Полночный прилив — страница 84 из 142

– Что это? – промолвила сзади Пернатая Ведьма.

Он обернулся.

– Удинаас, куда ты нас привел? Кто эти дикари?

– Вис вол’раэле абси’арад.

Он посмотрел на воина, пожал плечами и снова вгляделся в далекий город.

– Я хочу подойти поближе.

– Они тебе не дадут, – возразила она.

Был только один способ проверить. Удинаас сделал несколько шагов.

Воины молчали.

Мгновение спустя его догнала Пернатая Ведьма.

– Это город мекросов. Дерево под улицами устойчиво к воде, не гниет. Смотри, остатки пристани. Вон корабельная рея. Впервые вижу такой город, но много слышал. Да, точно. Вырван из моря. Отсюда и лед.

– Свежие курганы…

Обложенные камнями холмики сырой земли вокруг руин.

– Дикари хоронили мертвых мекросов, – произнес он.

– Их сотни…

– И в каждой – сотни тел.

– Боялись заразы.

– Или, несмотря на внешность, у них доброе сердце.

– Не будь идиотом, должник. На это ушли многие месяцы.

Он помолчал.

– Это только один клан, Пернатая Ведьма. Здесь живут почти четыре тысячи.

Она схватила его за руку, развернула к себе.

– Объясни!

Он вырвался и пошел вперед.

– Призраки все помнят. Свою жизнь, тела. Настолько, что кажутся живыми, из плоти и крови. Их имя т’лан имассы…

У нее перехватило дыхание.

– Обитель Зверя…

Он бросил на нее взгляд.

– Что?

– Костяной насест, Старец, Карга, Провидец, Шаман, Охотник и Следопыт. Похитители Огня. У Эрес’аль.

– Эрес’аль… Богиня нереков. Выдуманная – так говорят наши ученые и маги, чтобы оправдать их порабощение. Возмутительная ложь! Но разве на плитках Обители Зверя изображены не животные?

– Только на дешевых. А на старых, более точных, – низкие смуглые дикари в звериных шкурах. Не притворяйся, что не знаешь, Удинаас. Ты сам нас сюда привел.

Они подошли к ближайшим курганам. Сырая земля была сплошь усеяна пожитками покойных: черепками, драгоценностями, железным оружием, золотом, серебром, маленькими деревянными идолами, обрывками ткани.

Пернатая Ведьма издала звук, похожий на смех.

– Оставили все добро наверху, вместо того чтобы закопать. Чудно!

– Может, чтобы мародеры не разрывали могилы и не тревожили мертвых.

– Ну да, повсюду сплошные мародеры…

– Трудно сказать. Я мало знаю это место. – Он пожал плечами.

Она бросила на него раздраженный взгляд.

Теперь разрушенный город был ближе: массивные деревянные колонны, обросшие ракушками; черные сморщенные жгуты водорослей; балки, поддерживающие здания; в глыбах грязного пористого льда – гниющая плоть, не человеческая. Длинная голова ящера на свернутом обрубке шеи. Вспоротый живот. Трехпалые лапы с когтями. Зазубренные хвосты. Покореженное оружие и одежда из кожи, обрывки яркой, блестящей, как шелк, ткани.

– Что все это такое?

Удинаас пожал плечами.

– На город обрушился лед. И лед, очевидно, непростой.

– Зачем ты нас сюда привел?

Он повернулся к ней, с трудом подавляя гнев, медленно выдохнул.

– Пернатая Ведьма, какую плитку ты держала в руке?

– Огонь, из Опор. – Она запнулась. – В первый раз я солгала, что больше ничего не видела. То есть никого…

– Ты видела ее, так?

– Да, Сестру Рассвет… пламя…

– И что она со мной сделала?..

– Да, видела, – прошептала она.

Удинаас отвернулся.

– Значит, это не выдумка. Не плод моего воображения. Не безумие…

– Как несправедливо! Ты… Ты ничто! Должник! Раб! Вивал предназначался мне!

При виде ее ярости Удинаас отшатнулся, сообразив. Выдавил из себя горький смешок.

– Ты сама его призвала? Ты жаждала его ядовитой крови, но не вышло, он выбрал меня. Если бы я мог, я бы с тобой поменялся. С удовольствием… Нет, неправда, как бы ни хотелось верить… Радуйся, что эта кровь не течет в твоих жилах. Это действительно проклятие!

– Лучше быть проклятой, чем… – Она запнулась, отвела взгляд.

Он всмотрелся в ее бледное лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, которые шевелил слабый ветерок.

– Чем что, Пернатая Ведьма? Чем быть рабой, рожденной от рабов? Обреченной бесконечно выслушивать мечты о свободе – слово, которое ты не понимаешь и, вероятно, никогда не поймешь. Плитки должны были служить тебе, а вовсе не твоим соплеменникам. В этих плитках тебе почудился шепот свободы. Или того, что ты за нее приняла. Так и ли иначе, проклятие – не свобода. На каждом шагу западни, капканы, которые удерживают тебя в поединке недоступных пониманию сил. Выбирая смертных, силы эти, очевидно, предпочитают рабов, поскольку те изначально осознают характер предполагаемых отношений.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Но почему ты?

– А не ты? – Удинаас отвел глаза. – Наверное, потому, что я не мечтал о свободе. До того, как стать рабом, я был должником, как ты мне все время напоминаешь. Долги – тоже своего рода рабство, замкнутый круг. Лишь единицы могут сбросить с себя эти цепи.

Она подняла руки, поглядела на ладони.

– Не верится. Мы здесь или не здесь? Все такое настоящее…

– Сомневаюсь.

– А можно остаться?

– В мире плиток?

– Ты не об этом мечтаешь во сне, верно?

Он поморщился, скрывая улыбку, – в вопросе нечаянно прозвучал намек.

– Нет. И я тебя предупреждал.

– Все ждала, когда ты это скажешь. Только не таким скорбным тоном.

– Думала, разозлюсь?

Пернатая Ведьма кивнула.

– Злости было много, но она прошла.

– Как ты ее поборол?

Он поглядел ей в глаза, покачал головой и снова обернулся на руины.

– Разрушение, побоище… Ужасно.

– Может, они заслужили…

– Вопрос «заслуженности» должен подниматься крайне редко. Если вообще должен. Он ведет к беспощадным суждениям и неумолимой жестокости. Зверство, совершенное во имя справедливости, порождает новые зверства. Мы, летери, уже и так прокляты своей праведностью, не нужно усугублять.

– Ты живешь мягко в очень жестком мире.

– Я уже сказал: злость мне знакома.

– Но ты ее гасишь, прежде чем она кому-то навредит.

– То есть гасить злость приходится мне одному?

– Боюсь, что так.

Он вздохнул.

– Пойдем обратно.

Бок о бок они зашагали в сторону дикарей и их пещерной деревни.

– Если бы понять, что они говорят, – произнесла Пернатая Ведьма.

– Их шаман умер.

– Будь ты проклят, Удинаас!

В ущелье тем временем кое-что изменилось – появились четыре женщины и мальчик человеческой расы.

Воин обратился к мальчику; тот ответил на его языке, затем показал на Удинааса и Пернатую Ведьму, нахмурился.

– Летери.

– Ты меня понимаешь? – спросил Удинаас.

– Почти.

– Ты мекрос?

– Почти. Должники летери. Мама с папой. Они убежали и жили с мекросами. На свободе.

Удинаас показал на разрушенный город:

– Твой дом?

– Почти.

Он взял за руку одну из женщин.

– Здесь.

– Как тебя зовут?

– Руд Элаль.

Удинаас бросил взгляд на Пернатую Ведьму. На торговом наречии мекросов «руд» означало «найденыш». Хотя откуда ей знать…

– Найденыш Элаль, так ты меня лучше понимаешь?

Лицо мальчика просветлело.

– Да! Хорошо! Ты моряк, как мой папа.

– Эти люди спасли тебя?

– Да. Они бентракты. Или когда-то были. Что это значит? Не знаешь?

Удинаас покачал головой.

– А еще кто-нибудь выжил, Найденыш?

– Нет, все умерли. Или еще были живы, но потом умерли.

– А ты как спасся?

– Я играл. Вдруг что-то загремело, и люди закричали, улица поднялась и треснула, и наш дом провалился. Я покатился к большому пролому с ледяными клыками и ударился о чьи-то ноги. Она стояла, как будто улица была ровная.

– Она?

– Это торговый язык, да? – перебила Пернатая Ведьма. – Я начинаю понимать. Вы с Хуладом между собой на нем говорите.

– Она была как белый огонь. Очень высокая. Она наклонилась и подняла меня. – Мальчик показал, как его схватили за ворот старой рубахи. – И сказала: «Нет, дудки!» Потом мы пошли сюда по воздуху, высоко-высоко. А она все ругалась.

– Она еще что-нибудь говорила?

– Что ей нелегко далось это зачатие, и она не позволит какому-то треклятому безногому ублюдку все испортить. Пусть даже не мечтает. А что такое зачатие?

– Так я и думала, – пробормотала Пернатая Ведьма по-летерийски.

Нет.

– Потрясающие глаза, – продолжила она. – Наверное, в мать. У тебя они гораздо темнее, мутнее. Но рот…

Нет!

– Сколько тебе? – с трудом произнес Удинаас.

– Не помню.

– Сколько тебе было, когда лед разрушил город?

– Семь.

Удинаас победоносно повернулся к Пернатой Ведьме.

– Да, – повторил мальчик, – семь недель. Мама все говорила, что я слишком быстро расту. Я, наверно, высокий для своих лет.

Пернатая Ведьма почему-то криво улыбнулась.

Воин снова заговорил.

Мальчик кивнул.

– Улшун Прал хочет задать тебе вопрос.

– Спрашивай, – удивленно произнес Удинаас.

– Раэ’д. Веб энтара тог’рудд н’лан н’вис тхал? Лист вах олар н’лан? Сте схабин?

– Женщины боятся, что я их съем, когда подрасту. Они хотят знать, что едят драконы. Я не понимаю, что все это значит.

– Как их можно съесть? Они же… – Удинаас запнулся. Странник меня возьми, они ведь не знают, что они мертвые! – Скажи им, что бояться нечего, Найденыш.

– Ки’бри арастешабин бри пор’тол тун логдара кул абси.

– Улшун Прал говорит, они обещали ей заботиться обо мне, пока она не вернется.

– Энтара тог’рудд ав?

Мальчик покачал головой и ответил воину на его языке.

– Что он спросил? – осведомился Удинаас.

– Не отец ли ты мне. Я сказал, что мой папа умер. Мой папа Арак Элаль умер.

– Скажи ему, Удинаас, – промолвила Пернатая Ведьма на языке летери.

– Нечего тут говорить.

– Ты оставишь его этой… женщине?

Он резко обернулся.

– А что я, по-твоему, должен сделать? Забрать его с собой? Нас ведь на самом деле даже здесь нет!