– Возможно, он и оседает, – предположил, подходя, Бинадас. – Раз в несколько тысяч лет. Рушится, а потом соль вновь принимается за дело.
Трулл вгляделся в сумрак.
– Не верится, чтобы такие колоны удерживали столько льда. Видимо, все идет по кругу, как сказал Бинадас. – Трулл уловил движение – подошел Терадас, держа в руке меч.
– Там тропа, – сообщил Терадас. – И что-то вроде стоянки. Мы не первые спустились сюда.
Подошли Рулад и Мидик. Никто не сказал ни слова.
Потом Фир спросил:
– И давно там кто-то был, Терадас?
– Несколько дней назад.
– Бинадас и Трулл, ступайте с Терадасом на эту стоянку. Я останусь здесь с неокропленными.
Тропинка начиналась в двадцати шагах от расселины и петляла среди бесформенных колонн кристаллизованной соли. Вода мерно капала с тающего потолка. Терадас вел их вперед; еще через тридцать шагов тропинка закончилась на краю громадной куполообразной пещеры, где колонн не было.
В центре торчал низкий каменный жертвенник, окруженный подношениями – в основном ракушками, иногда попадались бивни с резьбой. Впрочем, Трулл бросил на жертвенник только один взгляд, потому что его внимание привлекла дальняя стена.
Отвесная ледяная стена шагов в сто в ширину – и в этой стене застыли бесчисленные звери, захваченные в момент панического бегства. Из стены торчали рога, головы и ноги, поднятые или вытянутые вперед. В замороженных глазах бледно отражался сине-зеленый свет. Сотни силуэтов уходили в толщу льда.
Ошеломленный зрелищем, Трулл, обойдя жертвенник, медленно приблизился, словно опасаясь, что в любой момент звери придут в движение и обрушат на путников бесчисленные копыта.
Подойдя, он рассмотрел под стеной тела зверей, которые вывалились из тающей стены и рухнули в липкие лужи.
Черные мушки тучей поднялись с гниющей плоти и ринулись к Труллу, словно стремясь защитить свой пир. Эдур остановился и махал руками, пока насекомые не вернулись к разлагающимся трупам. Животные – северные олени – бежали по снегу, лежавшему на морском дне плотным слоем высотой по колено. Трулл видел страх в их глазах – на расстоянии вытянутой руки за оленями в лед были вморожены голова и плечи громадного волка с серебристой шкурой и горящими глазами. Голова была поднята, зубы оскалены. Клыки с большой палец Трулла длиной блестели под оттянутыми губами.
Природная трагедия; жизнь не обращает внимания на катастрофу, которая уже обрушивается сзади – или сверху. Жестокая рука бога, столь же бесчувственного, как и сами животные.
Подошел Бинадас.
– Тут сработало заклинание, – сказал он.
Трулл кивнул.
– Бог.
– Возможно, хотя и не обязательно, брат. Некоторые силы достаточно только освободить. А дальше все катится по инерции.
– Обитель Льда, – сказал Трулл. – Как и описывают летери в своих мифах.
– Рука Наблюдающего, – сказал Бинадас, – который ждал, пока кончится война, чтобы выпустить эту силу.
Трулл считал, что знает больше других воинов эдур о старых легендах, но, слушая Бинадаса, понял, что знает ужасно мало.
– Куда ушли силы древности? – спросил он. – Почему мы живем словно… мы одни?
Брат пожал плечами, не спеша отказываться от своего привычного оружия – многозначительного молчания. Потом все же сказал:
– Мы остались одни, чтобы сохранить святость нашего прошлого.
Трулл поразмыслил, блуждая взглядом по открывшейся картине, по темным существам, не сумевшим убежать от судьбы, и произнес:
– Наша заветная правда уязвима.
– Перед вызовом – да.
– А соль разъедает лед, и наш мир становится все тоньше под нашими ногами.
– Пока то, что было заморожено… не растает.
Трулл подошел на шаг к обреченному оленю.
– То, что оттаивает, постепенно падает на землю. И гниет, Бинадас. Прошлое усыпано мухами.
Брат подошел к жертвеннику.
– Те, кто преклоняет здесь колени, приходили несколько дней назад.
– Но они не возвращались тем путем, которым пришли.
– В подземном мире есть и другие дороги.
Трулл обернулся на Тирадаса, только сейчас вспомнив о его присутствии. Воин стоял у входа в пещеру, клубы пара вырывались изо рта.
– Пойдем к остальным, – сказал Бинадас. – Завтра нам предстоит долгий путь.
Прошла ночь, сырая, холодная, с непрестанным журчанием талой воды. Эдур стояли на часах по очереди – завернувшись в мех и с оружием наготове. Но ничего не было видно в призрачном свете. Лед, вода и камень, смерть и кости – слепой триумвират, владеющий ледовым царством.
Перед самым рассветом путники встали, торопливо позавтракали, затем Рулад вскарабкался по веревкам, навешенным на вбитые в лед крючья, на две трети высоты, где расселина сужалась настолько, что можно было перебраться на северную стену, на которой Рулад принялся вбивать новые крючья. Ожидающих внизу осыпал дождь ледяных осколков, потом донесся крик Рулада. Мидик начал карабкаться по веревкам, а Трулл с Фиром обвязывали мешки с продуктами плетеными кожаными шнурами. Последними предстояло поднять сани.
– Сегодня, – сказал Бинадас, – нужно быть осторожными. Они узнают, что мы были здесь и обнаружили их сокровище.
Трулл поднял взгляд.
– Мы не оскверняли его.
– Брат, возможно, одно наше присутствие вызовет ярость.
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда воины эдур собрались на другом краю расселины и загрузили сани. Небо было чистое, и все же безветренный воздух обжигал холодом. Справа и слева от огненного шара солнца висели его маленькие копии – еще более четкие и яркие, как будто за прошедшую над миром ночь солнце завершило превращение из давно знакомого во что-то странное и пугающее, опасное для жизни.
Двинулись вперед, по-прежнему с Терадасом во главе.
Лед хрустел под ногами, шипели сани на роговых полозьях, и раздавался странный отдаленный шорох, словно тишина стала слышимой – Трулл наконец понял, что это течет его собственная кровь, под звук ударов сердца. Легкие обжигало морозом при каждом вдохе.
Эдур были здесь чужими. Обитель Льда. Она пугает летери, отнимает жизнь… Зачем Ханнан Мосаг послал нас сюда?
Терадас обернулся.
– Волчьи следы, – сказал он. – И тяжелые – продавливают наст.
Они подошли ближе, сани остановились. Трулл спустил лямку с ноющего плеча.
Следы пересекали их тропу и шли на запад. Огромные следы.
– Это вроде того зверя, которого мы видели вчера вечером, – сказал Бинадас. – На кого же они охотятся? Мы никого не замечали.
Фир хмыкнул.
– Конечно, не замечали, брат. Мы шумим.
– Все равно, – сказал Бинадас. – Стада оставляют следы. Мы бы уже наткнулись на что-то.
Они продолжили путь.
Вскоре после полудня Фир объявил привал и обед. Невыразительная ледяная равнина тянулась во все стороны.
– Тут не о чем беспокоиться, – сказал Рулад, присевший на сани. – Мы заметим любого человека… или нечеловека. Скажи Фир, сколько еще нам идти? Где этот дар, который мы должны отыскать для Ханнана Мосага?
– Еще день на север, – ответил Фир.
– Если это в самом деле дар, – спросил Трулл, – то чей?
– Не знаю.
Все помолчали.
Трулл с беспокойством изучал плотный снег под ногами. Что-то зловещее ощущалось в спокойном морозном воздухе. Словно что-то грозило нарушить их одиночество, какая-то неизвестная опасность. И все же он был со своими братьями, с воинами-хиротами.
Только почему от этого дара разит смертью?
Еще ночь. Поставили шатры, приготовили еду, выставили часовых. Трулл дежурил первым. Он обходил лагерь по периметру с копьем в руке, не останавливаясь, чтобы не заснуть. После еды клонило в сон, а ледяная пустыня словно насылала силу, мешавшую сосредоточиться. Небо над головой, как живое, меняло разноцветные узоры. Ему уже приходилось видеть такое, глубокой зимой в хиротских землях, но никогда – так ярко и живо, под непрестанное шуршание, словно битое стекло хрустит под ногами.
В нужное время он разбудил Терадаса. Воин выбрался из шатра и выпрямился, поправляя плащ, чтобы укутаться поплотнее, затем обнажил меч и молча посмотрел на живое ночное небо.
Трулл залез в шатер. Внутри было сыро. Иней рисовал на стенках шатра карты неизвестных земель. Снаружи доносились шаги Терадаса, отправившегося по кругу. Звук быстро убаюкал Трулла.
Ему снились несвязные сны. Он увидел обнаженную Майен в лесу – она оседлала мужчину и начала извиваться от неутоленной страсти. Трулл хотел подобраться поближе, чтобы разглядеть лицо мужчины, узнать его, – и вдруг оказалось, что он заблудился в незнакомом лесу; такого ощущения он никогда прежде не испытывал и испугался. Дрожащий, он стоял на коленях на сырой земле, слыша при этом отдаленные стоны удовольствия, звериные и ритмичные.
В нем росло желание. Не к Майен, а к тому, что она обрела, в диком освобождении укрывшись в мгновении настоящего, будущего или прошлого. Ее голод отозвался болью в нем, словно обломанное острие ножа в груди, колющее при каждом вдохе. Трулл закричал во сне, отвечая Майен, и услышал ее понимающий смех.
Майен, нареченная брата. Какой-то своей частью он спокойно и рационально, почти цинично оценивал себя и понимал природу этой паутины, ревности и собственных растущих аппетитов.
Мужчины эдур к обручению и браку приходили лет через десять – а то и двадцать – после полного взросления. Женщины эдур ощущали плотский голод гораздо раньше. Мужчины шептались, что женщины частенько прибегают к услугам рабов-летери, но Труллу это казалось сомнительным. Просто… немыслимо.
Он проснулся продрогший, ощущая слабость от сомнений и смущения, и некоторое время лежал в предрассветном полумраке, глядя на пар от собственного дыхания.
Что-то грызло его, но он не сразу сообразил, что именно. Не было слышно шагов.
Трулл выбрался из шатра, поскользнувшись на льду, и выпрямился.
Была очередь Рулада. У потухшего костра Трулл разглядел сгорбленную фигуру брата с поникшей под капюшоном головой.