– Прекрасно. Будем надеяться, что это не распалит вражду между канцлером и седой.
Брис удивился.
– А существует вражда? Я не слышал. Если не считать обычного столкновения мнений… – Он подумал и добавил: – Я разделяю ваше беспокойство, консорт.
– Вы замечали, финадд, что мир приводит к противоборству?
– Нет, поскольку такое замечание абсурдно. Противоположность мира – война, а война – крайнее проявление противоборства. По-вашему, получается, что жизнь сводится к колебанию между противоборством в мире и противоборством на войне.
– Не так уж и абсурдно, – сказал Турудал Бризад. – Мы постоянно ощущаем стресс. И внутри себя, и вовне. Мы можем много говорить о поисках равновесия, но в душе каждого горит желание вражды.
– Если в душе у вас разлад, консорт, – сказал Брис, – то вы умело это скрываете.
– Здесь этого умения у всех в избытке, финадд.
Брис выпрямился.
– У меня нет намерения наслаждаться враждой. Я по-прежнему скорее не согласен с вашим допущением. Так или иначе, сейчас я должен вас покинуть, консорт.
Возвращаясь в свою комнату, Брис обдумывал слова Турудала Бризада. Возможно, в них скрывалось предупреждение; впрочем, если не считать обычного предположения, что все не так, как кажется, – а во дворце это самоочевидно, – Брис не мог постичь тонких намерений консорта.
Что касается Бриса, стресс был заложен в его складе ума. Он родился с готовыми взглядами на мир, и взгляды эти огранились природой и воспитанием. Возможно, на каком-то примитивном уровне борьба за жизнь – это стресс, но это не то же самое, что борьба, порожденная активным разумом, с бурей желаний, чувств, тревоги и ужаса, безжалостный диалог со смертью.
Брис давно понял, чем именно привлекли его боевые искусства. Мир сражений, от дуэли до военных кампаний, был по сути редукционистским, простым и недвусмысленным. Угрозы, соглашения и уступки прописывались длиной летерийского клинка. Самодисциплина давала средство управлять своей судьбой, и это позволяло снизить вред от стресса, особенно если понять, что смерть использует слепой шанс, когда не остается других средств, и остается лишь принять последствия, как бы ни были они жестоки. О высоких материях можно, если захочется, порассуждать на досуге – но не лицом к лицу с врагом, когда в дело идут клинки.
Физические законы накладывают некоторые ограничения, и Брису нравилась ясная предсказуемость – достаточная в качестве основы, вокруг которой можно строить жизнь.
Жизнь Турудала Бризада была не столь определенной. Внешние данные, привлекающие людей, были его единственным аргументом, а никакие упражнения не в состоянии сдержать бег неумолимого времени. Разумеется, могут помочь алхимия и чародейство, однако темный прилив неохотно идет на уступки – он подчиняется собственным непреложным законам. Хуже того, сила Бризада зависела от прихоти других. Пусть он хоть какой профессионал, каждый его партнер – бездонный колодец необузданных чувств, желаний поймать Бризада в ловушку. Внешне, разумеется, все правила соблюдались. В конце концов, он консорт. У королевы есть муж. Канцлеру древними законами запрещены любые официальные отношения и с женщинами, и с мужчинами. У Турудала Бризада не было никаких прав; зачатые им дети не получили бы ни имени, ни власти – а королеве надлежало следить, чтобы такой беременности не случилось. До сих пор она блюла запрет.
И все же ходили слухи, что Джаналл отдала сердце Бризаду. Трибан Гнол вполне мог сделать то же, и это привело бы к разрыву давнего союза между королевой и канцлером. В таком случае Турудал Бризад мог стать ареной битвы. И понятно, что он страдал от стресса.
Но чего хотел сам консорт? Отдал ли он кому-то свое сердце? Кому?
Брис пришел в свою комнату, снял пояс и доспехи, потом избавился от пропитанного потом исподнего. Полил себя ароматным маслом и соскреб его деревянным гребнем. Поверх чистой одежды он надел парадные доспехи, вместо тяжелого учебного меча вложив в ножны на поясе свой обычный меч. В последний раз окинув взглядом скромное жилище, Брис заметил, что перевязь ножей на полке лежит неправильно, – комнату перерыл очередной шпион. Разумеется, он не был столь небрежен, чтобы неправильно положить на место ножи – их переложил тот, кто шпионил за шпионом, чтобы дать Брису знать, что прошел очередной поиск невесть чего. Как и каждую неделю.
Брис положил ножи правильно и вышел.
– Входите.
Брис перешагнул порог и замер, оглядывая захламленную палату.
– Сюда, королевский поборник.
Брис пошел на звук голоса и увидел седу, подвешенного на кожаных ремнях, свисающих с потолка. Куру Кван висел лицом вниз на высоте человеческого роста, а на голове у него был странный металлический шлем с многочисленными линзами, укрепленными в щелевых оправах перед глазами. На полу лежала древняя пожелтевшая карта.
– У меня мало времени, седа, – сказал Брис. – Я призван канцлером. Что вы делаете?
– Это важно, дружок?
– Чтобы я знал, чем вы занимаетесь? Нет, наверное, я просто из любопытства.
– Нет, я про встречу с канцлером.
– Не могу сказать. Похоже, меня рассматривают центральной фигурой в какой-то игре, которую я не постигаю. В конце концов, король редко спрашивает моего мнения по государственным вопросам; и я безмерно рад, потому что стараюсь не влезать в такие материи. Так что у меня нет возможности влиять на мнение государя, да и желания нет.
– С помощью этого устройства, – сказал Куру Кван, – я хочу доказать, что наш мир имеет форму шара.
– В самом деле? А разве древние колонисты из Первой империи не показали очевидность этого факта? Они же совершили кругосветное плавание.
– Да, но это физическое доказательство, а не теоретическое. Я хочу прийти к тем же выводам с помощью гипотез и теорий.
– Чтобы проверить достоверность метода?
– Нет-нет! Эта достоверность не подвергается сомнению. Нет, дружок, я хочу проверить достоверность физических наблюдений. В конце концов, можно ли доверять тому, что видят глаза? А вот если математическое подтверждение поддержит результат практических наблюдений, это уже кое-что.
Брис огляделся.
– А где ваши помощники?
– Я их отправил к королевскому шлифовальщику – мне нужны еще линзы.
– Давно отправили?
– Кажется, утром. Да, сразу после завтрака.
– Значит, вы висите тут целый день.
– И поворачиваюсь туда-сюда, причем не по своей воле. Есть силы, дружок, невидимые силы, которые дергают нас постоянно. И эти силы, мне кажется, сейчас в конфликте.
– В конфликте? Это как?
– Земля у нас под ногами приводит в действие императив – это заметно по тому, как кровь приливает к моему лицу, как легко затылку, как невидимые руки тянут меня вниз… Возникают весьма любопытные галлюцинации. Однако есть и противоположная, не такая мощная сила, которая тоже тянет меня – другой мир, который движется у нас над головами…
– Луна?
– На самом деле лун как минимум четыре, дружок; остальные не только находятся далеко, но и время от времени перестают отражать солнечный свет. Их очень трудно увидеть, хотя, судя по древним текстам, так было не всегда. Причины снижения их яркости до сих пор неизвестны; полагаю, к этому имеет отношение громада нашего мира. И может оказаться, что луны вовсе не так удалены, что они гораздо ближе, только маленькие. Относительно, конечно.
Брис рассматривал карту на полу.
– Оригинал? Что нового вы увидели через линзы?
– Честно говоря, дружок, я держал карту в руках, она просто упала. Зато в награду я получил озарение. Все континенты когда-то были соединены. Какие же силы, хочется спросить, растащили их? Кто передал приглашение канцлера?
– Что?.. А, Турудал Бризад.
– Какой мятущийся, несчастный юноша! В его глазах печаль… или, по крайней мере, в его манерах.
– Разве?
– И что он сказал?
– Он говорил о вражде между вами и канцлером.
– О вражде? Впервые слышу.
– Ну, значит, ее нет.
– Нет-нет, дружок, наверняка есть. Сделайте одолжение, разузнайте о ней для меня, хорошо?
Брис кивнул.
– Разумеется, седа. Если смогу. Это все?
– Все.
– Давайте, я, по крайней мере, помогу вам спуститься.
– Совсем ни к чему, дружок. Кто знает, сколько еще озарений меня ждет?
– А еще вы можете потерять конечности – или сознание.
– Пока мои конечности на месте?
Брис решительно направился к седе, подставив левое плечо под бедра Куру Квана.
– Я вас освобождаю.
– Будьте уверены, дружок, я запомню ваши слова.
– И еще несколько слов я скажу вашим помощникам, когда разберусь с канцлером.
– Не обижайте их, пожалуйста. Они ужасно забывчивые.
– Меня они не скоро забудут.
Сложив руки за спиной, Трибан Гнол шагал по кабинету.
– Какова готовность армии, финадд?
Брис нахмурился.
– Преда Уннутал Хебаз гораздо лучше ответит на этот вопрос, канцлер.
– Она сейчас недоступна, так что я спрашиваю вас.
В кабинете они были вдвоем. Два охранника дежурили в коридоре. Свечи в плошках источали аромат редких коланских пряностей, создавая несколько религиозную атмосферу. Храм золотых монет, а этот человек – верховный жрец.
– Согласно предписанию, армия и флот должны находиться в состоянии готовности, канцлер. Резерв запасов достаточен для продолжительной кампании. Как вы знаете, контракты с поставщиками предусматривают, что в случае возникновения конфликта потребности армии обеспечиваются в первую очередь.
– Да, да, финадд. Но мне нужно мнение солдата. Готовы ли солдаты короля воевать? Способны ли?
– Я считаю, что да, канцлер.
Трибан Гнол остановился и взглянул на Бриса блестящими глазами.
– Ловлю вас на слове, финадд.
– Я бы не посмел высказать мнение, канцлер, если бы не был уверен.
Гнол внезапно улыбнулся.
– Прекрасно. Скажите, вы уже нашли себе жену? Видимо, нет, хотя вряд ли есть девушка из благородной семьи, которая не согласилась бы немедленно на такой союз. Приходится жить с прошлым, финадд, и то, как мы справляемся с ним, определяет нашу жизнь.