– Пойдемте на пруд, – предложила я.
На зацветшем пруду были заняты все квадратные метры – кто-то загорал, кто-то рисовал, кто-то проводил мастер-классы.
Я нашла единственный свободный кусок земли и присела, решив передохнуть. Сима выставила на своих фитнес-часах режим, согласно которому я должна проходить не менее восьми километров в день. Я шла и шла, а часы говорили, что я прошла всего-то два километра, а не пять, как считала по собственным ощущениям в мышцах.
– Симуль, а обмануть часы можно? – спросила я с робкой надеждой.
– Любую технику можно обмануть, – ответила спокойно дочь.
– Давай рассказывай как, – обрадовалась я.
– Походи на месте. Быстро-быстро.
Я походила на месте, и часы показали мне, что прошла еще километр.
– Но это же нечестно! – Я была расстроена. Зачем топала километра четыре, если можно было на месте пошагать?
– Конечно, нечестно. Часы обмануть можно, а себя не обманешь. Сколько наработала, столько получила. – Сима говорила, как истинная спортсменка.
Я только успела прилечь на травке – раздался крик. В тот день, кажется, все дружно решили покричать.
– Что это вы разлеглись! Нашли где! Разве не видите? – кричала на меня бабуля и гневно грозила лыжной палкой. Я начала судорожно оглядываться. Залегла на особый вид травы? Примяла редкий цветок?
– Тут утиная дорога! Вы лишаете уток возможности вернуться домой!
Никаких уток я не видела. На пруду в нашем парке утки плавают, но какие-то неправильные. Два селезня создали полноценную семью, причем крепкую, не первый год их вижу. Уточка прибилась к голубиной стае и живет с голубями второй год. Ворковать пока не научилась, но уже забыла, как крякать. Плавать разучилась, даже воды боится. Энтузиасты, вроде накинувшейся на меня бабули с палками, периодически пытаются затащить утку в пруд и напомнить ей о том, что она водоплавающая. Но та начинает трепыхаться, истошно бить по воде крыльями и звать на помощь голубей. Мол, спасите, помогите, тону. Селезни не делают никакой попытки помочь тонущей женщине. Утка-мать с утятами реагирует, но быстро теряет интерес – взрослая утка, не младенец, сама разберется.
Эта утка-мать все время с выводком разного возраста, круглый год. Или она заведующая детским садиком, или такая дура, что соглашается сидеть не только со своими, но и с чужими детьми. Утка вечно растрепанная, один глаз или заплыл, или дергается. Иногда эта многодетная мать засыпает на ходу посреди пруда и просыпается, когда утята начинают ее топить. Или друг друга.
Гадкий утенок вполне мог прижиться на нашем пруду без особых страданий. Приняли бы как родного.
– Где утки? – уточнила я у бабули.
– Вон там у них гнездо. – Она ткнула лыжной палкой куда-то наверх. – Сюда они ходят гулять. А вы разлеглись поперек их дороги!
– Но утки вроде бы не муравьи. Это у муравьев есть дорога, с которой они свернуть не могут. Разве утки не могут обойти? – уточнила я.
– Уйдите, вы нарушаете природный баланс. Природа только очистилась! – строго велела бабуля.
Конечно, я встала и ушла от греха подальше. Но на наше место тут же набежали дети, человек пять.
– Сюда, мы заняли! Сюда! – заорали они, призывая мам.
Бабуля тыкала в них палкой, рассказывала про уток, но дети не впечатлились. Подошедшие мамы разложили пледы, достали еду и устроили пикник. Утки прибежали и жадно трескали салат айсберг, который им кидали дети. Бабуля кричала, что они – и люди, и птицы – нарушают природный баланс, который она охраняла последние два дня. Хомо сапиенсы с пернатыми вели себя так, будто оказались в одном купе поезда дальнего следования. Разложили курочку на фольге, яйца отварные, огурцы, помидорчики и продолжали лопать, как в последний раз.
Мне вдруг отчаянно захотелось поехать куда-нибудь, непременно на поезде. Покупать пирожки на станции. Слушать всю ночь, как в стакане с подстаканником звенит ложка. Лежать на верхней полке и бояться, что грохнешься вниз, – один из главных страхов моего детства. Ходить по коридору вагона, прижимаясь к перилам, потому что однажды я провалилась в бельевой люк, спрятанный под ковровой дорожкой. Проводница забыла его закрыть. То есть сначала туда провалилась моя мама, а потом уже я, пытаясь ее вызволить. Если интересно, пишите отзывы, расскажу об этом поподробнее.
У Василия в разгаре дистанционная сессия. То им поставили автоматом оценки за прошлые достижения, то отменили. То снова поставили, но велели подтвердить письменным ответом на билет, отсканированным и отправленным. Ввели собеседование по результатам экзамена, но вроде бы не для всех. К счастью, не заставили сдавать экзамен с завязанными глазами, чтобы не было возможности списать ответ. Но одна из кафедр настоятельно попросила преподавателей не ставить завышенные оценки. То есть если вся группа сдает на «отлично» и «хорошо» – это нечестно и неправильно. Дети не могут знать предмет на «отлично», потому что… просто не могут – и все. Пятерка на этой кафедре – эксклюзивный вариант. Василий в прошлом, досамоизоляционном, году сдал там экзамен на «отлично». Теперь ходит и утверждает, что он «эксклюзивный вариант». Я не могу отделаться от песни группы «Ленинград», без конца звучащей в голове, про «главный экспонат».
Василий вдруг стал отчаянно учиться. Пока – все зачеты, один сданный досрочно экзамен и один на «отлично».
– Сим, я могу в эту сессию стать как ты – круглым отличником, – похвастался сын.
– У нас, между прочим, тоже достижение, – ответила я, – но в другую сторону.
– Какое? – спросил с интересом Вася.
– Сима должна отработать первый и единственный прогул за всю свою жизнь! – гордо ответила за дочь я.
– Ма-а-а-ам! Ну зачем ты всем рассказываешь? Я бы не прогуляла, если бы не папа! – закричала в отчаянии дочь.
– Сим, ты что, тренировку прогуляла? Первый раз в жизни ты что-то прогуляла? – с восторгом уточнил сын-прогульщик с подтвержденным статусом гения и эксклюзива.
– Да-а-а-а! – расплакалась Сима от ужаса совершенного злодеяния.
– Ну тогда понятно. Я тоже всегда отрабатывал на дополнительных. Ничего страшного, – пытался успокоить сестру брат.
– А предупредить меня никто не мог? Заранее сказать не могли, что так будет? Я бы не прогуливала! – продолжала стенать Сима.
– Ну такой опыт тоже нужен. Теперь ты знаешь, что бывает в подобных случаях.
– Лучше бы не знала! Мне с малышами отрабатывать! А пока они поймут, где руки и ноги держать, я умру висеть в планке! У них десять счетов, а у меня пятьдесят! Они не понимают, как плечи на прессе поднять, а я уже пять минут уголок держу! Пока они на шпагат устроятся, я с провисов до пола сяду! – кричала Сима.
– А у них каникулы вообще будут? – уточнил сын, с нежностью и жалостью глядя на сестру.
– Считается, что у них сейчас каникулы, – ответила я.
Наконец я поняла, почему Сима так не хочет ехать на дачу. Я собиралась поехать к нашей бабушке на выходные, но дочь нашла миллион причин остаться в Москве. У нее важная тренировка в субботу, в рамках подготовки к очередному конкурсу. Надо непременно посмотреть шахматный урок и сделать большое домашнее задание по олимпиадной математике. И вообще, она английским давно не занималась. Уже целых два дня. Так что к бабушке никак нельзя.
– Симуль, рассказывай, – велела я.
Наша бабушка, как выяснилось, в режиме онлайн-трансляции по вотсапу все-таки продемонстрировала внучке, как раньше вырывали качающийся молочный зуб. То есть как она много лет тому назад вырывала его у меня, своей дочери. Бабушка села на стул, привязала нитку с одной стороны к зубу, а с другой – к двери. И хлопнула дверью. После чего показала, как я валяюсь по полу, держусь за щеку, а она держит в руках нитку с якобы вырванным зубом. Наша любимая бабушка целый спектакль разыграла за всех персонажей. Для полноты картины она полила руки кетчупом, изображая растекшуюся кровь, – моя мама любит спецэффекты. Еще и долго корчилась, валяясь по полу. Зачем-то хваталась за горло, будто ее душат. А потом за сердце, как от выстрела.
У дочки качаются сразу два молочных зуба, и я предлагаю ей твердую пищу – огурец, яблоко, морковку. После бабушкиной театральной демонстрации средневековых методов удаления молочных зубов дочь добровольно откусила яблоко нужным зубом, и тот выпал. Но второй никак не поддавался.
– Я не поеду к бабушке. Нет. Я сама. Можно мне огурчик? Я еще яблоко съем. Пожалуйста, только не надо меня к двери привязывать. Я лучше к врачу пойду. Когда они начнут работать? – причитала дочь.
На ночь я капала ей пустырник, наливала в ванну настойку валерьянки, но Сима все равно просыпалась от кошмаров, в которых любимая бабушка, по всей видимости, привязывает ее к стулу, дергает дверь и зловеще хохочет.
Считается, что детские и спортивные площадки все еще вне зоны действия и доступа. Но заградительных лент нет в помине. Дети качаются на качелях, висят на «паутинках», на спортплощадках вовсю проходят тренировки, тренажеры облеплены мускулистыми мужчинами. С лавочек в парке сорваны наклейки «Соблюдайте дистанцию 1,5 м». Наши тренеры тоже объявили, что будут вести трансляцию с улицы: погода хорошая, у кого есть возможность – выходите. Вместе с родителями, братьями, сестрами и остальными членами семьи.
На спортивные и детские площадки надо было не ленточки вешать, а профессиональных тренеров приглашать. Одна из наших тренеров расположилась на футбольном поле. Рядом тренировались футболисты, чуть дальше – йоги, еще дальше – танцоры. Юлия Владимировна положила коврик на детской площадке.
– Что-то здесь шумно, – пожаловалась старший тренер.
– И у меня. Футболисты орут, – ответила ее коллега.
Началась тренировка.
– Дети, играйте! Можно! Вы мне не мешаете! Соня, в каком месте у тебя нога? Это не стопа, а лапоть! Алиса, ты в танке? Мне к тебе приехать и ногу вывернуть? Еще раз! Рыдать прекратили! Я все вижу! – кричала одновременно своим и чужим детям Юлия Владимировна.