– Каким же образом?
– Вы, государь, угощаете вином с привкусом крови; это выбивает из колеи. И до нас дошли известия об убийстве летерийских охотников на тюленей. Кровь буквально нас захлестывает.
Похоже, Бурук Бледный решил говорить прямо. Любопытная тактика, подумала Сэрен, – и вряд ли ее одобрил бы король Эзгара Дисканар.
– Я уверен, немногие оставшиеся в живых родичи убитых тюленей согласились бы с вами, когда их уносил ужасный прилив, – задумчиво сказал колдун-король.
– А еще мы узнали, – продолжал Бурук, – что когда корабли вернулись в гавань Трейта, трюмы, набитые ценной добычей, чудесным образом опустели.
– Неужели?
Бурук откинулся на спинку стула и, взяв двумя руками кубок, принялся изучать темное содержимое.
Внезапно заговорил Халл Беддикт:
– Колдун-король, меня, например, не расстраивает исход этого вероломства. Охотники нарушили старое соглашение – и заслужили свою участь.
– Посланник, – сказал Ханнан Мосаг очень серьезным тоном. – Вряд ли с вами согласятся их горюющие родственники. Я привык считать, что долг – основополагающее понятие для вашего народа. Злосчастные охотники, видимо, были должниками, нет? Их довели до отчаяния хозяева, бессердечные, как ваши слова. – Он обвел взглядом троих летерийцев. – Я один скорблю?
– Возможные последствия этой бойни принесут еще больше горя, государь, – сказал Бурук Бледный.
– Неизбежно, торговец?
Бурук моргнул.
– Неизбежно, – ответил Халл Беддикт, подавшись вперед. – Колдун-король, вы говорили о бездушных хозяевах – да, это их кровь должна была пролиться в этом случае. И все равно они хозяева только потому, что такими их считают должники. Всех отравляет золото, единственное мерило ценности. Те охотники не меньше виновны в своем безрассудстве, государь. Они участвовали в той же игре.
– Халл Беддикт, – вмешался Бурук, – говорит только за себя.
– А разве не все мы говорим только за себя? – спросил Ханнан Мосаг.
– Хотелось бы, конечно, государь, но утверждать такое было бы ложью – для меня, для вас.
Колдун-король отодвинул тарелку и подался вперед.
– А аквитор? Она хранит молчание. – Он взглянул на Сэрен спокойным, мягким взглядом. – Вы проводили этих людей, аквитор Сэрен Педак.
– Проводила, государь, – ответила она. – Так что моя задача выполнена.
– И своим молчанием вы пытаетесь отгородиться от всего, во что может вылиться эта встреча.
– Такова роль аквитора, государь.
– В отличие от, скажем, посланника.
Халл Беддикт вздрогнул.
– Я уже давным-давно не посланник, государь.
– В самом деле? Тогда позвольте спросить, зачем вы здесь?
– Он сам вызвался, – сказал Бурук. – Я не считал себя вправе его прогнать.
– Верно. За состав группы, насколько я понимаю, отвечает аквитор. – Ханнан Мосаг посмотрел на Сэрен.
– Я не видела причин перечить желанию Халла Беддикта нас сопровождать, государь.
– Вот как? Любопытно…
Сэрен прошиб пот.
– Позвольте уточнить, государь. Я вряд ли смогла бы прогнать Халла Беддикта. И решила сохранить иллюзию, что сама принимаю решения.
Ханнан Мосаг внезапно улыбнулся совершенно обезоруживающей улыбкой.
– Искренний ответ. Прекрасно, аквитор. Теперь вы можете идти.
Она встала, дрожа, и поклонилась.
– Было приятно познакомиться с вами, колдун-король.
– Взаимно, аквитор. Я хотел бы с вами позже побеседовать.
– К вашим услугам, государь.
Не глядя на остальных летерийцев, Сэрен обошла стул и направилась к выходу.
Колдун-король не хотел, чтобы она присутствовала при том, что будет происходить этой ночью между ним, Халлом и Буруком. Обидно, конечно, но она прекрасно понимала, что он, возможно, спас ей жизнь.
В любом случае все уже сказано. Интересно, понял ли это Халл Беддикт. Бурук-то, вне всякого сомнения, понял.
Мы сильно ошибались. Ханнан Мосаг, колдун-король, хочет мира.
Дождь зарядил снова. Сэрен потуже натянула плащ на плечи.
Бедный Халл.
Кто-то встал рядом. Удинаас обернулся и увидел Хулада, его морщинистое лицо было озабоченным и усталым.
– Что с тобой?
Хулад пожал плечами.
– Я вспомнил, как она метала плитки в прошлый раз… Мне страшно.
Удинаас промолчал. Он удивился, что сам не чувствует такого же страха. Грядут перемены, это понятно. Говорили, что Пернатая Ведьма испытала на себе неудовольствие Майен. Видимо, ярость Урут из-за благословения нереков, хотя и выразилась в немногих тихих словах, была страшна по смыслу. А Майен, в свою очередь, приложилась хлыстом к спине рабыни.
Разумеется, когда дело доходит до рабов, справедливости не жди.
Удинаас смотрел, как Пернатая Ведьма выходит в центр свободного пространства. Рабов собралось в громадном сарае куда больше, чем в прошлый раз. Несомненно, их привлекли исполненные ужаса рассказы о том гадании. Не хуже, чем на Утопалках.
Пернатая Ведьма села на утоптанный пол, и все бросились занимать места – для нее такая расторопность после побоев была недоступна. Удинаас видел, как напряжены ее движения – интересно, в какой степени в своих страданиях она винит его. Майен была не более жестокой хозяйкой, чем другие эдур, и била, к счастью, редко. За серьезные проступки раба ожидала немедленная смерть, а если не собираешься убивать раба, зачем выводить его из строя?
На прошлых гаданиях дело не дошло до чтения плиток. Внезапное появление вивала вернуло Пернатую Ведьму из мира Обителей. Удинаас почувствовал в груди дрожь ожидания.
Внезапно наступила тишина – Пернатая Ведьма закрыла глаза и опустила голову; желтые волосы, словно занавес, закрыли лицо. Она вздрогнула, глубоко вдохнула и раскрыла пустые глаза, в которых росли пятна беззвездного ночного неба, и словно сквозь туман появлялись спирали света. Удинаас знал, что гадалка глядит в Бездну, лежащую в громадном забвении меж звезд. Там еще нет ни творцов, ни миров, которые они создадут.
А теперь Опоры. Огонь, Дольмен и Странник. Странник, который придает форму Обителям…
– Идите со мной к Обителям.
Рабы-летерийцы перевели долго сдерживаемое дыхание.
– Мы стоим перед Дольменом, и все так, как должно быть. – Однако говорила Пернатая Ведьма напряженным голосом. – Жить – значит бороться с Бездной. Мы растем – и добиваемся побед, мы перестаем расти – и оказываемся в осаде, мы умираем – и рушится наша последняя оборона. Такова правда Обители Зверя. Клинок и Кастет, этой войны нам не избежать. Старость расцарапала лицо и выклевала глаза Старцу. Он покрыт шрамами и утомлен битвами. Карга хихикает, плюясь горькой слюной, и дергается, когда летает во сне. Губы Провидца шевелятся, но ничего не слышно. Шаман плетет узор из мертвых на полях костей, зная, что ни один придуманный узор не сохранится. Следопыт идет уверенно и целенаправленно, чтобы скрыть, что он заблудился.
Пернатая Ведьма замолчала.
Рабы забормотали. Приглашение к Обителям вышло холодным.
Спаси нас, Странник, мы в беде. В жуткой беде.
Хулад потянул Удинааса за руку и махнул в сторону дальней стены, покрытой тенями, как грязными разводами. Там, спиной к стене, стояла фигура. Аквитор. Сэрен Педак.
Пернатая Ведьма молчала, напряжение росло.
Удинаас поднялся на ноги и направился через толпу, не обращая внимания на взгляды рабов, мимо которых он проходил. Он дошел до стены и двинулся вдоль нее к аквитору.
– Что-то не так? – спросила она.
– Не знаю…
Пернатая Ведьма снова заговорила:
– Костяной трон стоит, как престол, на который никто не сядет – ведь теперь его форма враждебна. Спинка трона изогнулась, ребра опустились, лопатки стали узкими и острыми. Руки, на которых должны покоиться локти правителя, поднялись – как морды волка, и в глазах горит дикая жизнь. Обитель Зверя обрела правителей-близнецов.
– Это невозможно, – пробормотала Сэрен Педак.
– И вот перед нами… Обитель Азатов. Ее камни кровоточат, земля волнуется. Молчаливый бесконечный вопль сотрясает ветви древних деревьев. Азаты в осаде.
Рабы зашевелились, послышались протестующие голоса.
– Обитель Льда! – крикнула Пернатая Ведьма; голова откинулась назад, зубы обнажились.
Снова тишина.
– Расколотая могильная плита! Трупы разбросаны у разбитого порога. Урквалл Яггутан таэзмалас. Их нет, чтобы все исправить. Их забыли, и лед не может вспомнить вес их шагов.
– Что это за язык? – спросила Сэрен Педак.
– Яггутский, – ответил Удинаас и захлопнул рот.
– А кто такие яггуты?
Он пожал плечами.
– Мастера Льда, аквитор. Неважно. Их уже нет.
Она ухватила его за руку и развернула к себе.
– Откуда ты знаешь?
– Обитель Дракона, – произнесла Пернатая Ведьма, покрытая капельками пота. – Элейнт Тиам пюраке сеторам н’браэль бюрас …
– Драконийские слова, – сказал Удинаас, неожиданно гордый тайным знанием. – «Дети матери Тиам, потерянные во всем, от чего отказались». Примерно так. Поэзия пропадает в переводе…
– Элейнты уничтожат все на своем пути, ища мести, – говорила Пернатая Ведьма скрипучим голосом. – Мы увидим это, когда настанет долгая ночь. Королева мертва и никогда не восстанет. Консорт корчится на дереве и шепчет с безумием о своем освобождении. Вассал исчез, влача цепи в том мире, где идти – значит жить, а остановиться – пропасть. Рыцарь шагает по своему пути и скоро скрестит клинки с собственной местью. Врата пышут диким огнем. Вивал…
Ее голова вдруг отшатнулась назад, как от удара; кровь потекла изо рта и из носа. Пернатая Ведьма ахнула, потом улыбнулась красными губами.
– Локи вивал ждет. Дама и Сестра танцуют друг вокруг друга, каждая на своей половине мира. Пьющий кровь тоже ждет, ждет, когда его найдут. Землемер знает о лихорадке в своей крови и шатается на краю обрыва…
– Кто-то прервал ее, – прошипела Сэрен Педак, отпуская руку Удинааса.