И я почти слышу музыку, мне кажется, что она вот-вот проявится в звуках падающих капель, в шипении рассекаемой жидкости, в плеске опадающих и взлетающих водяных столбов. Но снова неудача. Внутренняя энергия так и остается неуловимой и недостижимой для меня. Я в изнеможении, мокрая с головы до ног, опускаюсь на бортик фонтана. У меня опять ничего не получилось.
Как-то я видела водный стиль в исполнении шифу. Это было просто потрясающе. Я на самом деле слышала музыку, и даже его мечи пели. Его движения казались искусством, но на самом деле каждое из них несло в себе смерть. Наверное, даже капли воды, сорвавшиеся с его клинков, могли убить, с такой невероятной скоростью они летели.
А все, чего пока могу добиться я — это просто обрызгать кого-то струей воды, и то если он подойдет достаточно близко. Обидно. Сколько еще лет мне придется тренироваться, чтобы научиться хотя бы десятой части того, что умеет шифу?
Я настолько погрузилась в нерадостные размышления, что никак не отреагировала на приближение Раджи.
— Госпожа, это было невероятно! Я раньше не верил сплетням о том, что вы возникли в солнечной вспышке, но теперь я убедился в вашем божественном происхождении. Это было великолепно!
Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но я вскочила на ноги и метнулась к нему. В глазах евнуха плеснулся благоговейный ужас вперемешку с опасением за собственную жизнь.
— Великолепно⁈ — я с раздражением отбросила палки, — это было ужасно! Отвратительно! У меня ни черта не получается!
Я надулась и ногой пнула мои импровизированные мечи, так что они свалились в воду. Знаю, что со стороны выгляжу, как капризный ребенок, но именно это мне и нужно — разубедить Раджу, что я такая вся из себя божественная. Да и на душе немного полегчало. Вот бы еще сломать что-нибудь…
Кажется, евнух все-таки меня немного боится. Наверно, я неправильно что-то рассчитала, и он наоборот, утвердился в своих подозрениях, может, у них все боги такие капризные? Он теперь даже смотрит на меня по-другому, и тон сменил на еще более вежливый и почтительный.
— Госпожа, — низкий-низкий поклон, так что мои брови изумленно ползут вверх. Как его проняло все-таки! Или я действительно выглядела настолько эффектно? — Госпожа, пришло время посещения бани.
Я обреченно вздыхаю. Нет, я не против мытья как такового, душ и ванна — это святое. Но тратить на купание по три часа в день, да еще и когда тебя поливают из ковшика горячей водой и натирают какими-то снадобьями чуть ли не в четыре руки… Я хмурюсь, и неожиданно замечаю, как бледнеет Раджа. Ох, что же он такой впечатлительный. Всего лишь небольшую тренировку увидел, и теперь едва ли не трясется от страха.
— Ладно, пойдем в баню, — я улыбаюсь, стараясь подбодрить своего зашуганного «менеджера», но кажется, улыбка вышла не очень доброжелательной.
Он, постоянно кланяясь, пятится спиной к выходу, словно боится поворачиваться ко мне спиной.
Эй! Не такая уж я и страшная! Подумаешь, радуга… Вот если бы у меня настоящие мечи были, то он увидел бы еще и серебряные крылья — лезвия двигались бы настолько быстро, что можно различить только смазанные сверкающие всполохи.
Глава 15Ви
Милосердья у красавиц нет и не было, Хосров.
Не ищи у них пощады, не беги от их оков.
Миг блаженства с юной розой, миг у рая на краю,
Променять, о друг, не вздумай на бессмертие в раю!
Не беги от наслаждений, от красавиц и вина,
Торопись, о друг, упиться этой жизнью допьяна!
Много ль проку от печали о печали бытия,
Если знаешь: мир не вечен, быстротечна жизнь твоя?
Настоятель, разве ринда разуметь тебе дано?
Далека мечеть от храма, где святыней чтут вино.
Что кишишься благочестьем? Ты скорее в храме том
Средь безмолвного смиренья мог бы свидеться с творцом.
Пусть тебе по нраву шейхи, мне — пропойцы в самый раз.
Ты за нас не отвечаешь, что ж заботишься о нас?
Амир Хосров Дехлеви.
В этот раз сервис при омывании оказался на высоте, Раджа покрикивал на слуг, и они справились со своей работой в два раза быстрее. И массаж в этот раз был намного лучше, так что я приятно расслабленная, чистая до скрипа, завернутая в слои тончайшей надушенной ткани, едва ли не плыву над дорожками гарема, а мой личный евнух как рассерженная гусыня шипит на всех, кто смеет косо на меня посмотреть.
До самой темноты я тупо скучаю, не зная, чем себя занять. Думать о повелителе слишком мучительно, я просто изнываю от желания его увидеть, поэтому, чтобы отвлечься, зову Раджу и прошу его рассказать что-нибудь. В самом деле, как они тут развлекаются? Купаются по три раза на дню, а в перерывах вкушают рахат-лукум и щербет? Кажется, ничем другим девушки в гареме особо и не занимаются. По крайней мере, за другими делами я тут пока никого не видела.
Наконец-то наступает время вечерней трапезы. Раджа помогает мне одеться и нацепить новые украшения, сестра бы умерла от зависти, если бы их увидела. Я не уверена точно, но кажется, в кольцах и подвесках настоящие розовые бриллианты, а золота на мне почти полкилограмма — браслеты на руках, на ногах, и при каждом шаге я позваниваю, как рыцарь в доспехах. Специальный раб тонкой кисточкой подводит мне глаза и красиво укладывает волосы. Хотела бы я себя увидеть, должно быть, впечатляющее зрелище. Жаль только, нормальных зеркал тут нет, лишь металлические полированные пластины, а в них особо на себя не полюбуешься.
Царь уже ждет меня, я едва ли не кожей ощущаю это. Прохожу несколько шагов и нетерпеливо преклоняюсь.
— Встань, сладкая. Иди ко мне.
Мое сердце начинает биться чаще и как-то неправильно, кажется, оно вообще хочет выскочить наружу. Меня просто завораживает его мягкий голос. Сажусь с ним рядом, почти дрожа от нетерпения.
— Почему ты всегда улыбаешься, когда встаешь на колени? Разве для тебя, рожденной свободной, это не унизительно?
«Унизительно? Может быть, перед кем-то кроме тебя. Ну, еще и шифу традиционно кланяются все ученики до и после занятия».
Пытаюсь объяснить ход своих мыслей царю, ведь я и так принадлежу ему, и мне не трудно лишний раз показать это. Кажется, повелитель остается доволен моими словами. Он едва заметно улыбается и произносит:
— Хочу дать имя тебе. Виалль — ивовая ветвь, потому что, как и ты, гнется она, но ничто не может сломать ее.
Виалль… Красиво, намного лучше моего имени, которое мне никогда не нравилось. Когда вернусь, точно оставлю его себе! Нет, ну серьезно, кто в здравом уме может назвать дочь Виолеттой? В самом-то деле, что за прозвище такое для русской девочки, у которой в родне все исключительно со славянскими именами и фамилиями⁈ Среди Богданов, Владимиров, Светлан и Надежд, я торчала как белая ворона по кличке Виолетта.
Я много раз спрашивала родителей, почему меня так назвали. Но они, похоже, забывали, что отвечали в предыдущие разы, поэтому у меня накопилось много версий происхождения ненавистного имени. Сначала мне сказали, будто это в честь какой-то прапрабабушки, на которую я якобы похожа. Затем мама заявила, что так звали главную героиню из ее любимого сериала. И только потом, много лет спустя я случайно узнала, что нарекли меня так из-за творожного сыра под маркой «Виолетта», который моя родительница в огромных количествах поглощала во время беременности.
Не удивительно, что имя это я ненавидела всей душой. Всем представлялась исключительно как Ви, а в детстве даже могла накинуться с кулаками на того, кто произносил запрещенное слово целиком. К счастью, окружающие быстро запомнили, как ко мне обращаться, и вскоре даже учителя в школе звали меня по сокращенному варианту.
Я давно подумывала официально сменить имя, как только получу сертификат зрелости, но из-за того, что все прошло в такой спешке, просто не успела это сделать. Зато вот теперь повелитель назвал меня Виалль, словно умел читать мысли и предложил мне то, что я так хотела.
Наконец, царь притягивает меня к себе и целует, я таю, плавлюсь, как воск, я так невыносимо долго — весь день — ждала этого. Он забывает и о накрытом столике, и о своих танцовщицах, и о музыкантах, только взмахом руки отсылает всех прочь. Повелитель берет меня прямо там, среди разбросанных шелковых подушек, и я рада, что не пришлось идти по длинному коридору в опочивальню, которая так далеко, словно находится в другой вселенной.
И сладкий вязкий соус из меда и сливок на моем теле и его пальцах… Я уже никогда не смогу спокойно есть сладости, воспоминание об этом разе будет преследовать меня вечно.
Глава 16Ивовая ветвь
Когда из глины и воды творец меня лепил,
Я пламенем любви к тебе уже охвачен был.
О, если б мне досталась нить, связующая нас,
Разорванное на куски, я б это сердце сшил!
Хотя и милости твоей я начисто лишен,
Я знаю: чистотой любви тебе я буду мил.
Когда всему живому смерть предначертал творец,
Мне от жестокости твоей он умереть судил.
Не склонен к радости Джами — в тот изначальный час
На горе, крови и слезах мой прах замешан был.
Джами Абдурахман.
Фатих:
Повелитель пробудился от полузабытого ощущения тепла и покоя. Он уже и вспомнить не мог, когда последний раз просыпался вот так — с предвкушением чего-то радостного и светлого. Он слегка отодвигается, чтобы взглянуть на девушку, прильнувшую к его боку. Нежный рот чуть приоткрыт, пушистые ресницы едва заметно подрагивают во сне, длинные волосы слегка растрепались. И что-то в ней есть такое, от чего царь не может отвести глаз, смотрит и смотрит, пытаясь навсегда сохранить в памяти этот миг.
Чужеземка — словно ларец с сюрпризами, кажется, властитель за всю свою жизнь не удивлялся столько, сколько за один вчерашний вечер. Да и сейчас ему есть чему подивиться. Он — правитель Хизра — с распущенными волосами, с отметками на шее и спине, лежит и боится потревожить сон наложницы. По закону любого человека, поранившего повелителя, ждет смертная казнь. А эта девушка еще и косу ему расплести посмела. И усмехается мягко царь, касаясь нежной светлой щеки, обводит пальцем ставшие вдруг родными черты. Невозможные глаза сонно распахиваются и видит повелитель ответную улыбку, а тонкие руки обхватывают его ладонь, прижимают к лицу, к губам. И чувствует повелитель, как само его сердце откликается на ласку, замирает на миг от нерастраченной нежности, а потом начинает биться часто-часто. Хочется властителю весь мир