Страж выпрямился в полный рост.
– Сил хватит, смертный. И твоя жертва не будет забыта.
– Имена! Я чувствую, что уже таю…
Слова хлынули в его разум, лавина имен, и каждое клеймом отпечатывалось в памяти. Брис закричал от бесконечных слоев горя, желаний, жизни и смерти, от целых цивилизаций, обращающихся в руины и прах.
Истории. Сколько же историй, Странник…
– Странник спаси, что вы наделали?
Брис лежал на твердом эмалевом полу. Над ним склонилось морщинистое лицо Куру Квана.
– Я не нашел Маэля, – сказал королевский поборник. От невероятной слабости он не мог даже поднести руку к лицу.
– У вас не осталось и капли крови, финадд. Расскажите, что случилось.
Оставьте меня, Обители, бесконечные истории…
– Я узнал, что сделали тисте эдур, седа. Они лишили древнего бога его имен и навязали новое. Теперь он в услужении у эдур.
Глаза Куру Квана за линзами обратились в щелочки.
– Лишен своих имен… Существенно? Возможно. А если отыскать одно из этих имен? Поможет ли это вырвать его из хватки Ханнана Мосага?
Брис закрыл глаза. Все имена теперь бурлили внутри его…
– Возможно, седа, имя у меня в голове, но чтобы найти его, потребуется время.
– Вы вернулись с загадками, финадд Брис Беддикт.
– И всего пара ответов.
Седа выпрямился.
– Вам нужно время прийти в себя, мой юный друг. Еда и вино. Того и другого вдоволь. Вы можете встать?
– Попробую…
Скромный слуга Бугг шел по темному Последнему переулку Шерпа, названному так, потому что здесь несколько десятилетий назад умер бедняга Шерп. Он был здесь старожилом, припомнил Бугг. Старый, полуслепой, он постоянно бормотал о таинственном треснувшем алтаре, скрытом под улицами. А точнее – именно под этим переулком.
Его тело обнаружили скрюченным внутри нацарапанного круга, среди мусора и полудюжины крыс со свернутыми шеями. Как ни странно, мало кто пытался искать объяснения. В конце концов, в то время люди часто умирали на улицах.
Бугг скучал по старому Шерпу, даже после стольких лет, но кое-чего изменить нельзя.
Разбудило Бугга шуршание тростникового мата, заменявшего дверь в скромном жилище Тегола. Чумазая девчонка доставила срочную просьбу. Теперь она шла чуть впереди, то и дело оглядываясь – проверяла, что Бугг не отстал.
Последний переулок Шерпа упирался в другую улочку. Влево она вела к сточному колодцу, известному как Пята Странника и превратившемуся в помойную яму, а вправо – к разрушенному дому с почти обвалившейся крышей.
Девочка привела Бугга туда.
В сравнительно уцелевшем помещении, где было достаточно высоко, чтобы стоять в полный рост, и жила семья. Нереки – шесть детей и бабушка, которая перебралась с севера, после того как родители малышей умерли от трюсской горячки; эта смерть была вопиющей несправедливостью, ведь трюсскую горячку легко вылечит любой летерийский лекарь – только заплати.
Бугг слышал о них; они, очевидно, в свою очередь, тоже были наслышаны о том, какие услуги он мог предоставить в определенных обстоятельствах, и совершенно бесплатно.
Крохотная ладошка обхватила его руку, и девочка провела гостя в дверь, по коридору, где уже пришлось нагибаться под провисшим потолком. Еще три шага – и открылась нижняя часть еще одной двери. За ней обнаружилась полная людей комната.
И пахло смертью.
Бугга встретило приветственное бормотание и кивки; он отыскал глазами недвижное тело на окровавленном одеяле в центре комнаты. Короткий осмотр, и Бугг поднял голову, поймав взгляд старшей из детей – девочки лет десяти-одиннадцати, рано повзрослевшей и истощенной голоданием.
– Где вы ее нашли?
– Она сама добралась домой, – ответила девочка деревянным голосом.
Бугг еще раз посмотрел на мертвую бабушку.
– Добралась откуда?
– Она сказала, от Скрытого круга.
– Значит, она говорила, прежде чем жизнь оставила ее. – Скрытый круг – это двести или даже триста шагов. Необычайная для старой женщины сила воли заставила ее пройти такое расстояние с двумя смертельными ранами от меча в груди. – Думаю, она чего-то очень хотела.
– Да, назвать нам имя убийцы.
А не просто исчезнуть, как множество других бедняков, оставив призрак пустоты – шрам, без которого эти дети обойдутся.
– И кто убийца?
– Она оказалась на пути процессии. Семь человек и их господин, все вооруженные. Господин кричал что-то по поводу того, что его шпионы пропадают. Наша бабушка попросила монетку. Господин взъярился и приказал охране убить ее. Они убили.
– Известно, как выглядел господин?
– Его лицо отчеканено на новых доксах.
Ага.
Бугг встал на колени рядом со старой женщиной. Положил руку на холодный, изборожденный морщинами лоб и стал искать следы жизни.
– Урусан из клана Совы. Силу ей давала любовь. К внукам. Она ушла, но недалеко. – Бугг поднял голову и посмотрел шести детям в глаза – каждому. – Я слышу движение громадных камней, со скрипом открывается давно запертый портал. Там холодная глина, но не для нее. – Он глубоко вздохнул. – Я приготовлю тело для погребения по традициям нереков…
– Нам нужно твое благословение, – сказала девочка.
Бугг задрал брови.
– Мое? Я не нерек и вообще не священник…
– Нам нужно твое благословение.
Слуга помедлил, потом вздохнул.
– Хорошо. Но скажите, как вы будете теперь жить?
Словно в ответ на пороге раздались шаги, и грузная фигура ввалилась в комнатку, словно заполнив ее целиком. В молодом человеке явно сочетались черты и тартеналов, и нереков. Маленькие глазки уперлись в труп Урусан, и лицо молодого человека помрачнело.
– А это кто? – спросил Бугг. Движение громадных камней… Что здесь заваривается?
– Наш двоюродный брат, – сказала девочка; ее большие глаза с обожанием и мольбой смотрели на молодого человека. – Он работает в гавани. Его зовут Унн. Унн, это тот самый Бугг. Облачитель усопших.
Унн заговорил таким низким голосом, что его было еле слышно:
– Кто это сделал?
О финадд Герун Эберикт, на твой бессмысленный кровавый праздник явится незваный гость; и что-то говорит мне, что ты пожалеешь.
Главным достоинством Селуш из Вонючего дома, высокой и фигуристой, были волосы. Густые черные волосы, заплетенные в двадцать семь коротких косичек, торчали во все стороны, накрученные на оленьи рожки; картина получалась невообразимая. Ей можно было дать лет от тридцати пяти до пятидесяти – и разброс объяснялся замечательным мастерством в деле маскировки дефектов. Фиолетовые глаза – результат действия необычных чернил, собираемых из кольчатых червей, что обитали глубоко в песках пляжей южных островов, а яркость полных губ поддерживалась ежедневным применением несмертельного змеиного яда.
Она встретила Тегола и Шурк Элаль на пороге скромного жилища с неприятным названием, одетая в облегающие шелка. Тегола, помимо собственной воли, был вынужден оценить соски под блестящим одеянием – и не сразу поднял глаза, чтобы заметить ее встревоженность.
– Вы пришли рано! Я не ждала. Ох! Я вся на нервах. Правда же, Тегол, нужно же думать, прежде чем отчебучивать такое! Это мертвая женщина?
– Если нет, – ответила Шурк Элаль, – то у меня проблемы куда серьезнее.
Селуш подошла ближе.
– Такого отвратительного бальзамирования никогда не видала.
– Меня не бальзамировали.
– Ох! С ума сойти! Как вы умерли?
Шурк подняла безжизненную бровь.
– Даже интересно. Как часто ваши клиентки отвечают на такой вопрос?
Селуш моргнула.
– Ну заходите, раз пришли. Надо же, как рано!
– Милая, – сказал разумно Тегол, – до полуночи осталось меньше пары сотен ударов сердца.
– Именно! Видишь, до чего ты меня довел? Быстрее, заходите, нужно дверь запереть. Давайте! Так страшно на ночных улицах!.. Что ж, дорогуша, позвольте вас рассмотреть получше. Мой слуга, боюсь, был немногословен. – Она вдруг резко подалась вперед, чуть не уперевшись носом в губы Шурк.
Тегола передернуло; к счастью, женщины на него не смотрели.
– Вы утонули.
– Именно.
– В канале Квилласа. Сразу после Мясокрутки Уиндлоу, в последний день летнего месяца. Какого именно? Месяц Рыцаря? Наблюдателя?
– Предателя.
– Ага! Значит, у Уиндлоу необычно хорошо шли дела в тот месяц. Скажите, когда люди вас видят, кричат?
– Иногда.
– Со мной то же самое.
– А вам, – спросила Шурк, – делают комплименты по поводу прически?
– Никогда.
– Какая милая беседа, – торопливо сказал Тегол. – К сожалению, у нас не вся ночь в запасе.
– Да вот именно что целая ночь, придурок, – ответила Селуш.
– Ах да, верно. Так или иначе, Шурк – жертва Утопалок и, как выяснилось, заклятия неизменности.
– Ничего необычного, – вздохнула Селуш и пошла к длинному столу у задней стены комнаты.
– Тегол говорил о розах… – пробормотала Шурк, идя следом.
– О розах? Нет, дорогуша, что вы. Пожалуй, корица и пачули. Но сначала нужно разобраться с плесенью и мхом в ваших ноздрях. А потом – утулу…
– Что? – хором воскликнули Шурк и Тегол.
– Живет в горячих источниках Синецветских гор. – Селуш повернулась к Шурк, задрав брови. – Это женский секрет. Неужели вы никогда не слышали?
– Пробелы в образовании.
– Утулу – мягкотелый зверек, который питается через вертикальную щель – она у него вместо рта. Кожа покрыта ресничками, необычайно усиливающими ощущения. Реснички могут укорениться в слизистой…
– Погоди-ка, – вмешался ошеломленный Тегол. – Ты ведь не предлагаешь…
– Большинство мужчин не чувствуют разницы, но удовольствие увеличивается многократно, так меня уверяли. Я сама никогда не пробовала – утулу подсаживают навсегда, и его требуется, гм… постоянно кормить.
– И как часто? – строго спросила Шурк, и Тегол расслышал в ее голосе понятную тревогу.
– Каждый день.
– Но нервы Шурк мертвы – как она будет ощущать, что чувствует утулу?