Удинаас поменял руки и приложил лезвие ножа к правому глазу Рулада.
Снаружи слышались голоса множества людей, но Трулл не мог оторвать взгляд от ножа летерийца и от своего брата.
Он был мертв. Вне всяких сомнений. Совсем.
Раб, который день и ночь трудился над телом Рулада, заполняя смертельные раны воском, вплавляя монеты в холодную плоть, раб, который видел внезапное пробуждение, теперь стоял на коленях перед воином эдур, спокойным голосом – и руками – ведя Рулада к жизни.
Раб-летериец.
Отец Тень, кто же мы и что наделали?
Монета освободилась.
Трулл потянул Фира за собой, и они подошли ближе. Молча.
Удинаас убрал нож в чехол, затем повернулся к Труллу.
– Он еще не готов говорить. Крики истощили его – монеты на груди очень тяжелые.
Удинаас хотел подняться, но левая рука Рулада, хрустнув, отпустила рукоять меча и, звякнув монетами, уцепилась за руку раба. И держала.
Удинаас чуть не улыбнулся – Трулл впервые понял, насколько тот истощен, пройдя через все ужасы, – и снова присел.
– Ваши братья, Рулад, – сказал он. – Трулл и Фир, они здесь и позаботятся о вас. А я всего лишь раб…
Две монетки упали на пол, когда Рулад сжал руку.
– Останься, Удинаас, – попросил Трулл, – ты нужен нашему брату. Ты нужен нам.
Летериец кивнул.
– Как пожелаете, хозяин. Только… я устал. Я отключился – и пришел в себя от звуков собственного голоса. – Он беспомощно покачал головой. – Даже не знаю, что говорил вашему брату…
– Это неважно, – вмешался Фир. – Важно то, что ты сделал…
Он замолчал. Трулл увидел, как напряглись мышцы на шее брата, Фир зажмурился, сделал глубокий вдох и стал самим собой.
Трулл присел на корточки рядом с Удинаасом и стал изучать изувеченное лицо Рулада; веки были опущены, но глаза за ними двигались.
– Рулад, это Трулл. Слушай меня, брат. Пока не открывай глаза. Нам нужно снять с тебя эти… доспехи…
Однако Рулад покачал головой.
– Это погребальные монеты, Рулад…
– Д-да. Я… знаю…
Дыхание с трудом вырывалось из сдавленной груди.
Помедлив, Трулл произнес:
– Удинаас был тут с тобой, один, готовил тебя…
– Да.
– Он совсем вымотался, брат.
– Да. Скажи матери. Я хочу. Он мне нужен.
– Конечно. Только сейчас отпусти его, пожалуйста…
Рука на плече раба расслабилась и тяжело, словно неживая, упала на пол. Вторая рука, еще державшая меч, вдруг дернулась.
И на лице Рулада появилась жуткая улыбка.
– Да, я все еще держу его. Вот что он имел в виду.
Трулл чуть-чуть подался назад.
Удинаас, шагнув в сторону, оперся о сундук с монетами, сгорбился, как Рулад, и за мгновение до того, как он отвернулся, Трулл увидел, как исказилось страданием лицо раба.
Устал – не устал, для Удинааса мир и покой – в десяти тысячах шагов отсюда. Трулл ясно видел это и понимал горькую правду. У Рулада есть раб, а кто есть у Удинааса?
Непривычная мысль для эдур.
В дверях по-прежнему стояла Майен, а рядом – девушка-летерийка, Пернатая Ведьма. Трулл махнул рабыне рукой и показал туда, где скорчился Удинаас.
Он увидел, как вытягивается от ужаса ее лицо. Как она трясет головой.
Потом она бросилась прочь от здания.
Трулл поморщился.
На пороге возникло движение, и Майен пропала из виду.
Появились Томад и Урут.
Они медленно подходили к дверям, а за ними шел Ханнан Мосаг.
Ох. Нет! Меч. Проклятый меч…
Глава десятая
Белые лепестки кружатся и вьются,
летя к бездонному морю.
Покрасневшей рукой женщина с корзиной
быстро и мягко рассыпает
эти чистые крылья по ветру.
Покинутая богиня стоит, рождая полет,
который обрывается на широкой груди реки.
Корзина птиц, которым суждено утонуть.
Смотри, как плачет она в тени города,
ее рука – свободна,
терзает падаль, не зная устали,
она приносит смерть, и в ее глазах
ужас жизни.
Раскат грома, тяжелая дробь дождя по крыше. Буря пришла по реке, двинулась на север и протащила край тяжелых туч над Летерасом. Не по сезону, ненужная, гроза превратила единственную комнату жилища Тегола в закрытую, задымленную каморку. В комнате стало на два табурета больше – Бугг позаимствовал на мусорной свалке. И на одном табурете, в дальнем углу, сидел рыдающий Ублала Панг.
Он рыдал без перерыва уже больше удара колокола, и от содроганий его громадного тела табурет опасно поскрипывал.
По центру маленькой комнаты шагал туда-сюда Тегол.
Хлюпанье ног на улице, занавеска в дверном проеме отдернута в сторону, – и вошел Бугг; вода лилась с него ручьем. Он закашлялся.
– Что это у нас горит в очаге?
Тегол пожал плечами.
– То, что рядом лежало, разумеется.
– Но это была ваша шляпа от дождя. Я сам ее сплел, вот этими руками!
– Шляпа от дождя? В этот тростник заворачивали тухлую рыбу…
– Рыбой воняет, точно, – кивнул Бугг, вытирая глаза. – Впрочем, тухлая – понятие относительное, хозяин.
– Правда?
– У фараэдов это деликатес.
– Ты просто хотел, чтобы я пропах рыбой.
– Лучше вы, чем целый дом, – сказал Бугг, глядя на Ублалу. – А с этим что случилось?
– Понятия не имею, – ответил Тегол. – Ну, какие новости?
– Я ее нашел.
– Прекрасно.
– Надо пойти и забрать ее.
– Выйти из дома?
– Да.
– Под дождь?
– Да.
– Так… – Тегол снова начал вышагивать по комнате. – Это мне не нравится. Слишком рискованно.
– Рискованно?
– Ну да, рискованно. Я могу промокнуть. Тем более теперь, когда у меня нет шляпы от дождя.
– А кто виноват, интересно?
– Она уже дымилась – слишком близко к очагу лежала. Я только чуть-чуть подпихнул ее, и она занялась.
– Я ее сушил.
Тегол остановился на полушаге, рассмотрел Бугга и пошел дальше.
– Это гроза. Грозы проходят. Просто нужна причина потянуть время.
– Да, хозяин.
Тегол развернулся и подошел к Ублале Пангу.
– Дорогой телохранитель, что случилось?
Ублала красными глазами посмотрел на него.
– Вам это неинтересно. Правда. Никому не интересно.
– Разумеется, мне интересно. Бугг, мне ведь интересно? Я ведь такой?
– Точно так, хозяин. Как правило.
– Все из-за женщин, Ублала? Я чувствую.
Гигант кивнул с убитым видом.
– Они тебя побили?
Ублала покачал головой.
– Ты втрескался в одну из них?
– Точно. У меня не было шанса.
Тегол посмотрел на Бугга, потом снова на Ублалу.
– У тебя не было шанса. Странное заявление. Объясни.
– Это нечестно, вот что. Нечестно. Вы не поймете. У вас такого нет. Ну кто я такой? Всего лишь игрушка? Только из-за того, что у меня большой…
– Погоди, – прервал Тегол. – Давай разберемся, правильно ли я понял, Ублала. Тебе кажется, что они просто пользуются тобой. И их интересуют только твои… э-э… причиндалы. Им нужен от тебя только секс. Не преданность, не верность. Они пользуются тобой по очереди, им наплевать на твои чувства, на твою утонченную натуру. Они и не думают обнять тебя напоследок или поговорить. Так?
Ублала кивнул.
– И ты из-за всего этого несчастен?
Он снова кивнул, шмыгнул носом, оттопырил нижнюю губу; рот перекосило в скорбной гримасе, правая щека задергалась.
Тегол смотрел на него несколько мгновений, потом вскинул руки.
– Ублала! Ты что, не понимаешь? Ты очутился в мужском раю! О таком мы все только мечтаем!
– Но мне нужно что-то большее!
– Нет! Не нужно! Поверь мне! Бугг, ты разве не согласен? Скажи ему!
Бугг нахмурился и кивнул.
– Ублала, все так, как говорит Тегол. Если считать, что это горькая правда, и если считать, что хозяин обожает наслаждаться горькой правдой, что многие сочтут необычным и даже нездоровым…
– Спасибо за поддержку, Бугг, – прервал, нахмурившись, Тегол. – Ступай приберись, ладно?
Он снова повернулся к Ублале.
– Ты – вершина достижения самца, мой друг… Погоди-ка! Ты сказал, у меня такого нет? Что ты имел в виду?
Ублала моргнул.
– То есть? Э-э… вы тоже на этой вершине, или как вы там ее называете – тоже?
Бугг хрюкнул.
– Он там не был месяцами.
– Ну все, хватит! – Тегол подошел к очагу и вытащил то, что осталось от плетеной шляпы. Он затоптал пламя, потом водрузил опаленные ошметки на голову. – Ладно, Бугг, пойдем, вытащим ее. А этот безмозглый гигант пусть горюет тут в одиночестве. Сколько оскорблений может выдержать чувствительный человек вроде меня?
Над шляпой поползли язычки дыма.
– Она сейчас опять разгорится, хозяин.
– Ну так и от дождя должна быть какая-то польза, да? Пошли.
В узком проулке поток воды глубиной по лодыжку несся к забитому стоку, где уже собралось небольшое озерцо.
– Вам бы побольше сочувствия проявлять к Ублале, хозяин, – сказал Бугг через плечо. – Он очень несчастлив.
– Сочувствовать надо тому, у кого маленький член, Бугг. А над этим пускают слюни три женщины, ты не забыл?
– Вообще-то, отвратительная картина.
– Ты слишком долго был слишком старым, дорогой слуга. В слюнях, по сути, нет ничего отвратительного. – Тегол подумал. – Или есть?.. Нам обязательно говорить о сексе? Меня сейчас в тоску бросит.
– Упаси Странник.
– Ладно, где она?
– В борделе.
– Вот это уже действительно печально.
– Похоже на новоприобретенную зависимость, хозяин. Чем больше она его кормит, тем он голоднее.
Путники пересекли аллею Турола и направились в квартал Проституток. Ливень ослаб, над головой неслись последние тучи грозы.
– Да, – прокомментировал Тегол, – неподходящие условия для моей самой ценной сотрудницы. Почему-то мне кажется, что это я должен рыдать в углу, а не Ублала.
– Может, Шурк просто не хочет мешать дело с удовольствием.