котором я плясала все детство. Я быстро запоминаю рисунок танца, реагирую, схватываю на лету, но от головы до ног импульс идет очень медленно.
«Зачэм тебе такая голова? – причитала Мадина Алибековна все мое детство. – Давай ее отрэжэм и Фатиме приставим! У нее такие ноги! Почему такая несправэдливость? Фатима, давай ты начнешь думать, чтобы твои ноги уже поимэли смысл, а не то, что я сейчас вижу? Фатима, встань за головой Маши! Смотри! Она будет дэлать головой, а ты ногами! Фатима, дорогая, я тебя сейчас убью, вот не волнуюсь за тебя совсэм! Ты хорошо выйдешь замуж с такими прекрасными ногами и такой глупой головой! Я за Машу волнуюсь – она не выйдэт замуж! Кто ее возьмет, такую умную с такими короткими ногами? Маша, не можэшь ногами, хотя бы руками красиво вот так… туда… сюда… Сделай впэчатлэние!»
Я пыталась «сделать впэчатлэние», но безуспешно. До сих пор не владею этим навыком. Как только выхожу на сцену, вижу публику – сразу начинают трястись коленки. Сейчас – через Zoom – я расцвела, записываю лучшие эфиры в своей жизни, прекрасные интервью и всякие подкасты. Просто потому, что не чувствую страха. Все отмечают, что я стала раскрепощенной, менее зажатой, яркой и интересной. Никто не видит моих дрожащих коленок, потому что они спрятаны под столом.
Симе я поставила классическую хореографию. У спинки стула – за неимением в доме станка. Подобрала музыку, «Шутку» Баха в современной обработке – модные исполнительницы, которые играют на двух арфах. Три дня сокращали, переделывали, попадали в такт. Чтобы запись видео была идеальной, я позвала сына – выставить свет и ракурс. Дочь не попадала в музыку, забывала движения. Через пятнадцать минут начала рыдать.
– Все, я больше не могу, – сказала я, – прекрати плакать по пустякам. Я пойду поработаю, когда будешь готова, позови.
– Ты всегда меня бросаешь! Ты меня совсем не поддерживаешь! Ты меня не любишь, что ли, вообще? Ты мне никогда не помогаешь! – выкрикивала Сима сквозь слезы.
Я, если честно, опешила. Сима убежала в свою комнату.
– И что это было? – спросила я сына.
– Поздравляю, ты опять не заметила у ребенка начало переходного возраста, – ответил сын.
– Что значит «опять»? – возмутилась я.
– У меня ты его тоже не заметила! – сказал сын.
– Еще как заметила! Ты разбивал зеркала в шкафах и плитку в ванной! Ломал ручки и карандаши! Я тапками в тебя бросалась! Ни разу не попала, правда!
– Не помню, – улыбнулся сын.
– И что мне делать? – спросила я, поскольку оказалась не готовой к тому, что пубертат совпадет с самоизоляцией. Да и вообще не готова к взрослению дочери.
– Ну тапками точно бесполезно кидаться. Иди успокаивай, – посоветовал сын.
Я пошла и успокоила. Мы записали видео. Ждали результатов. Я волновалась больше, чем дочь. Ей просто некогда было. Она опять готовилась к конкурсу – на сей раз от учительницы русского языка. Елена Юрьевна задала детям написать сочинение на тему «Самый удивительный день на карантине».
Степа решил написать, как перелезал через забор, зацепился и застрял. А Кирилл – как чуть не утонул в речке на даче. Ксюша писала про рождение у приблудной кошки, подобранной у мусорки, пятерых котят, которые теперь живут у них в доме: Облачко, Пушистик, Хвостик, Лапочка и Моська. Анюта про то, что любимая черепаха отложила яйца, а потом их съела. Даша собиралась написать про то, как папа нечаянно придавил дверцей шкафа любимого хомяка, причем насмерть. А также про торжественные похороны хомяка в ближайшей лесополосе, с соблюдением всех санитарных требований.
– Круто! Хомяк в маске был? – восхитился Степан.
– Нет, – ответила Даша. – Мама опрыскала коробку антисептиком. И внутри, и снаружи. И хомяка тоже. А потом нашу обувь и куртки. И папу, который придумал устроить похороны.
Сева же сообщил, что строит домик-кормушку для птиц – старой не хватает. Птицы прилетели, расплодились, и теперь птенцам требуется новая жилплощадь. Но это еще ладно. Птицы гостей зовут каждый день и вечеринки устраивают. Видимо, дни рождения всех птенцов отмечают. Запасы семечек стремительно иссякают.
– Мне совершенно не о чем писать! У меня ничего интересного в жизни не происходит! – Сима нашла новый повод пострадать.
– Напиши про тренировки, – предложила я.
– Ничего интересного вообще! Ничего удивительного!
– Ну напиши сочинение в жанре фантастики или хоррора. Пойми, сочинение – это твоя фантазия. Никто не ждет от тебя чистой правды. Герои называются лирическими, у них могут быть прототипы, но это совершенно не обязательно, а текст является художественным произведением.
– Тебе легко говорить, ты про нас пишешь, – заметила дочь, – у тебя каждый день с нами интересный.
– Это точно, – согласилась я.
Сима не успела всласть пострадать над сочинением, поскольку наш гимнастический клуб объявил в инстаграме «челлендж» – девочки-гимнастки на карантине, в реальной жизни, так сказать. Кто-то пылесосит в шпагате, кто-то читает в стойке на руках или гладит белье в мостике. Дочь отвлеклась от сочинения и начала придумывать, что может сделать с задранной к уху ногой. Наконец решила, будет пить чай, пользуясь ногами, а не руками.
– Симуль, это неприлично. Папа нас не поймет. – Я пыталась отговорить дочь, поскольку у меня не было под рукой чайного сервиза, который не жалко бить. К тому же папа нас действительно бы не понял.
– Тогда я буду перелистывать книгу пальцами ног, – предложила Сима.
– Симуль, ты хочешь, чтобы у папы нервный срыв случился? Давай мы не будем трогать книги, еду и другие вещи, которые предполагают использование рук, ногами и другими частями тела.
– А что мне делать? Девочки уже все разобрали – Алиса будет делать вид, что спит в шпагате, а Полина – что моет посуду. Маруся – резать салат, а Аня – поливать цветы. У нас даже цветов в доме нет!
– О, я придумала, давай ты напишешь сочинение про ваши гимнастические «челленджи» и конкурсы! – воскликнула я.
Я давно поняла – во время переходного возраста, а также прочих кризисов трех, пяти и прочих лет, включая кризис среднего возраста, лучший прием – переключение. Вот начал ребенок страдать на одну тему, а ты ему тут же другую предлагаешь. И пока он решит, какая из них больше заслуживает страданий, есть время выдохнуть.
Сима, забыв про «челлендж», пошла писать сочинение, а я решила опробовать этот прием на муже. Он давно пережил кризис среднего возраста, но, видимо, существует еще какой-то. Тот, что перед пенсией. Муж вдруг стал ходить и причитать, что всю жизнь работал как проклятый, а семье ему оставить нечего – ни домика в стародачном поселке под Москвой, ни великих мемуаров или картин, которые наследники смогут продать подороже. Ни квартиры, в которой, как выяснилось, не хватает минимум двух лишних комнат. И вообще, жизнь прошла, а он так и не исполнил свою профессиональную мечту.
– Это какую? – уточнила я.
– Знаешь, я всегда хотел работать в библиотеке с хорошим фондом. Я бы сидел и разбирал этот фонд, каталог составлял. А если не в библиотеке, то в книжном магазине, букинистическом. Я бы про книги рассказывал, советовал, что приобрести, читал.
Когда муж стал рассказывать про работу мечты почти каждый день и про то, что сейчас самое время переосмыслить прожитое и начать новое, пока не поздно, я начала волноваться. Вдруг он и меня как жену решит переосмыслить?
– Знаешь, надо вернуть билеты. Давай ты позвонишь в «Аэрофлот» и попробуешь вернуть деньги. Мы уже точно никуда не улетим, – предложила я мужу взять на себя первый пункт в своем списке дел на завтра.
На следующий день, в течение пятнадцати минут послушав музыку в трубке, пообщавшись с девушкой из колл-центра, произносившей рекордное количество слов в минуту, оказавшись с разряженным в самый напряженный момент разговора телефоном в руках, муж забыл про библиотеку и магазин. Он вернулся к своим рабочим обязанностям, и я не завидую тем подчиненным, которые попали ему под горячую руку.
Когда я сообщила ему, что оставила заявку на возврат всех билетов, муж посмотрел на меня так, что я успокоилась – меня он переосмысливать не собирается. Во всяком случае, в ближайшее самоизоляционное время.
День сурка, или Многие знания – многие печали
Самоизоляция, дистанционные работа и обучение все-таки сказались на режиме дня. Дочь начала ложиться спать на двадцать минут позже обычного. Не в девять тридцать, а без десяти десять. Вставать мы все стали позже. Муж наконец сдался и отключил будильник на телефоне. Я высыпалась и могла позволить себе утренний подъем в девять утра, а то и в девять тридцать – вообще непозволительная роскошь. Сын появлялся на публике ближе к обеду – к часу дня, выходя на запахи, доносившиеся из кухни.
Дочь по-прежнему просыпается раньше всех. По утрам она заходит к нам в комнату и будит папу. Меня – в исключительных случаях. Папа просит Симу почитать и досыпает еще полчаса. Сима читает, лежа в кровати. Потом встает муж, делает зарядку, принимает душ, варит кофе, заваривает чай, выставляет на стол завтрак, который я готовлю с вечера. И они с дочерью садятся завтракать. Откуда я все это знаю, если предполагается, что я сплю? Муж встает шумно и непременно задевает меня то локтем, то ногой. Потом он закрывает дверь комнаты так, что я окончательно прихожу в сознание. После чего роняет вилку или ложку, кастрюлю или чайник – не важно. Но обязательно роняет. От этих звуков я подскакиваю на кровати. Но усилием воли заставляю себя полежать еще минут пятнадцать. Заодно просматриваю новости и почту. Интересно, почему я раньше себе такого не позволяла?
Но тут я проснулась раньше обычного. Зашла на кухню, где завтракали муж с дочерью. На моем месте, то есть на той части стола, где всегда стоит ноутбук, за которым я работаю, стоял ноутбук мужа. Мой же лежал, сиротливо приткнувшись к спинке стула. Дочь ела не полезную кашу, которую я сварила с вечера, а неполезные хлопья. Из ноутубука на всю кухню разливалась старая запись радиопередачи «Клуб знаменитых капитанов», которыми муж развлекал сына, а теперь дочь. Боюсь, что и наши внуки будут приговорены к обязательному прослушиванию. Помните? «В шорохе мышином, в скрипе половиц медленно и чинно сходим со страниц. Шелестят кафтаны, чей там смех звенит? Все мы капитаны, каждый знаменит».