Стражники со скрытыми усмешками глядят на девушку в такой же одежде, как у них, а та отвечает им лишь безмятежной улыбкой. Неслыханное дело — сделать деву воином, но все они знают о том, что у северян и женщины порой ходят в военные походы. Да и странные сплетни, будто она то ли демон, то ли ифрит, сейчас у всех на слуху. Но даже если эта дева и не человек, сейчас она — фаворитка повелителя, и поранить ее равносильно подписанию себе смертного приговора. Однако никому из стражей не хочется притворяться слабым и позволять чужеземке избить себя.
Наконец, после долгих перешептываний и перемигиваний, из строя выходит один, самый молодой и неопытный, и в руках у него точно такие же деревянные мечи, как у девушки. Никому из воинов не верится, что эта дева хоть что-то знает, помимо того, как показывать фокусы, притворяясь сильнее, чем есть, и доставлять удовольствие на ложе.
Молодой стражник с усмешкой смотрит на чужеземку и дожидается условного знака о начале поединка. И как только звучит сигнал, бросается вперед, занося тренировочный меч. Он вовсе не хочет покалечить любимую наложницу повелителя, только припугнуть слегка, и остановить руку до того, как оружие коснется кожи. А чужеземка все с той же улыбкой до последнего стоит неподвижно, и лишь когда с нападающим ее разделяют считанные сантиметры, делает быстрый плавный шаг в сторону, взмахивает рукой, так что на солнце на миг сверкает массивный золотой браслет, и замирает неподвижно. Стражник же проходит еще несколько шагов вперед и тоже останавливается.
Со стороны его товарищей раздаются подбадривающие крики, но тот словно не слышит их. Еще несколько секунд — и тело воина плавно оседает на землю. Внезапная тишина опускается на двор, окутывает застывшие фигуры, и только повелитель и несколько самых опытных мечников смогли рассмотреть, что произошло, и как хрупкое на вид запястье, плотно охваченное золотым украшением, коснулось шеи противника.
И вдруг все приходит в движение — кто-то подбегает к стражнику проверить, жив ли тот, и оказывается, что он просто потерял сознание, кто-то помогает отнести безвольное тело в тень, кто-то яростно обсуждает произошедшее, и только невольница стоит неподвижно, деревянные «клинки» в опущенных руках почти касаются земли, и вся фигура ее выражает ожидание. Спустя некоторое время суета прекращается, стражи вновь выстраиваются в ровную шеренгу, но на их лицах больше нет того пренебрежения, что раньше. Они еще не до конца верят в мастерство чужеземки, ибо одиночный случай можно объяснить и происками судьбы.
Повелитель же смотрит только на склоненную чуть набок голову, на словно светящиеся в солнечном свете пряди, и даже не видя дорого сердцу лица, знает, что на нем — улыбка.
Наконец, вперед выходит еще один из стражников. Он уже не держится так самоуверенно, но и не сомневается в своих способностях. И снова бой заканчивается быстрее, чем можно рассмотреть. На животе нападающего — тонкая розовая полоска с медленно проступающими кровавыми капельками — оставленная деревянным мечом, неожиданно прорезавшим насквозь плотный жилет. А девушка снова сделала всего лишь несколько шагов, едва сместившись вбок.
В этот раз уже шумят наемники, вновь почти никто не успел ничего рассмотреть, и еще многие хотели бы проверить свои умения на этом «чужеземном демоне». Один за другим выходили они, а северянка раз за разом побеждала, лишь обозначая все новые и новые способы убийства. И когда поняли, что никто не в силах справиться с ней в одиночку, то наложница сама предложила нападать на нее вдвоем или даже втроем. В таких случаях бой длился дольше, и уже можно было рассмотреть отдельные ее выпады и движения, и самые опытные мечники дивились их точности и скорости.
В конце концов случилось так, что уже больше некому было меряться с ней в мастерстве — часть уже была побеждена, а часть заранее признала свое поражение. И впервые наложница обернулась и взглянула на повелителя, и было в ее глазах столько радости и гордости, что властитель не мог удержаться, и сделал знак рукой, чтобы помогли ему скинуть тяжелые царские одежды и подали деревянные мечи. Даже издалека было видно, как ползут вверх тонкие брови, и синие глаза от этого, кажется, становятся только ярче.
Глава 30Конец поединка
Пошли герои снежною зимою
На подвиг, оказавшийся напрасным.
И стала кровь их в озере — водою,
И озеро Чэньтао стало красным.
В далёком небе дымка голубая,
Уже давно утихло поле боя,
Но сорок тысяч воинов Китая
Остались здесь, пожертвовав собою.
И варвары ушли уже отсюда,
Блестящим снегом стрелы обмывая,
Шатаясь от запоя и от блуда
И варварские песни распевая.
А горестные жители столицы,
На север оборачиваясь, плачут:
Они готовы день и ночь молиться,
Чтоб был поход правительственный начат.
Ду Фу.
Фатих:
Теперь улыбается уже повелитель, видя изумление на лице чужеземки. Ему действительно следовало сегодня размяться. Даже после неожиданного воцарения на троне, он каждый день находил время для упражнения с мечами, иногда слишком мало, но все же хотел надеяться, что не утратил еще навыки. Сейчас он не мыслит о том, как будет выглядеть в глазах подданных, если его победит какая-то девчонка, сейчас он просто хочет скрестить с ней клинки, и думается ему, что это будет так же ярко и страстно, как и все, что делает чужеземка.
Он до сих пор не может забыть ее танца и хочет стать его частью, чтобы не только увидеть, но и почувствовать на себе. Чужеземка двигается быстро и стремительно, но все же повелитель успевает читать ее и вовремя отвечать на выпады или атаковать самому. Постепенно становится этот бой самым долгим, и повелитель с удивлением видит, как изумление на лице девушки сменяется восторгом, восхищением, благоговением — как в первый день, когда они встретились. И сражение превращается в танец.
Уже не надо думать о том, что он может случайно поранить нежную кожу, они просто двигаются в согласии друг с другом, и сквозь звук их шагов и дыхания, сквозь стук мечей словно бы проступает мелодия, тихая, невесомая, едва уловимая… И кажется властителю, что краски смываются в одно яркое пятно, весь мир отступает, и все что он видит — счастливое лицо, с глазами, сияющими подобно сапфирам.
И от этого слишком резко и болезненно вернуться в реальность — девушка вдруг отскакивает в сторону, обрывая танец, и медленно оседает на землю, в тусклую пыль. И кажется повелителю, что его сердце остановилось, а холод сковал все тело. И все что он может — вымолвить одно-единственное слово:
— Лекаря!
И все стражники, до этого молчаливо и заворожено наблюдавшие за поединком, немедля приходят в движение, но царь уже не смотрит на них, он не может ни видеть, ни слышать. Все что осталось для него — девушка, лежащая на земле, светлые пряди, прилипшие ко лбу, закрытые глаза, раскинутые тонкие руки. Но жива, жива! Под дрожащими руками бьется сердце, на губах теплится дыхание. Никто не может понять, что же случилось, ведь нет на ней ни единой царапины, ни следа от удара, и лекарь говорит, что это лишь сон, и что нужно дать чужеземке покоя.
Властитель сам несет невольницу, не хочет доверять никому. У них осталось так мало времени, а он чуть было не потерял ее раньше срока. Сам кладет на ложе, укутывает покрывалами, ложится рядом, не касаясь. Сейчас ему надо только быть вблизи, только слышать тихое дыхание — оказывается и этого может быть довольно для счастья. Забыты оставшиеся на сегодня дела, и слуги боятся потревожить царя напоминаниями. Повелитель приказал, чтобы лекарь неотлучно находился поблизости, но все, что он может сделать — это только смотреть. Невольница не выглядит больной, только уставшей, и это единственное, что успокаивает царя. И лишь глубокой ночью властитель незаметно для самого себя засыпает. В покоях вновь до утра горят масляные лампы, но в этот раз они нужны единственно для того, чтобы повелитель мог видеть нежное лицо, закрытые глаза с подрагивающими во сне ресницами, и знать, что его самое драгоценное сокровище рядом.
Пробудился повелитель оттого, что почувствовал тепло. Как в ту, первую ночь, и множество ночей спустя. Девушка лежала рядом, прижимаясь тесно, обвивая, как плющ. Осторожно коснуться щеки, отвести со лба непослушную прядь…
И царь едва заметно вздрагивает, когда синие глаза вдруг распахиваются, еще чуть сонные, но уже улыбающиеся. Привычно коснулись ладони розовые губы, потом прижали к нежной щеке.
И почему-то это кажется повелителю таким чудом — вчера только мнил, что уже и не случится этого никогда, стоило лишь увидеть оседающее в пыль тонкое тело. Хочется прижать к себе — изо всей силы, стиснуть, сжать в руках, и в то же время хочется ласкать нежно, осыпать поцелуями.
— Виалль…
— Я уснула вчера? — тонкие брови хмурятся, светловолосая голова склоняется ниже, прячет расстроенный взгляд, — мне так жаль. Я не сумела вовремя остановиться.
Пальцы сами утопают в бледно-золотых прядях, гладят нежно, едва касаясь:
— Ты была ранена? Что случилось?
— У меня бывает так иногда.
И понимает повелитель, что больше и слова об этом не услышит, только это сейчас так неважно, главное, что девушка пришла в себя и здорова.
Но утро уже наступило, а значит, царю надо вновь заниматься делами, а невольнице вернуться на ночную половину. Хотелось властителю оставить Виалль в своих покоях, чтобы не беспокоил ее никто, но та вывернулась из рук, вскочила на ноги, доказывая, что уже полностью оправилась. И даже упросила взять с собой, позволить сидеть рядом с троном и слушать вместе с царем скучные доклады и донесения. Не может ни в чем отказать ей повелитель, и снова потакает ее мольбам.
Глава 31Обратный отсчет
Весна тревожней стала и грустней,
И День поминовенья недалек…
Курильница из яшмы. А над ней,
Редея, извивается дымок.