— Джентльмены, — прошептал глухой голос смуглого человека. — Я и настаиваю. Но, как видите, меня укусили две собаки, а один здоровенный араб ударил меня большим медным сосудом. Джентльмены, нужно смотреть правде в лицо. Вы придумали совершенно непрактичную систему — настаивать!
— Ты что, собираешься учить нас нашему бизнесу? — угрожающе взмахнул рукой Сен Клер.
— Джентльмены, — сказал Ласло, вытирая еще сочащуюся слегка кровь с подбородка. — Я просто вас предупреждаю, что я умру, так и не добравшись до Багдада, если только вы не улучшите каким-то образом избранную вами систему.
Сен Клер хотел было его снова ударить, но в это время подоспел официант со свежим пивом.
Сен Клер вложил ручку одной кружки в ладонь Лавджоя, и братья снова подняли свои кружки.
— За добрую волю, — повторили они свое ритуальное заклинание. — Ласло, возьми на руки миссис Буханан и следуй за нами.
— Слушаюсь, джентльмены, — сказал Ласло, поднимая с седла обезьянку.
Лавджой исподтишка глядел на Ласло, когда они садились на велосипеды. Он стоял, низко уронив голову, в позе человека, переживающего вселенские страдания, не спуская с Лавджоя своих сверлящих глаз, в которых, правда, он не заметил никакого упрека. Лавджой, как будто чувствуя свою вину, отвернулся и пошел вниз по улице своей дорогой. Братья Калониусы ехали рядом на своих велосипедах, разгоняя на своем пути перепуганных пешеходов, торговцев коврами, детишек, осликов и священников-коптов.
Ласло бежал за ними легкой трусцой, а сидевшая у него на плече обезьянка крепче прижималась к его голове.
— Какое потрясающее гостеприимство с твоей стороны, Стэн, — ревел на ходу Сен Клер.
— О чем вы говорите…
— Вот что мне больше всего нравится в путешествии, — сказал Ролан. — Американцы всегда стараются быть вместе.
— Ну, — сказал Лавджой, — ведь все мы находимся так далеко от родного дома, и, по крайней мере…
— Ты можешь угостить нас бифштексами на обед? — спросил Ролан.
— Думаю, смогу, — ответил Лавджой, замедляя шаг, чтобы дать возможность Ласло, который уже язык высунул от натуги, догнать их.
— Как мне этого не хватает, — сказал Сен Клер. — Хорошего, американского бифштекса.
— Не нужно было уезжать из Каира, — снова пожалел об их промахе Ролан.
— Может, ты все же ради любви к Всевышнему прекратишь ныть и все время повторять, что нам не нужно было уезжать из Каира, — промычал Сен Клер.
— Вот здесь я живу, — торопливо сказал Лавджой, когда его новые друзья въехали на своих велосипедах во двор миссии.
— Ты живешь не хуже короля! — воскликнул с энтузиазмом Сен Клер, глядя на замызганные маленькие домики миссии. — Ролан, может, останемся еще на пару дней в Алеппо?
— Может, и останемся, — согласился с ним Ролан. Он грациозно соскочил с велосипеда, когда Лавджой остановился перед зданием. — Может быть.
К ним мелкой трусцой подбежал Ласло, его лицо даже слегка позеленело от подобной «разминки» под палящим солнцем.
— Ласло, — приказал Ролан, — отнеси велосипеды в помещение.
— Слушаюсь, джентльмены, — сказал, тяжело дыша, Ласло, сгоняя обезьянку со своей голой, покрытой крупными каплями пота шеи.
— Но имейте в виду, я живу наверху, — Лавджой указал рукой на пролет узкой лестницы, по которой нужно было взбираться, чтобы попасть в его квартиру.
— Ладно, — сказал Сен Клер. — Ласло затащит туда велосипеды. Ну, показывай, куда идти, старичок Стэнфорд.
Лавджой, бросив косой взгляд на Ласло, пошел впереди гостей.
— Ну вот, это на самом деле похоже на дом, — со счастливым видом сказал Ролан, опускаясь на единственный легкий стул и глядя на фотографию Гувера на стене. Лавджой в глубине души был поклонником Рузвельта, но директор школы придерживался строгих республиканских взглядов, и Лавджой, когда приехал сюда, благоразумно не стал снимать со стены фотографию этого государственного деятеля в высоком накрахмаленном воротничке.
— Остается самая малость, чтобы сделать нашу жизнь абсолютно счастливой, — прошептал Сен Клер с пола, где он довольно удобно разлегся, — выпивка.
— Стэнфорд, старый ты верный пес, — радостно помахал ему рукой Ролан, — могу побиться об заклад, что ты кое-что здесь припрятал.
— Ну, — с явным беспокойством начал Лавджой, — тут все же школа миссии, они обычно косо смотрят на…
— Ты, старый пес, — гремел Сен Клер, — давай, затаскивай.
Ласло, выбиваясь из последних сил, весь в поту, втащил через двери первый велосипед.
— Но придется пить из кофейных чашек, так что, если неожиданно сюда войдет директор…
— Я готов пить виски из чего угодно, — из скорлупы кокосовых орехов, из ночных горшков, из любой посудины. — Ролан по-дружески сильно, но добродушно хлопнул Лавджоя по спине. — Вытаскивай, старый ты пес. Ласло, ты самый вонючий из всех венгров на свете. — Ролан, глубоко вздохнув, скорчил кислую рожу.
— Разит не от меня, — смиренно возразил Ласло, — а от миссис Буханан. Она всегда на меня писает. — Он вышел за вторым велосипедом.
Лавджой пошел в свой громадный, в итальянском стиле, кабинет, где он хранил все свои скудные личные запасы. Сен Клер стоял у него за спиной, с интересом наблюдая за его действиями, когда он, открыв дверцу шкафа, принялся рыться под стопкой теплого шерстяного белья.
— Ролан, — крикнул Сен Клер. — Ну-ка иди сюда.
Ролан пришел и тоже встал за спиной Лавджоя.
— Ты только посмотри на это теплое белье, — сказал Сен Клер. — Оно может нам пригодиться в Китае зимой.
— То, что доктор прописал. — Ролан, наклонившись, выудил из шкафа лежавшую сверху теплую нижнюю рубашку и примерил ее к своим громадным выпуклым плечам.
— Шерсть растягивается, не забывай, — успокоил его Сен Клер.
— Да, ты прав, — сказал Ролан, задумчиво положив рубашку на место.
— Ба, «Джонни Уокер»! — обрадовался Сен Клер.
— Целых три бутылки! Ну ты и старый пес, Стэнфорд!
— Так, на случай болезни, — объяснил им Лавджой. — Или по особым поводам. Вообще-то я много не пью…
— Давай, я открою, — Ролан выхватил у него из рук бутылку, разорвав обертку из прозрачной бумаги. Лавджой, аккуратно положив стопку теплого зимнего белья на оставшиеся две бутылки, закрыл шкаф. Ролан не заставил себя долго ждать и тут же разлил виски по трем большим кофейным чашкам до краев.
— За добрую волю! — пропели вдвоем братья Калониусы, высоко подняв свои чашки. Лавджой с интересом разглядывал их, — вот они, странные, приводящие его в восторг визитеры, явившиеся к нему из другого мира. Только на Востоке жизнь таит в себе столько сюрпризов.
— За добрую волю, — громко повторил он и сделал большой глоток «Джонни Уокера».
— Ласло, — крикнул Сен Клер запыхавшемуся Ласло, — не повреди краску велосипеда! Это очень дорогая машина!
— Понятно, джентльмены, — сказал, пыхтя, Ласло, втаскивая наконец в комнату третий велосипед и прислоняясь к стене, чтобы отдохнуть и собраться с силами.
— Может, — робко прошептал Лавджой, — Ласло тоже…
— Ласло никогда не пьет, — отрезал Сен Клер, наливая себе в чашку до краев виски. — Он — греческий католик.
— Простите меня, но мне нужно отлучиться, — сказал Лавджой. — Пойду на кухню, скажу слуге, чтобы он приготовил для нас обед к вечеру.
— Иди, иди, Стэнфорд. — Ролан ласково помахал ему своей довольно подвижной, грациозной рукой. — Нам здесь очень хорошо. Ты сделал все, чтобы мы чувствовали себя как дома.
— Благодарю вас, — сказал Лавджой, чувствуя, как у него потеплело внутри от такой искренней благодарности. Он обычно вел тихую, неприметную уединенную жизнь, и у него было совсем немного друзей.
— Нужно, чтобы было побольше таких, как ты, — сказал Ролан.
— Большое вам спасибо…
— На десерт, — сказал Сен Клер, — я люблю изюм и грецкие орехи. В них содержатся ценные витамины.
— Посмотрим, что я смогу, — сказал Лавджой, с виноватым видом проскальзывая мимо Ласло, который все еще прижимался к стене, абсолютно измочаленный, лишенный последних сил и еще больше потемневший. Обезьянка вновь забралась ему на плечи, и теперь разивший от него кислый запах, как в зоопарке, становился все резче, все острее чувствовался.
Когда он вернулся после получасового пребывания на кухне, где его повар, Ахмед, кастрированный турками еще в 1903 году, дважды разражался слезами в приступе абсолютного непонимания того, что втолковывал ему Лавджой, то гостиная сотрясалась от жаркого спора.
— А я говорю, что я никогда не насиловал никаких официанток в Тель-Авиве! — визжал от негодования Сен Клер. Лавджой сразу заметил, что на столе стоит уже вторая открытая бутылка виски «Джонни Уокер».
— Скажи об этом полиции, — сказал Ролан, вставая с единственного стула и помахивая пустой бутылкой для большей убедительности. — Ты добьешься, что всех нас перевешают из-за твоих действий супермена, будь они трижды прокляты…
— Джентльмены, — обратился к ним Лавджой, чувствуя в голове легкое головокружение от выпитого пива, перемешанного с виски, — грецких орехов достать нельзя.
— Да ладно, — весело улыбнулся ему Сен Клер. — Не к спеху. Достанешь завтра утром. Ну-ка, выпей с нами.
— Спасибо, — поблагодарил его Лавджой, впервые в жизни чувствуя влечение к алкоголю. — Думаю, что обязательно выпью.
В ожидании обеда они трудились над второй бутылкой, а братья Калониусы рассказывали о себе.
— Бейкерсфилд, Калифорния, — сказал Сен Клер, — самое место для истинных ковбоев.
— Это мы там родились, — объяснил Ролан.
— Правда, там не хватает романтики. Одно и то же каждый божий день. Говядина, грейпфруты. Грейпфруты и говядина. На вот, выпей. — Сен Клер налил всем. — Мужчина должен повидать мир…
— Вот именно это я… — попытался втиснуться в разговор Лавджой, но его перебил Ролан.
— Джордж Буханан наверняка убил бы тебя, Сен Клер, если бы ты остался в Бейкерсфилде еще на двадцать четыре часа. Вся загвоздка оказалась в том, что было воскресенье, ему пришлось ждать до понедельника, чтобы купить себе короткоствольный, — весело рассказывал Ролан, предаваясь воспоминаниям.