— Я сказал ему, — перебил друга Гейдж, — что у них задрожат колени и застучат зубы от твоих хвастливых речей.
Малик печально покачал головой.
— Стрелы твоих ядовитых слов ранили меня в сердце. После стольких лет дружбы ты так и не оценил моих подлинных достоинств.
— Ты изо дня в день ежеминутно расхваливаешь себя. Как же я могу сомневаться в твоем мужестве?
— Я совершенствуюсь и хочу, чтобы ты знал об этом. — Малик отвел взгляд и тихо сказал: — Если для тебя будет лучше, то я останусь в Бельриве.
— Ты позволишь Вильгельму указывать, с кем мне быть, кого брать в друзья и сражения?
— Он правитель Нормандии.
— Он нуждается во мне, а не я в нем. Если решу идти, ты пойдешь со мной. — Поморщившись, Гейдж досказал: — Я уж не говорю о том, какой разгул ты устроишь здесь, оставь я тебя в замке.
— А ты затоскуешь без меня, и ничто тебе не поможет.
Помрачнев, Малик снова взглянул на небо.
— Возможно, мне придется остаться здесь, — пробормотал он. — У меня тяжелое предчувствие: там, за морем, меня ждет беда.
— Так начертано на небе, — едко заметил Гейдж. — Господь милостивый, ты тоже лишился разума при виде этой дьявольской кометы.
— То, что не дано понять уму, чувствует сердце.
— Или придумывает. Может, тебе следует трижды прокрутиться на пятке вокруг себя, чтобы отогнать дьявола и спасти душу?
— Какой ты циничный, — передернул плечами Малик, — ни во что не веришь.
— На этой земле — нет. Впрочем, я верю в нас — в себя и тебя, в то, что можно видеть, услышать и потрогать. — Он взглянул на комету. — А ты, сдается мне, вроде Вильгельма, замечаешь только то, что тебе надо. Не хочешь сопровождать меня в походе, так и скажи. Не обижусь.
— Я пойду, — прервал недолгое молчание Малик. — Пусть будет что будет. — Говорил он спокойно, но обреченно. Внезапная улыбка озарила его лицо. — Обещай мне, что не дашь погибнуть от рук этих варваров. Столь печальный конец не годится для такой блестяще начатой карьеры.
— Обещаю. — Гейдж признательно взглянул на друга.
— Хорошо. — Малик поспешил к двери, ведущей из зала. — Раз уж мы решили броситься в эту кровавую бойню, то следует не теряя времени предаться прелестям жизни. Вот уже три часа меня в спальне ждет прелестная дама.
— Наверняка она уже ушла. Дамы не любят ждать.
— Эта останется… Из любопытства. Она хочет проверить, правда ли, как говорят, что сарацин прекрасен телом так же, как и душой. — На мгновение остановившись у порога, он сообщил: — Ее имя леди Женевьева. Ты не против? Она ведь была твоей дамой.
Гейдж пожал плечами и равнодушно заметил:
— Не стоит и спрашивать. Мы и прежде делили женщин. Ты прав, она из любопытства никуда не уйдет. Дама обворожительна и…
Ему с Маликом приходилось много раз обладать знатными дамами, здесь и в Византии, которые скуки ради искали тайных развлечений. Женевьева оказалась забавнее других, но Гейдж не обольщался на ее счет: как и она к нему, так и он не чувствовал к ней привязанности.
— …очень изобретательна. Ты получишь удовольствие.
— Если тебе нужна женщина, то она намекнула, что не прочь, если мы оба окажемся с ней в постели.
— В другой раз.
Малик в нерешительности потоптался, вглядываясь в лицо Гейджа.
— Тебя мучают сомнения? Хочешь поговорить? Я останусь.
— И заставишь ее опять ждать?
— Ей придется ждать меня вечно, если я нужен тебе. Награда за дружбу дороже телесных утех.
— Но получаешь ее не сразу. — Он нежно улыбнулся Малику. — Иди. Увидимся утром.
Малик кивнул и вышел из зала.
Гейдж обратил взгляд к комете, и сердце бешено заколотилось от нахлынувших вожделенных мечтаний.
Англия. В памяти ожили рассказы о ней короля Хардраады в полумраке его замка, о лакомстве со сладким названием «Англия». Его отцу всегда хотелось заполучить эти земли. Гейджу, его незаконнорожденному сыну, бастарду, еще предстоит поквитаться с Норвегией и Хардраадой, когда он вступит в союз с Вильгельмом. И он пойдет до конца, он заставит отца признать его.
Впрочем, вряд ли это удастся. И все-таки долгое время в нем теплилась надежда, но со временем и она истаяла. Что ж, придется понять простую истину и смириться. Во время последнего похода Хардраада с грубой прямотой отрекся от сына.
Раз у него нет отца, то ни о какой преданности не может быть и речи.
Англия открывала для него безграничные возможности. В честолюбивых мечтах Гейдж заносился высоко, и презираемая им знать ловила каждый его жест, наперебой пытаясь услужить. Он мечтал о власти, славе и трепете подданных, о чем Гейдж не мог даже подумать в Нормандии и в Норвегии.
Яростное свечение кометы звало к сражению, вселяло уверенность в победу.
Хотя Гейдж и не верил в приметы, но ему, как будущему барону, а может, и наследнику Хардраады, не обойтись без надежной защиты. Почему бы не призвать в союзники этого сверкающего посланца небес, наводящего ужас на всех и вся, вселяя предчувствие грядущей беды? Безрассудная смелость новоявленного купца-рыцаря, выступающего под знаменем кометы, заставит трепетать Вильгельма, короля Гарольда Английского, Хардрааду и даже самого Папу Римского.
2
Багровый закат охватил запад небосклона, окрасив его в алый цвет, но он не смог по краскам соперничать с кровью Малика, что зловеще залила его длинные одежды.
— Я сделал все, что в моих силах. — Отец Бернар покачал головой. — Бесполезно. Я остановил кровь, но рана слишком глубокая. Он умрет. Мне надо идти к другим покалеченным.
— Ни с места! — остановил его Гейдж. — Он ведь еще жив, помоги ему.
Отец Бернар обвел взглядом поле битвы и перекрестился. Убитые, раненые, искалеченные и горы трупов. С трудом верилось в благословение Папы на столь кровавую резню. Войско саксов было полностью разбито, но и армия Вильгельма понесла ощутимые потери. Раненые верили, что священники могут сотворить чудо, надеялись, что они вопреки всему вытащат из лап смерти тех, кого уже невозможно спасти.
— Я должен идти к тем, кому я нужен. — Отец Бернар поднялся с колен. — Этот человек мертв.
— Он дышит, и я не теряю надежды, что его можно спасти.
— Я и так потратил слишком много времени на этого сарацина, а меня ждут правоверные христиане.
Гейдж Дюмонт, встав перед отцом Бернаром во весь рост, заступил ему дорогу.
— Потратил? Этот язычник лучше всех христиан, которых я знаю.
— Не богохульствуй! Да простит Господь такие… — Отец Бернар отступил, встретившись взглядом с горящими ярко-голубыми глазами Дюмонта. На его перекошенном от гнева лице появилось неистовое, дьявольское выражение. Рука отца Бернара потянулась к груди сотворить крестное знамение, но замерла в воздухе. Хотя Гейдж Дюмонт и сражался сегодня с невиданной храбростью, словно легендарный герой-исполин, но все равно он оставался лишь простым смертным, а не исчадием ада.
— Грешно так говорить, — только и нашелся сказать отец Бернар.
— Грех оставлять человека умирать, когда он может выжить. — Гейдж выхватил из ножен меч и наставил его на священника. — Ты не отойдешь от него ни на шаг. Спаси его!
— Что ты хочешь от меня? Даже под угрозой смерти я буду повторять тебе снова и снова, что не сумею вылечить этого сарацина. Он безнадежен.
— Я знаю, кто может вылечить его.
Гейдж взглянул на небольшую группу пленных, стоявших неподалеку под охраной стражников.
— Кто сказал?
— Я, лорд Ричард Редфернский. — Высокий белокурый мужчина не спеша выступил вперед, но тут же был остановлен стражником. Он продолжал говорить через плечо солдата: — Ты хочешь, чтобы этот человек остался жив? Освободи меня, и его вылечат.
— Он лжет. Никто не сможет спасти язычника, — раздался голос отца Бернара.
Не обращая внимания на его слова, Гейдж испытующе разглядывал правильные черты лица красивого сакса.
— Так ты говоришь, что сможешь вылечить его?
— Не я. Моя жена дважды была при смерти и, если бы не знахарка из моей прислуги, ей бы не выжить.
— Предатель! — вырвалось у пожилого пленника. — Я послал эту женщину к своей дочери, а не для лечения норманнов. По мне, лучше смерть, чем помощь врагу.
— Ну и глупец ты, милорд Келлз, — огрызнулся Ричард. — Король Гарольд погиб, мы разбиты. Может, тебе и по вкусу рабство, а мне нет. Нам не подняться вновь без умения торговаться. — Он снова обратился к Гейджу: — Твоего человека еще можно спасти. Освободи меня и позволь привести лекаря. Эта женщина — рабыня, и я подарю ее тебе.
— Не успеешь, — позлорадствовал отец Бернар: его раздражала уверенность сакса.
— Мои владения к северу отсюда менее чем в часе езды, — неторопливо продолжал пленный. — Через два часа она будет у раненого.
Гейдж напряженно всматривался в лицо Ричарда.
— А что ты хочешь взамен за знахарку? — Уж он-то знал, что за все надо платить.
— Просто свободу, — не задумываясь ответил Ричард, — и… — он помолчал, — возможность служить тебе.
После минутного колебания Гейдж отрывисто бросил:
— Свободу ты, может, и получишь, но всего несколько часов назад ты убивал моих солдат. Я не беру врагов на службу.
Он повернулся к капитану Лефонту, отвечавшему за пленных.
— Возьми этого человека, солдат и поезжай в Редферн. Привези сюда эту женщину.
— Ты не пожалеешь, — продолжал Ричард, пока капитан развязывал его. — А там посмотрим, думаю, что я пригожусь тебе. — Он неторопливо растер затекшие от веревок руки.
— Мне наплевать на твою нужность. Если Малик умрет, то берегись. Будешь жрать объедки с моего стола вместе с собаками. — Гейдж повернулся к солдату: — Поставь мою палатку. Мы разобьем лагерь здесь.
Капитан Лефонт удивленно посмотрел на него.
— Мне казалось, его милость решил не останавливаясь двигаться к Лондону.
— Пусть Вильгельм идет без меня. Я присоединюсь к нему позже.
Отец Бернар недоуменно покачал головой.