– Ну вот, раз тебе помогло, Васе точно поможет, – сказала дочь, держа в руках пузырек с нашатырным спиртом и ватку.
– Нет, Симуль, не надо его нашатырем. Это слишком жестоко, – попросила я. – Нашатырь используется, если человек без сознания. В медицинских целях исключительно.
Сима пошла в отца. Тот тоже приводил меня в чувство радикальными способами. Никогда не забуду, как однажды упала в обморок. Муж меня поднял, решив перенести на кровать. В процессе переноски не вписался моим бездыханным телом в дверной проем. Ноги пронес, а голову нет. От мощного удара лбом о косяк я, конечно, очнулась. Помимо здоровенной шишки, я, судя по симптомам, получила и сотрясение мозга. К врачу не ходила. Как бы я объяснила ситуацию? Любящий муж переносил меня на руках, но при транспортировке не учел ширину дверного проема? Впрочем, после того случая при первых проявлениях слабости и нестабильного кровяного давления я быстренько на всякий случай принимаю горизонтальное положение.
Гришин папа рылся в детском рюкзаке в поисках влажных салфеток. Выгреб целую аптечку с приблизительно месячными запасами антисептиков во всех видах – геля, салфеток, спреев. В наличии имелся также пульверизатор ярко-желтого цвета с чем-то явно антисептическим. Папа попытался оттереть голубиный помет влажной салфеткой, но Гриша отдернул руку и завопил так, что стало понятно, в кого пошел ребенок – точно в папу. Хотя, конечно, я не знала, какой диапазон криков у мамы.
– Что? Что? – кричал заполошно папа.
– Мама не так делае-е-е-ет! – рыдал Гриша.
Папа все же сорвался. Но он молодец – долго держался. Почти полчаса с начала прогулки. Он истерично опшикал сына антисептиком с ног до головы, протер его антибактериальными салфетками тоже с ног до головы, хотя Гриша вырывался. Зажал сына между колен и залил того сверху гелем, убивающим девяносто девять процентов микробов. И еще сверху попшикал из пульверизатора.
– Вот, вот, и еще, и вот это! – орал мужчина на пике нервного срыва. Зажатый между колен отца Гриша обмяк и лишь негромко подвывал.
Вдруг стало тихо. Лишь потому, что замолчали Гриша и его папа. Даже голуби скрылись с глаз. Гриша лежал на дорожке парка мокрый, липкий и отчаянно пахнущий спиртом. Видимо, Гришина мама развела водку водой и заполнила ею пульверизатор. Гришин папа жадно пил воду из детской бутылки. Наконец он добрался до телефона и трясущимися руками нажал на кнопку.
– Знаешь что? Знаешь что? Всё!!! – объявил он, видимо, Гришиной маме. И волоком потащил мальчика домой. Гриша упирался, но скорее по инерции.
– Что же ты упираешься? – сделала замечание Грише чужая бабуля, которая не была свидетельницей сцены с голубями. – Вот заберу сейчас тебя, раз ты такой непослушный.
– Забирайте! – обрадовался Гришин папа. Он сорвал с себя детский рюкзак, сунул в руки обалдевшей бабуле и подкатил к ней велосипед с лежащим на руле мальчиком. После чего отошел на метр, все еще трясущимися руками вытащил пачку сигарет, прикурил и с наслаждением затянулся.
В нашем парке любители покурить на природе давно подверглись дискриминации. Они уходят в кусты, желательно крапивы, и там тайно курят в кулак. Открыто на тропинках не курит никто. Есть несколько мест, где курильщики собираются кучками и ностальгируют. Знакомятся, тут же становятся друзьями, мужчины помогают прикурить дамам. Дамы красиво затягиваются и кокетничают. По слухам, в этих «местах для курения» знакомства уже несколько раз переросли в крепкие браки. Туда иногда захаживают женщины в поисках личной жизни, вооружившись электронными сигаретами последней модели. Но у них нет шансов.
Гришин папа затянулся открыто, дерзко, на глазах у изумленной публики. Смелый мужчина. Чужая бабушка так и застыла с рюкзаком наперевес. Гриша смотрел то на бабушку, то на отца.
– Ну что? Забирайте, вы же хотели! – прикрикнул на бабулю Гришин папа. – А ты иди! Тебе же со мной не нравится гулять! – заявил он сыну.
– Да я… не буквально же… не в прямом смысле… – промямлила бабуля.
– Мне нлавится с тобой. Очень, – тихо сказал Гриша.
– Тогда больше не грозитесь тем, что выполнить не можете! – рявкнул Гришин папа бабуле. – А ты забирай рюкзак, садись на велосипед и поехали домой.
Бабуля прытко помогла мальчику надеть рюкзачок на спину, Гриша проворно закрутил педалями. Папа шел по дорожке и курил.
Я точно знаю, чем закончилась эта история. Гришина мама сначала упала в обморок, потому что от ребенка нестерпимо пахло перегаром. Выйдя из обморока, объяснила Гришиному папе, что спрей – для велосипеда, мячика и игрушек. Гель – для рук. Влажные салфетки для лица и протереть одежду, чтобы не осталось пятен. Не отстираешь потом. Водка – на всякий случай, если вдруг остальные антисептики закончатся. В конце влажной обработки Гришины руки обычными салфетками протереть. Он так привык. Нет, рот и глаза ни в коем случае не антибактериальными салфетками! Для глаз – обычные, бумажные или в рюкзаке специальная упаковка для деликатного снятия макияжа. Рот просто обычными вытереть! Элементарно же! Как можно было не догадаться?
– А это для чего? – Гришин папа наверняка обнаружил в рюкзаке две банки с кремом.
– Ты что, совсем уже? Читать не умеешь? Этот крем под подгузник, а этот мой – для рук!
– А под подгузник кому? – наверняка уточнил папа, с ужасом оглядываясь, поскольку не замечал наличия грудных младенцев в собственной квартире. Но всякое бывает в жизни. Вчера еще не было, а сегодня уже пожалуйста. От обилия информации, связанной с антисептиками для разных мест, напора жены, которая в очередной раз дала ему понять, что он идиот, Гришин папа растерял боевой настрой и снова превратился в подкаблучника и тряпку, каковым его и считала любимая теща. Но теща в хорошем смысле считала. Мол, повезло с зятем – во всем слушается, слова поперек не скажет.
– Это Гришин крем. После обработки антисептиком надо ему ручки намазать. А крем под подгузник – самый лучший, потому что жирный. Естественный барьер создает. Ты что, не знал? Не намазал его? Кошмар! Гришечка, пойдем, ручки помоем, и я тебя намажу кремиком!
Откуда я все это знаю? Потому что мой муж – мама Гриши, а я – папа Гриши. Не в смысле семейного уклада, а в смысле косметических средств. Я всегда путала крем под подгузник с собственным антицеллюлитным кремом. А детскую присыпку могла на лицо себе намазать, то есть насыпать, от морщин.
– Как же хорошо! Просто замечательно! – воскликнула я. – Дети орут, родители на грани срыва, птички, белочки. Какой у нас прекрасный парк! Пойдемте на детскую площадку!
– Они вообще-то еще официально закрыты, – напомнил муж.
– Ну и что, пойдемте! Сто лет не была на детской площадке!
– Мам, может, на спортивную площадку пойдем? – предложила Сима. – Если что, они тоже закрыты еще. Но там можно в бадминтон поиграть и в настольный теннис.
– А люди там есть? – уточнила я. – Мне люди нужны.
– Полно, – заверил меня муж.
На спортплощадке яблоку негде было упасть. Муж с дочерью заняли очередь «на стол», чтобы поиграть в настольный теннис. Меня они поставили в другую очередь – на волейбольную площадку.
– И долго стоять? – уточнила я.
– Не волнуйся, тут тайминг. Пятнадцать минут игры на семью. На знакомых занимать нельзя, – объяснил муж.
– Печать в паспорте, что я твоя жена, надо показывать? А то в отели теперь без официальной регистрации не селят, – рассмеялась я.
На волейбольной площадке собралась команда – мама, папа, две бабушки и один дедушка. Кому из бабушек этот пожилой мужчина приходился законным дедушкой, я так и не разобралась. Игра не ладилась, поскольку все отвлекались на трехлетнюю Настю. Девочка вела себя как щенок, выпущенный из заточения.
– Мячик! – кричала Настя и бежала отбирать у мамы мяч. Едва получив желаемое в руки, бросала и стремглав неслась не пойми куда.
– Шарик! Хочу шарик! Ша-а-а-ари-и-ик! – Настя выпрашивала шарик у проходящей мимо старшей девочки. Девочка отдавала шарик, но Настя, подержав добычу в руках пару секунд, неслась дальше.
– Печенька, хочу печеньку. – Она чуть ли не вытаскивала изо рта малыша печенье.
– Скакалка! Хочу скакалку! – кидалась она дальше.
Все присутствующие дети спокойно отдавали Насте то, что она просила, поскольку через секунду получали имущество назад.
– Это она у нас засиделась, – пыталась объясниться со всеми милая и вежливая Настина мама. – Давно на улице не была, вот и бегает от счастья. В детский сад просится, но он закрыт. Она без коллектива никак.
– Везет вам, общительная девочка, – заметила молодая мама. – Моя на самоизоляции совсем стала антисоциальной. Социопат, а не ребенок. – Она показала на девчушку, которой еще двух лет не исполнилось. Малышка сидела на пледе, разложенном на травке, и смотрела куда-то вдаль.
– Какая лапочка, – сказала Настина мама.
– Попробуйте к ней приблизиться, – предложила мама лапочки-девочки.
– Привет. – Настина мама сделала несколько шагов.
Девчушка тут же закричала. Настина мама отпрыгнула на два метра назад.
– Вот, и так даже дома. Соблюдает социальную дистанцию. Если кто-то подходит к ней ближе, чем на метр, включает сигнализацию. Даже родную бабушку не подпускает. Только меня. И то не сразу.
– Ой, это у вас кризис полутора лет! У нас тоже кризис – трех лет. Может, она игрушки свои охраняет? – предположила мама Насти. Ее дочь тем временем завладела чужим самокатом, упала, расплакалась и побежала отнимать футбольный мяч. Потом бросила футбольный мяч и орлицей налетела на социально ответственную девочку с криками: «Ой, маленькая леечка! Хочу». Схватила лейку и понеслась не пойми куда. Малышка даже бровью не повела.
– Настюша, верни лейку! – кинулась за дочерью Настина мама, отобрала лейку, благо девочка уже была вооружена сразу двумя ракетками для бадминтона и тремя воланами и потому ненадолго затихла.
– Держи, котик. – Настина мама приблизилась к малышке, чтобы положить ей лейку на плед, поближе. Девчушка тут же врубила сигнализацию.