Дыра выглядела неожиданно свежей.
Маленькие следы показали, что ребенок подошел к фигуре сзади – нет, появился сзади, ведь других следов не было. Появился… зачем? Добраться до черепа мертвого? Но фигура высотой с эдур. Ребенку пришлось бы карабкаться.
Мысли путались. Удинааса охватывала приятная слабость от созерцания ужасной загадки. И тянуло в сон. Сон, от которого хочется спать. Сон, который убьет. Найдут замерзший труп на тюфяке? Сочтут предзнаменованием?
Ладно, идем по следам… в этот серебряный мир. А что еще оставалось?
Последний раз окинув взглядом неподвижную сцену давнего убийства и недавнего осквернения, Удинаас медленно шагнул в дверь.
Его окружило серебро, со всех сторон хлынули звуки. Битва. Крики, звон оружия. Но ничего не видно. Слева накатила волна жара, принесшая какофонию нечеловеческих криков.
Земля ушла из-под ног, звуки стихли, пропали где-то далеко внизу. Выл ветер, и Удинаас понял, что летит на кожистых крыльях. Похожие на него существа поднимались в восходящих потоках – теперь, выбравшись из облака, он их видел. Серые тела размером с быка, мускулистые шеи. Передние и задние лапы с когтями. Длинные покатые головы, челюсти демонстрируют ряды зубов, похожих на кинжалы. В глазах цвета глины вертикальные зрачки-щелки.
Локи Ввивал, так нас зовут. Порождение Старвальда Демелейна, жалкие отпрыски, которых никто не захочет признать. Мы как мухи над гниющими блюдами пира, над одним царством за другим. Д’истал Вивалла, Энкар’ал, Трол, мы нашествие демонов в тысячах пантеонов.
Дикое торжество. Не только в любви можно благоденствовать.
Сильный порыв ветра оттолкнул его и родичей в сторону. И он что-то увидел.
Элейнт! Одиночник, но как много драконьей крови. Крови Тиам.
Белые чешуйки, красные пятна от рваных ран… Перед ним возник непостижимо громадный дракон, за которым увязались вивалы.
Удинаас знал его имя.
Силкас Руин. Тисте анди, который вслед за братом испил крови Тиам; испил вдоволь. Намного больше, чем Аномандр Рейк. Тьма и хаос. Он мог бы принять на себя бремя божества… если бы представился случай.
Удинаас понял, что ему предстоит увидеть. Встречу на вершине холма далеко внизу. Предательство. Тень погубит честь, нарушив клятвы. Нож в спине и крики вивалов тут, в крученых небесах над полем боя. Тень-призрак не лгал. В итоге эдур поработили дух тисте анди. Вера обернулась ложью, в неведении таилась слабость. Праведность эдур покоилась на зыбучем песке.
Силкас Руин. Оружие тех дней обладало ужасной силой, но было повержено – убийственным криком Матроны к’чейн че’маллей.
Серебряный свет замерцал. Удинааса скрутило, и он понял, что лежит на тюфяке в доме Сэнгаров.
Кожа на ладонях и коленях была содрана. Одежда промокла от растаявшего инея.
Голос из тени пробормотал:
– Я хотел отправиться следом, но не смог. Ты был далеко.
Сушеный… Удинаас повернулся на бок.
– Место бойни, – прошептал он. – Я был там. Чего ты хочешь от меня?
– Чего хотят все, раб? Бежать. От прошлого, своего прошлого. Я покажу тебе путь. Кровь вивала защитит тебя…
– От эдур?
– Предоставь эдур мне. А теперь готовься. Сегодня у тебя есть дела.
Истощенный и разбитый, Удинаас поднялся с тюфяка.
В сопровождении двух рабов Майен переступила порог и, сделав еще два шага, остановилась. Стройная, как ива, с кожей, темнее, чем у многих, и с зелеными глазами. В длинных коричневых волосах поблескивали бусинки из оникса. Традиционный жакет из серебристого меха котика и широкий пояс из перламутровых ракушек. На запястьях и лодыжках – браслеты из китового уса.
Трулл Сэнгар видел в глазах Майен осознание собственной красоты. Что-то темное сквозило в ее взгляде, словно она вовсе не против с помощью красоты добиться высокого положения и вместе с ним свободы – пусть и грозящей неприятностями – потакать своим желаниям.
Желания были разнообразны и говорили не о достоинствах, а о пороке. И вновь Трулла одолели сомнения, когда он наблюдал, как мать походит к Майен, чтобы произнести торжественное приветствие.
Прислонившись спиной к стене, Трулл взглянул на Фира. Выражение лица брата выдавало тревогу, но неизвестно, чем она вызвана – предстоящим наутро походом или неясным будущим его народа. Рядом Рулад пожирал глазами Майен, словно одно только ее присутствие утоляло его зверский аппетит.
А Майен смотрела на Урут.
Она впитывает. Как находиться в центре внимания. Сумрак спаси, я что, с ума сошел – такие мысли лезут из темных закоулков души?
Формальные приветствия завершились. Урут отошла в сторону, и Майен поплыла вперед, к столу из черного дерева, на котором уже ожидала первая перемена блюд. Майен заняла место напротив Томада, сидящего во главе. Слева от нее сел Фир, справа – Урут. За Урут сидел Бинадас, за Фиром – Трулл. Рулад сел справа от Бинадаса.
– Майен, – обратился Томад, когда она села, – добро пожаловать к очагу Сэнгаров. Жаль, что не скоро все мои сыновья вновь окажутся вместе за этим столом. Их отправляет в поход колдун-король, и я молюсь об их благополучном возвращении.
– Я привыкла считать, что ледяные поля не таят большой опасности для воинов эдур, – ответила Майен. – Но я вижу тяжесть и озабоченность в вашем взгляде, Томад Сэнгар.
– Беспокойство старого отца, – сказал Томад с легкой улыбкой. – Только и всего.
Заговорил Рулад:
– Арапаи редко отваживаются заходить на ледяные поля – боятся призраков. Лед может ослепить, а холод высасывает жизнь, как кровотечение из невидимой раны. Говорят, там есть и звери…
– Мой брат, – вмешался Фир, – мечтает добыть громкую славу, Майен, чтобы ты смотрела на нас с благоговейным изумлением.
– Боюсь, он заразит меня только ужасом, – ответила она. – Теперь меня будет беспокоить ваша судьба.
– Мы готовы ответить на любое нападение! – торопливо воскликнул Рулад.
Оторвать бы длинный язык неокропленному идиоту.
Снова наполнили винные кубки, и заговорила Урут:
– Если не знаешь, чего ищешь, осторожность – самые надежные доспехи. – Она повернулась к Бинадасу. – Из нас только ты осмеливался заходить за восточные границы земель арапаев. Какие опасности ждут на ледяных полях?
Бинадас нахмурился.
– Старое чародейство, мать. Но оно, похоже, спит… Во льдах живет племя охотников – сам я их не встречал, но следы видел. Арапаи говорят, что те охотятся по ночам.
– Охотятся на кого? – спросил Трулл.
Брат пожал плечами.
– Нас будет шестеро, – сказал Рулад. – Мы и Терадас и Мидик Буны, а мастерство Терадаса известно всем. Хоть он и неокропленный, – добавил Рулад, – Мидик почти равен мне в мече. Ханнан Мосаг думал, когда выбирал воинов – сынов Томада Сэнгара.
Последние слова повисли в воздухе, словно перегруженные возможными значениями. Так действовала отрава подозрения. У женщин, Трулл знал, были свои убеждения, и теперь они, возможно, смотрели на шестерых воинов с сомнением, пытаясь угадать намерения Ханнана Мосага, угадать, почему он выбрал именно этих. Фир тоже думал о своем, зная то, что он знал, что теперь знаем мы все – Сэнгары.
Трулл чувствовал сомнения и попытался разобраться в себе. В конце концов, Фир, главный оружейник всех племен, получил приказ преобразовать армию эдур. От главного оружейника – в главного воеводу. Странно рисковать Фиром Сэнгаром. А Бинадас всеми признан одним из самых сильных чародеев союза племен. Вместе Фир и Бинадас были главными в завоевательных кампаниях, а Терадас Бун – непревзойденный командир при атаках с моря. Из участников экспедиции наименее ценные – я, Рулад и Мидик. Так все дело в доверии?
И что это за дар, который они должны добыть?
– В последнее время случались несчастливые события, – сказала Майен, взглянув на Урут.
Трулл заметил, как нахмурился его отец, но Майен, прочитав одобрение на лице Урут, продолжила:
– Призраки ходили во тьме в ночь бодрствования. Непрошеные, нарушители в наших святых местах; тени бежали от них.
– Впервые о таком слышу, – сказал Томад.
Урут взяла кубок и подставила слуге – чтобы наполнил.
– И все же это правда, муж. Ханнан Мосаг и его к’риснан пробудили глубокие тени. Начинается прилив перемен – и скоро, боюсь, нас сметет.
– Именно мы поднимемся с этим приливом! – возразил Томад, темнея лицом. – Сомневаешься в победе, жена?
– Я говорю только о приближающейся Большой Встрече. Разве не наши собственные сыновья рассказали о ком-то из глубин, кто забрал души летерийских охотников на тюленей? Когда эти корабли доберутся до гавани в Трейте, как, по-твоему, отреагируют летери? Мы начали танец войны.
– Если бы было так, – возразил Томад, – не было бы смысла вести с ними переговоры.
– Разве только для одного, – вмешался Трулл, вспомнив, что сказал отец, когда Трулл вернулся от лежбищ Калача. – Чтобы оценить их намерения.
– Все уже давно оценено, – сказал Фир. – Летери попытаются сделать с нами то же самое, что они сделали с нереками и тартеналами. Большинство из них не видят ошибок или моральных преступлений в прошлых деяниях. А те, кто видят, не могут или не хотят спорить с методами, а интересуются лишь целью; они обречены повторять ужасы и трактовать результат – любой – как проверку твердых принципов. Даже если кровь будет литься рекой вокруг, они будут обсуждать детали.
– Значит, быть войне, – прошептал Трулл.
– Война идет всегда, брат, – ответил Фир. – Духом, словом и мечом: история пропитана нескончаемыми столкновениями.
– И треском костей, – сказал Рулад с улыбкой человека, знающего тайну.
Напрасно он задавался, поскольку Томад не мог такого спустить и наклонился вперед.
– Рулад Сэнгар, ты говоришь, как слепой старик с мешком теней. Так и хочется подтащить тебя по столу сюда и стереть самодовольство с твоей физиономии.
Трулла прошиб пот. В лице брата не осталось ни кровинки.