
Летний праздник? Мне положительно нравится этот верзила.
– И мы явимся на него без приглашения, Поклявшийся. Еще не передумал?
Стальные Прутья глянул на мага, который, побледнев, слушал, отрицательно мотая головой.
– Как отведешь бойцов, Корло, возвращайся и найди нас. И постарайся не опаздывать.
– Поклявшийся!
– Ступай!
Бугг посмотрел на Странника.
– Ты тоже с нами?
– Душой, – ответил тот. – Боюсь, у меня осталось еще одно важное дело. И кстати, – добавил он, заметив, что Бугг и Стальные Прутья готовы идти, – дорогой слуга, большое тебе спасибо. И тебе тоже, Поклявшийся. Не скажешь ли, сколько Поклявшихся осталось в Багровой гвардии?
– Понятия не имею. Несколько сотен, наверное.
– Разбросаны по всем краям…
Седовласый воин ухмыльнулся.
– До поры до времени.
– Надо бежать, – вмешался Бугг.
– Не отстанешь? – спросил Стальные Прутья.
– Я бегаю быстрее волн в ураган, – ответил Бугг.
Брис остался один в коридоре. Вой наконец стих. Шум не проникал сквозь толстые дворцовые стены. Сражался ли гарнизон вокруг Вечного дома или уже сдался – понять было невозможно. Оборона изначально не имела шансов на успех.
Услышав странный звук, Брис затаил дыхание. Он опустил глаза и уставился на седу, лежавшего на полу лицом к тронной зале.
Куру Кван повел головой и чуть приподнялся.
Со стороны седы донесся тихий смех.
Дорога. Та самая. Дрожа от радости, демон бросился ко входу в пещеру, вытаскивая из широкого речного потока свою массивную раздувшуюся тушу. Все дальше вглубь, сжимаясь для рывка в туннель под городом, по которому еще текла сладкая от гнили вода из старого болота – сущий нектар для демона.
Вот-вот он сделает последний рывок, освободится от хватки своего хозяина. Который в этот момент занят и ничего не замечает, о чем еще пожалеет.
Сейчас, сейчас.
Демон устремился вперед, заполнил собой пещеру, ввинтился в узкий, извилистый туннель.
К сердцу. Чудесному, славному сердцу всемогущества.
Демона жгло двойное пламя радости и жажды. Так близко…
Протиснуться, – путь становился все у́же, – проползти под огромным гнетом камней и почвы, еще чуть-чуть…
Места вдруг стало больше – и в ширину, и в высоту. Какое блаженство! Приветливая теплая вода.
Вот оно, сердце, гигантская каверна под озером, душа города, власть…
Брис расслышал, как Куру Кван сказал:
– Пора, дружище Бугг.
Не добежав тридцать шагов до заросшего двора башни Азатов, Бугг остановился как вкопанный и с улыбкой склонил голову набок.
Стальные Прутья замедлил бег и обернулся.
– В чем дело?
– Найди девочку. Я присоединюсь к тебе позже.
– Бугг!
– Я быстро, Поклявшийся. Мне надо кое-что сделать.
Гвардеец, помедлив, кивнул и побежал дальше.
Бугг прикрыл глаза. Яггутская Ведьма, услышь меня. Помнишь мою услугу у каменоломни? Настало время… взаимности.
В голове слуги зазвучал голос Ведьмы – поначалу далекий, он быстро приблизился. «Я слышу тебя, торопыга. Мне ясно, чего ты хочешь. Ах, ну ты и хитрец!»
О нет, на этот раз я не могу приписать все заслуги только себе.
Демон расширился, заполняя каверну. Сердце было повсюду. Впитывая силу, его плоть оживала. Оковы начали таять.
Осталось дотянуться и ухватить покрепче.
Вот оно – могущество тысяч богов.
Демон протянул множество загребущих цепких рук.
В пустоту…
Откуда ни возьмись раздался голос смертного.
Седа произнес всего одно слово – тихо, но четко: «Попался!»
Обман! Мираж! Ловушка!.. Демон бешено метался в вихре бурого ила в поисках выхода. Но выход из туннеля был наглухо закрыт. Гладкая ледяная поверхность обожгла холодом. Демон отшатнулся.
Тогда – через озеро. Наверх! Быстрее, быстрее…
Урсто Хубатт с бывшей любовницей Пиносель успели изрядно набраться еще до падения Летераса. Парочка распевала песни, празднуя конец долговой кабалы, выделывая кренделя на скользкой от плесени дорожке, ведущей в обход Отстойного озера. С обочины за ними настороженно наблюдали крысы и кивающие головами голуби.
Когда вино закончилось, между собутыльниками вспыхнула перебранка.
Началось с малого. Пиносель издала громкий вздох.
– Теперь ты можешь на мне жениться.
До ее приятеля не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел, его припухшие глазки широко раскрылись в недоумении.
– Жениться? На тебе? А сейчас чем тебе плохо, вишенка моя?
– Чем плохо? Я хочу, чтобы меня уважали, толстый блохастый олух! Разве я не заслужила? Женись на мне, Урсто Хубатт! Все равно нас захватили. Женись!
– Ладно, ладно…
– Когда? – потребовала женщина, чувствуя, что рыба вот-вот сорвется с крючка.
– Когда? Ну-у… – Урсто лихорадочно думал, что ответить.
В этот момент вонючая зеленая поверхность Отстойного озера набухла, став похожей на плоскую кучу удобрений из морских водорослей, и побледнела до молочной белизны. Вся вода в озере в одно мгновение замерзла, и от поверхности повалил пар.
Ледяной ветер ударил в лицо Урсто Хубатта и Пиносель.
Из глубины озера донесся глухой удар.
Урсто Хубатт вытаращил глаза и разинул рот.
Наконец он покорно опустил плечи.
– Сегодня же, милая. Я женюсь на тебе сегодня.
Глава двадцать пятая
Когда боги праха были молоды,
Они купались в крови.
Шурк Элаль спустилась по туннелю к дверям склепа. Переживая за Тегола Беддикта, она не могла избавиться от мыслей о Геруне Эберикте. Большего подлеца, чем финадд, еще поискать, а Тегол… такой беспомощный. Нет, он, конечно, крепкий и бегает, наверное, быстро, если нужда заставляет. Но убегать Тегол явно не собирался. Брис приставил к нему своих безъязыких телохранителей – уже хорошо, но Геруна они вряд ли остановят.
Мало ей забот, а тут еще Кубышка у мертвой башни Азатов отчего-то замолчала. Может, вернувшись к жизни, потеряла связь с мертвыми? Или случилось что-то пострашнее?
Женщина толкнула дверь.
В фонаре зажглось пламя. Ублала, сидя на саркофаге и поставив фонарь на колени, поправлял фитиль.
Шурк заметила выражение его лица и нахмурилась.
– Что стряслось, любовь моя?
– Времени совсем не осталось. – Поднимаясь, Ублала стукнулся макушкой о потолок и втянул голову в плечи. – Плохи дела. Я ухожу.
– Куда?
– Серегалы идут. Плохо.
– Серегалы? Древние боги тартеналов? Ублала, что ты несешь?
– Мне пора. – Он направился к двери.
– Ублала, а как же Харлест? Куда ты?
– В старую башню. – Его последние слова едва донеслись из туннеля. – Прощай, любовь моя, Шурк Элаль…
Воровка уставилась на пустой дверной проем. Прощай?..
Шурк Элаль подошла к саркофагу и сдвинула крышку в сторону.
Хр-р-р! Ш-ш-ш! Ш-ш-ш!
– Прекрати, Харлест! – Женщина оттолкнула от себя скрюченные руки. – Вылезай! Нам надо идти. – Потом смерила его взглядом и, поколебавшись, добавила: – На кладбище.
– Вот те на, – вздохнул Харлест.
Сидя в луже густеющей крови посреди улицы, император тисте эдур сжал лицо рукой, словно пытался выдавить глаза. Время от времени он пронзительно вскрикивал, выпуская из груди жестокое страдание.
В тридцати шагах от него летерийские солдаты на мосту притихли и не высовывались из-за щитов. Вдоль противоположного берега канала выстроился ряд зевак, их становилось все больше.
Трулл Сэнгар почувствовал руку на плече и, обернувшись, увидел искаженное горем лицо Урут.
– Сын, надо что-то делать… Он теряет рассудок.
Удинаас, проклятый раб, ставший незаменимым для Рулада, куда-то пропал. И вот итог: император в ярости бьется с пеной на губах, никого не признает, кричит, как испуганный зверь.
– Раба нужно изловить во что бы то ни стало, – сказал Трулл.
– Это еще не все…
Ханнан Мосаг придвинулся вплотную к Руладу и заговорил размеренным тоном:
– Император Рулад, услышь меня! Наступил день черной правды. Твой раб, Удинаас, поступил, как все летерийцы. Их сердца полны измены, и служат они только самим себе. Рулад, Удинаас сбежал.
Колдун-король был не в силах скрыть торжество.
– Сначала одурманил тебя, как белый нектар, а теперь бросил на страшные муки. В его мире не существует верности. Верить можно только родным по крови.
Рулад вскинул голову, на лице – изнеможение, в глазах – мрачный огонь.
– Верить? Тебе, Ханнан Мосаг? Моим братьям? Майен?
Залитые кровью золотые доспехи, свалявшийся медвежий мех – и меч, пронзавший человечье мясо и кишки. Император, шатаясь, выпрямился, тяжело дыша от возбуждения.
– Вы для нас – никто! Лжецы, обманщики, предатели! Вы все! – Он взмахнул мечом, разбросав красно-розовое крошево по мостовой и на ноги стоявших рядом воинов, оскалил зубы. – Как народ поступил с императором, так и он поступит с ним!
Фир шагнул вперед, но остановился, увидев, как императорский меч снова взмыл вверх, нацелясь острием ему в горло.