– Что это? – промолвила сзади Пернатая Ведьма.
Он обернулся.
– Удинаас, куда ты нас привел? Кто эти дикари?
– Вис вол’раэле абси’арад.
Он посмотрел на воина, пожал плечами и снова вгляделся в далекий город.
– Я хочу подойти поближе.
– Они тебе не дадут, – возразила она.
Был только один способ проверить. Удинаас сделал несколько шагов.
Воины молчали.
Мгновение спустя его догнала Пернатая Ведьма.
– Это город мекросов. Дерево под улицами устойчиво к воде, не гниет. Смотри, остатки пристани. Вон корабельная рея. Впервые вижу такой город, но много слышал. Да, точно. Вырван из моря. Отсюда и лед.
– Свежие курганы…
Обложенные камнями холмики сырой земли вокруг руин.
– Дикари хоронили мертвых мекросов, – произнес он.
– Их сотни…
– И в каждой – сотни тел.
– Боялись заразы.
– Или, несмотря на внешность, у них доброе сердце.
– Не будь идиотом, должник. На это ушли многие месяцы.
Он помолчал.
– Это только один клан, Пернатая Ведьма. Здесь живут почти четыре тысячи.
Она схватила его за руку, развернула к себе.
– Объясни!
Он вырвался и пошел вперед.
– Призраки все помнят. Свою жизнь, тела. Настолько, что кажутся живыми, из плоти и крови. Их имя т’лан имассы…
У нее перехватило дыхание.
– Обитель Зверя…
Он бросил на нее взгляд.
– Что?
– Костяной насест, Старец, Карга, Провидец, Шаман, Охотник и Следопыт. Похитители Огня. У Эрес’аль.
– Эрес’аль… Богиня нереков. Выдуманная – так говорят наши ученые и маги, чтобы оправдать их порабощение. Возмутительная ложь! Но разве на плитках Обители Зверя изображены не животные?
– Только на дешевых. А на старых, более точных, – низкие смуглые дикари в звериных шкурах. Не притворяйся, что не знаешь, Удинаас. Ты сам нас сюда привел.
Они подошли к ближайшим курганам. Сырая земля была сплошь усеяна пожитками покойных: черепками, драгоценностями, железным оружием, золотом, серебром, маленькими деревянными идолами, обрывками ткани.
Пернатая Ведьма издала звук, похожий на смех.
– Оставили все добро наверху, вместо того чтобы закопать. Чудно!
– Может, чтобы мародеры не разрывали могилы и не тревожили мертвых.
– Ну да, повсюду сплошные мародеры…
– Трудно сказать. Я мало знаю это место. – Он пожал плечами.
Она бросила на него раздраженный взгляд.
Теперь разрушенный город был ближе: массивные деревянные колонны, обросшие ракушками; черные сморщенные жгуты водорослей; балки, поддерживающие здания; в глыбах грязного пористого льда – гниющая плоть, не человеческая. Длинная голова ящера на свернутом обрубке шеи. Вспоротый живот. Трехпалые лапы с когтями. Зазубренные хвосты. Покореженное оружие и одежда из кожи, обрывки яркой, блестящей, как шелк, ткани.
– Что все это такое?
Удинаас пожал плечами.
– На город обрушился лед. И лед, очевидно, непростой.
– Зачем ты нас сюда привел?
Он повернулся к ней, с трудом подавляя гнев, медленно выдохнул.
– Пернатая Ведьма, какую плитку ты держала в руке?
– Огонь, из Опор. – Она запнулась. – В первый раз я солгала, что больше ничего не видела. То есть никого…
– Ты видела ее, так?
– Да, Сестру Рассвет… пламя…
– И что она со мной сделала?..
– Да, видела, – прошептала она.
Удинаас отвернулся.
– Значит, это не выдумка. Не плод моего воображения. Не безумие…
– Как несправедливо! Ты… Ты ничто! Должник! Раб! Вивал предназначался мне!
При виде ее ярости Удинаас отшатнулся, сообразив. Выдавил из себя горький смешок.
– Ты сама его призвала? Ты жаждала его ядовитой крови, но не вышло, он выбрал меня. Если бы я мог, я бы с тобой поменялся. С удовольствием… Нет, неправда, как бы ни хотелось верить… Радуйся, что эта кровь не течет в твоих жилах. Это действительно проклятие!
– Лучше быть проклятой, чем… – Она запнулась, отвела взгляд.
Он всмотрелся в ее бледное лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, которые шевелил слабый ветерок.
– Чем что, Пернатая Ведьма? Чем быть рабой, рожденной от рабов? Обреченной бесконечно выслушивать мечты о свободе – слово, которое ты не понимаешь и, вероятно, никогда не поймешь. Плитки должны были служить тебе, а вовсе не твоим соплеменникам. В этих плитках тебе почудился шепот свободы. Или того, что ты за нее приняла. Так и ли иначе, проклятие – не свобода. На каждом шагу западни, капканы, которые удерживают тебя в поединке недоступных пониманию сил. Выбирая смертных, силы эти, очевидно, предпочитают рабов, поскольку те изначально осознают характер предполагаемых отношений.
Она бросила на него сердитый взгляд.
– Но почему ты?
– А не ты? – Удинаас отвел глаза. – Наверное, потому, что я не мечтал о свободе. До того, как стать рабом, я был должником, как ты мне все время напоминаешь. Долги – тоже своего рода рабство, замкнутый круг. Лишь единицы могут сбросить с себя эти цепи.
Она подняла руки, поглядела на ладони.
– Не верится. Мы здесь или не здесь? Все такое настоящее…
– Сомневаюсь.
– А можно остаться?
– В мире плиток?
– Ты не об этом мечтаешь во сне, верно?
Он поморщился, скрывая улыбку, – в вопросе нечаянно прозвучал намек.
– Нет. И я тебя предупреждал.
– Все ждала, когда ты это скажешь. Только не таким скорбным тоном.
– Думала, разозлюсь?
Пернатая Ведьма кивнула.
– Злости было много, но она прошла.
– Как ты ее поборол?
Он поглядел ей в глаза, покачал головой и снова обернулся на руины.
– Разрушение, побоище… Ужасно.
– Может, они заслужили…
– Вопрос «заслуженности» должен подниматься крайне редко. Если вообще должен. Он ведет к беспощадным суждениям и неумолимой жестокости. Зверство, совершенное во имя справедливости, порождает новые зверства. Мы, летери, уже и так прокляты своей праведностью, не нужно усугублять.
– Ты живешь мягко в очень жестком мире.
– Я уже сказал: злость мне знакома.
– Но ты ее гасишь, прежде чем она кому-то навредит.
– То есть гасить злость приходится мне одному?
– Боюсь, что так.
Он вздохнул.
– Пойдем обратно.
Бок о бок они зашагали в сторону дикарей и их пещерной деревни.
– Если бы понять, что они говорят, – произнесла Пернатая Ведьма.
– Их шаман умер.
– Будь ты проклят, Удинаас!
В ущелье тем временем кое-что изменилось – появились четыре женщины и мальчик человеческой расы.
Воин обратился к мальчику; тот ответил на его языке, затем показал на Удинааса и Пернатую Ведьму, нахмурился.
– Летери.
– Ты меня понимаешь? – спросил Удинаас.
– Почти.
– Ты мекрос?
– Почти. Должники летери. Мама с папой. Они убежали и жили с мекросами. На свободе.
Удинаас показал на разрушенный город:
– Твой дом?
– Почти.
Он взял за руку одну из женщин.
– Здесь.
– Как тебя зовут?
– Руд Элаль.
Удинаас бросил взгляд на Пернатую Ведьму. На торговом наречии мекросов «руд» означало «найденыш». Хотя откуда ей знать…
– Найденыш Элаль, так ты меня лучше понимаешь?
Лицо мальчика просветлело.
– Да! Хорошо! Ты моряк, как мой папа.
– Эти люди спасли тебя?
– Да. Они бентракты. Или когда-то были. Что это значит? Не знаешь?
Удинаас покачал головой.
– А еще кто-нибудь выжил, Найденыш?
– Нет, все умерли. Или еще были живы, но потом умерли.
– А ты как спасся?
– Я играл. Вдруг что-то загремело, и люди закричали, улица поднялась и треснула, и наш дом провалился. Я покатился к большому пролому с ледяными клыками и ударился о чьи-то ноги. Она стояла, как будто улица была ровная.
– Она?
– Это торговый язык, да? – перебила Пернатая Ведьма. – Я начинаю понимать. Вы с Хуладом между собой на нем говорите.
– Она была как белый огонь. Очень высокая. Она наклонилась и подняла меня. – Мальчик показал, как его схватили за ворот старой рубахи. – И сказала: «Нет, дудки!» Потом мы пошли сюда по воздуху, высоко-высоко. А она все ругалась.
– Она еще что-нибудь говорила?
– Что ей нелегко далось это зачатие, и она не позволит какому-то треклятому безногому ублюдку все испортить. Пусть даже не мечтает. А что такое зачатие?
– Так я и думала, – пробормотала Пернатая Ведьма по-летерийски.
Нет.
– Потрясающие глаза, – продолжила она. – Наверное, в мать. У тебя они гораздо темнее, мутнее. Но рот…
Нет!
– Сколько тебе? – с трудом произнес Удинаас.
– Не помню.
– Сколько тебе было, когда лед разрушил город?
– Семь.
Удинаас победоносно повернулся к Пернатой Ведьме.
– Да, – повторил мальчик, – семь недель. Мама все говорила, что я слишком быстро расту. Я, наверно, высокий для своих лет.
Пернатая Ведьма почему-то криво улыбнулась.
Воин снова заговорил.
Мальчик кивнул.
– Улшун Прал хочет задать тебе вопрос.
– Спрашивай, – удивленно произнес Удинаас.
– Раэ’д. Веб энтара тог’рудд н’лан н’вис тхал? Лист вах олар н’лан? Сте схабин?
– Женщины боятся, что я их съем, когда подрасту. Они хотят знать, что едят драконы. Я не понимаю, что все это значит.
– Как их можно съесть? Они же… – Удинаас запнулся. Странник меня возьми, они ведь не знают, что они мертвые! – Скажи им, что бояться нечего, Найденыш.
– Ки’бри арастешабин бри пор’тол тун логдара кул абси.
– Улшун Прал говорит, они обещали ей заботиться обо мне, пока она не вернется.
– Энтара тог’рудд ав?
Мальчик покачал головой и ответил воину на его языке.
– Что он спросил? – осведомился Удинаас.
– Не отец ли ты мне. Я сказал, что мой папа умер. Мой папа Арак Элаль умер.
– Скажи ему, Удинаас, – промолвила Пернатая Ведьма на языке летери.
– Нечего тут говорить.
– Ты оставишь его этой… женщине?
Он резко обернулся.
– А что я, по-твоему, должен сделать? Забрать его с собой? Нас ведь на самом деле даже здесь нет!