– Ага. И могу я тут чем-то помочь?
– Неожиданное предложение.
– Я стараюсь постоянно удивлять, Шурк Элаль.
– Я пытаюсь выяснить ее… историю. Она кажется мне важной. Старая башня каким-то образом зачарована, и эти чары связаны с Кубышкой. Башня испытывает постоянную нужду.
– В чем?
– В человеческой плоти.
– Ох.
– Во всяком случае, именно поэтому Герун Эберикт теряет шпионов, которых посылает к тебе.
Тегол остановился.
– То есть?
– Кубышка их убивает.
Черная каменная стена поднималась к свету. По ее рифленой поверхности с неутихающей яростью текли потоки; и вся поросль, цеплявшаяся за стену, чтобы пить воду из взбаламученных потоков, была крепкой, грубой и упрямой. От основания стены тянулись каменные плоскости, по которым ползли, сжатые чудовищным давлением, громадные кучи камня, щебня, какого-то мусора, будто странствующие левиафаны.
Брис стоял на равнине, зная, что видит то, чего не видел ни один смертный. Обычные глаза здесь узрели бы лишь тьму. Живая плоть с далекой поверхности здесь была бы мгновенно расплющена. А Брис спокойно стоял, ощущая себя совершенно естественно. Одежда, доспехи, меч на поясе. Смутно чувствовалось движение ледяной воды в стремительных потоках, но вода не давила на него, не сбивала с ног. И холод не сковывал конечности.
Он вдохнул – прохлада и сырость; Брис понял, что вдыхает воздух подземного Седанса.
В этом месте обитает бог. Место действительно подходящее. Примитивное, полное дикой жестокости и невообразимых сталкивающихся стихий.
Еще одна масса фрагментов проползла мимо, и Брис разглядел – среди бледных тощих ветвей и каких-то связок веревки – плоские куски металла, открывающие длинные белые усики. Во имя Странника, металл – это доспехи, а усики…
Обломки ушли прочь, и за ними Брис что-то заметил. Неподвижные нелепые сооружения поднимались над равниной.
Он двинулся к ним.
Дольмены.
Казалось невероятным, что равнина перед ним когда-то знала свежий воздух, солнечный свет и сухие ветра.
Потом он разглядел, что сооружения – из того же камня, что и сама равнина, что они составляют с ней единое целое. Подойдя ближе, Брис разглядел на резной поверхности непрерывную вязь переплетенных символов.
Всего шесть дольменов стояли в ряд.
Брис остановился у ближайшего.
Символы укрывали черный камень серебряной сеткой, а на неровной поверхности под символами можно было разглядеть смутный силуэт. Множество конечностей, маленькая голова, скошенная и приплюснутая, массивная надбровная дуга над единственной глазницей. Большой рот усеян продолговатыми усиками, с длинным тонким клыком на конце каждого, которые сплетались в колючий ряд. Шесть многосуставчатых рук, две – а может, четыре – ноги, смутно угадываемые в волнистом камне.
Символы закрывали фигуру, и Брис заподозрил, что это своего рода тюрьма, решетка, которая не дает существу вырваться.
Он обошел дольмен и на каждой стороне обнаружил новые фигуры, все разные – кошмарные, демонические звери. На следующем камне тоже нашлись фигуры…
Четвертый дольмен оказался другим. На одной стороне символы были разомкнуты, серебро утекло, а там, где должна была быть фигура, осталась ниша от громадного существа со щупальцами вместо конечностей.
Пустая ниша выглядела зловеще. Здесь был кто-то заперт, и Брис полагал, что не бог.
Маэль, где ты? Это твои слуги?
Или трофеи?
Он уставился на нишу. Опустошение. Маэль ушел, оставив этот мир темным потокам и стадам мусора.
– Еще за одним явился?
Брис повернулся. В десяти шагах стояла мощная фигура в доспехах. Черное, покрытое патиной железо сковано заклепками, позеленевшими от времени. Высокий шлем с широкими нащечниками, опускавшимися до края челюсти, и забралом от переносицы до подбородка. Узкие глазные щели закрывала плетеная сетка, свисающая до плеч и нагрудника. Суставы на руках и ногах покрылись наростами, и усики ярких растений торчали из щелей вымокших в потоке доспехов. Бронированные рукавицы из блестящего серебра сжимали двуручный меч с лезвием шириной в ладонь Бриса. Затупленное острие меча упиралось в землю. И было видно, что с закованных в металл рук течет кровь.
Летери обнажил собственный меч. Неожиданно в грудь ударили мутные потоки, словно исчезла некая защита, оберегавшая его от губительного подземного мира. Клинок дергался и вертелся в руке с каждым ударом воды. Чтобы противостоять воину, понадобится скорость; значит, главная тактика Бриса – уклонение. Летерийская сталь меча не сломается от мощного удара, но вот рука – может.
Воин говорил на языке, которого Брис не знал, однако он все понял.
– Еще за одним? Я не намерен освобождать демонов из их магических клеток…
Дух сделал шаг вперед.
– Демонов? Здесь нет демонов. Только боги – забытые боги. Думаешь, вязь символов – тюрьма?
– А что мне думать. Я не знаю написанных слов…
– Сила в памяти. Сила в воспоминаниях – бог умирает, когда становится безымянным. Маэль создал это прибежище. Без имени бог исчезает. Совершенное преступление безмерно. Стирание имени, принуждение к новому, превращение в раба. Безмерно, смертный. И в ответ был создан я – охранять то, что осталось.
Подняв меч, воин сделал еще шаг.
Некоторые бойцы наносят невидимые раны еще до того, как обнажено оружие. В них, как полутень, видно обещание смерти. Текущая кровь ослабляет волю. Брис встречал мужчин и женщин с таким умением. И отвечал на него… весельем.
Охранник перед ним ощутимо обещал смерть.
Еще один тяжелый шаг. Сила под стать бурным потокам. Неожиданно все поняв, Брис улыбнулся.
Жестокий водоворот стих. Потоки вернулись в свое русло.
Громадный клинок метнулся справа налево. Брис отпрыгнул, а острие его меча нашло единственную достижимую цель. Летерийская сталь глубоко вонзилась между серебряными пластинками левой рукавицы.
Недалеко от сражающихся взорвался дольмен, удар потряс землю под ногами. Воин качнулся, потом обрушил свой меч рубящим ударом. Брис упал на спину, перекатился через плечо и вновь вскочил на ноги.
Меч воина вошел в базальт на четверть длины. И застрял.
Брис метнулся вперед. Поставил левую ногу рядом с охранником и двумя кулаками ударил в защищенную грудь.
Воин не упал, поскольку вцепился в застрявший меч.
Брис крутанулся и впечатал правый локоть в покрытое железом лицо. Боль пронзила его руку, когда голова противника мотнулась назад; летериец наклонился вбок, перехватывая левой рукой меч из онемевшей правой.
Воин потянул собственный меч, но тот не поддавался.
Брис снова прыгнул вперед и обрушил левый сапог на ногу охранника – на ладонь выше лодыжки.
Древнее железо вмялось. Кости хрустнули.
Воин качнулся вбок, но устоял, опираясь на застрявший меч.
Брис быстро отошел.
– Хватит. Я не желаю больше убивать богов.
Лицо в маске поднялось к Брису.
– Я побежден. Мы проиграли.
Летериец долго смотрел на воина, потом заговорил:
– Кровь, текущая из твоих рук, принадлежит этим выжившим богам?
– Ослабевшим.
– Они могут тебя вылечить?
– Нет, у нас ничего не осталось.
– Зачем течет кровь? Что, если она кончится?
– Это сила крадет храбрость – но с тобой не получилось. Предполагалось, что кровь убитых врагов… Неважно.
– А Маэль? Он не может тебе помочь?
– Он не появлялся тысячи лет.
Брис нахмурился. Куру Кван велел довериться интуиции. И ему не нравилось то, что должно было случиться.
– Я помогу. Я дам тебе свою кровь.
Воин долго молчал.
– Ты не понимаешь, что предлагаешь, смертный.
– Ну, я не собираюсь умирать. Переживу. Это поможет?
– Кровь умирающего или мертвого врага дает силы. Совсем немного – по сравнению с кровью живого смертного. Повторяю, ты не знаешь, что творишь.
– Мне кое-что нужно, страж. Я могу подойти?
– Мы бессильны перед тобой.
– Свой меч ты уже не достанешь, даже с моей помощью. Я дам тебе свой. Его нельзя сломать, так мне говорили. И я на самом деле не видел, чтобы летерийская сталь ломалась. Твой двуручный меч хорош только против тех, кто трусит и от этого становится медленным и неуклюжим.
– Похоже, так.
Бриса порадовали язвительные нотки в голосе воина. В признании поражения не было жалости к себе, но слушать его было неприятно. Брис взял меч за лезвие и протянул рукоять воину.
– Бери.
– Если я отпущу руки, я упаду.
– Хватит одной руки.
Страж высвободил руку и ухватил меч.
– Во имя Бездны, да он просто невесомый!
– Секрет ковки известен лишь моему народу. Меч не подведет.
– Ты со всеми поверженными врагами так обращаешься?
– Нет, только с теми, кому не хочу навредить.
– Скажи, смертный, в своем мире ты известный фехтовальщик?
– Так себе. – Брис стянул кожаную перчатку с правой руки и достал кинжал. – Эта рука еще ничего не чувствует.
– Приятно слышать. Хотел бы я сказать то же самое про свое лицо.
Брис надрезал ладонь; струйкой потекла кровь. Он положил окровавленную ладонь на руку воина, еще вцепившуюся в рукоять застрявшего меча, и почувствовал, как кровь просачивается между серебряными пластинками.
Воин развернул ладонь и сам железной хваткой ухватился за руку Бриса. Сломанная нога начала выпрямляться, укрепляться под громадным весом воина.
Бриса охватила внезапная слабость.
– Отпусти мою руку, – сказал воин, – иначе умрешь.
Брис кивнул, освободил руку и отошел, качнувшись.
– Жить будешь?
– Надеюсь, – сказал Брис. Голова кружилась. – А теперь, прежде чем я уйду, назови мне их имена.
– Что?
– У меня хорошая память, страж. Рабства больше не будет, пока я жив. И по ту сторону жизни я присмотрю, чтобы их имена не забылись…
– Мы древние боги, смертный. Ты рискуешь…
– Ты заслужил мир. Против тисте эдур – которые пришли поработить одного из вас – ты теперь будешь готов. Моя жизнь придаст тебе сил; будем надеяться, этого хватит, чтобы сопротивляться.