«Она выглядит диким маленьким зверьком, – подумал Ник, – и спит, как такой зверек. А какими словами можно описать ее голову? Наверное, это голова человека, волосы которого обкорнали топором на деревянной плахе. Вот голова и кажется вырубленной из камня».
Он очень любил сестру, и она сильно любила его. «Но, – подумал он, – со временем все придет в норму. Я, во всяком случае, на это надеюсь».
«Незачем кого-то будить, – подумал он. – Она просто смертельно устала, если учесть, как устал я. Если здесь мы в безопасности, то нам следует здесь и оставаться. Никому не показываться на глаза, пока не уляжется суета и не уедет этот человек из центрального управления. Но мне надо получше ее кормить. Жаль, конечно, что я не сумел как следует подготовиться к этому походу.
Конечно, у нас много чего есть. Мешок я еле дотащил. Но что нам сегодня нужно, так это ягоды. И еще хорошо бы подстрелить куропатку, а то и пару. И наверняка мы найдем съедобные грибы. Нам надо экономить бекон, но, думаю, мы сумеем растянуть его на достаточно долгое время. Может, вчера вечером я ее плохо накормил. Она привыкла пить много молока, есть сладости. Нет, нечего об этом волноваться. Есть мы будем сытно. Это хорошо, что она любит форель. Рыбы тут много. Незачем переживать. Она будет есть много. Но, Ник, мальчик мой, вчера ты бы мог впихнуть в нее сколько угодно. Лучше дать ей поспать, чем будить. У тебя еще полно дел».
Он начал очень осторожно вынимать из мешка нужные ему вещи, и его сестра улыбнулась во сне. Коричневая кожа на скулах натягивалась, когда она улыбалась, и становилась чуть розоватой. Она не проснулась, и он подготовил все для завтрака и разжег костер. Щепок хватало, так что костер он разжег очень маленький и вскипятил чай до того, как начал готовить завтрак. Выпил чашку, съел три сухих абрикоса и попытался почитать «Лорну Дун». Но книгу эту он уже читал, так что она утратила прежнюю магию, и он знал, что взяли они ее с собой напрасно.
Вчера во второй половине дня, после того как они разбили лагерь, он замочил несколько черносливин и теперь поставил на огонь, чтобы они немного поварились. Из мешка он достал готовую гречневую блинную муку и положил рядом с эмалированной кастрюлькой и жестяной чашкой, в которой мука смешивалась с водой для получения жидкого теста. Они взяли с собой жестянку с растительным жиром, и он отрезал кусок от пустого мешочка для муки, обмотал тканью конец обструганной палочки и закрепил ее шелковой нитью. Малышка прихватила с собой четыре пустых мешочка, и он ею гордился.
Ник замесил тесто, поставил сковороду на огонь, смазал растительным жиром, распределив его по всей сковороде обмотанной тканью палочкой. Подождал, пока сковорода потемнеет, а после того как она начала плеваться жиром, смазал ее вновь, вылил тесто и наблюдал, как оно пузырится, а потом начинает твердеть по краю. Наблюдал, как оно поднимается, как формируется корочка и меняется цвет. Чистой щепкой отделил лепешку от сковородки, подбросил и поймал. Теперь уже коричневой, поджаренной стороной кверху. Другая сторона шкворчала, поджариваясь. Ник чувствовал вес лепешки, видел, как она поднимается.
– Доброе утро, – проснулась сестра. – Я заспалась?
– Нет, конечно.
Она встала, одернув рубашку поверх коричневых ног.
– Ты уже все сделал.
– Нет. Я только начал печь лепешки.
– Как вкусно пахнет! Я пойду к роднику, умоюсь, вернусь и помогу.
– Не умывайся только в роднике.
– Я не белый человек, – ответила она и ушла за шалаш. – Где ты оставил мыло? – спросила она.
– Около родника. Загляни в ведерко из-под свиного жира. И принеси масло. Оно в роднике.
– Я сейчас вернусь.
Они взяли с собой полфунта сливочного масла. Она принесла его завернутым в промасленную бумагу в ведерке из-под свиного жира.
Они поели гречневых лепешек с маслом и сиропом «Лог кэбин», который наливали из жестяной банки «Лог кэбин»[128]. Крышка на трубе откручивалась, и сироп лился из трубы. Они оба проголодались, и лепешки, с тающим на них маслом и политые сиропом, казались им невероятно вкусными. Они ели чернослив из жестяных чашек и пили отвар. Потом из тех же чашек выпили чаю.
– Вкус чернослива напоминает праздник, – прокомментировала малышка. – Подумай об этом. Как ты спал, Ники?
– Хорошо.
– Спасибо, что укрыл меня курткой. Чудная была ночь, правда?
– Да. Ты спала всю ночь?
– Я и сейчас сплю. Ники, мы сможем остаться здесь навсегда?
– Я так не думаю. Ты вырастешь и захочешь выйти замуж.
– Я все равно собираюсь выйти замуж за тебя. Я хочу быть твоей гражданской женой. Я читала об этом в газете.
– В которой ты читала и о Неписаном законе.
– Точно. Я собираюсь стать твоей гражданской женой согласно Неписаному закону. Я смогу, Ники?
– Нет.
– А я стану. Я тебя удивлю. Все, что для этого нужно, так это пожить какое-то время как муж и жена. Я заставлю их зачесть это время. Это же ведение общего хозяйства.
– Я тебе не позволю.
– Ты ничего не сможешь сделать. Это же Неписаный закон. Я много об этом думала. Я закажу визитки «Миссис Ник Адамс, Кросс-Виллидж, Мичиган, – гражданская жена». Буду открыто раздавать людям каждый год до совершеннолетия.
– Не думаю, что это сработает.
– У меня есть и другой план. Мы родим нескольких детей, пока я несовершеннолетняя. Потом тебе придется жениться на мне по Неписаному закону.
– Это не Неписаный закон.
– Может, я что-то и перепутала.
– В любом случае никто не знает еще, сработает ли он.
– Должен. Мистер То очень на него рассчитывает.
– Мистер То может и ошибаться.
– Почему, Ники, собственно мистер То и придумал Неписаный закон.
– Мне казалось, это его адвокат.
– Но в любом случае мистер То пустил его в ход.
– Я не люблю мистера То.
– Это правильно. Мне в нем тоже кое-что не нравится. Но при нем газета стала интереснее, правда?
– Он предлагает людям новые объекты для ненависти.
– Они ненавидят и мистера Стэнфорда Уайта.
– Я думаю, они завидуют им обоим.
– Я уверена, что это так, Ники. И они завидуют нам.
– Думаешь, кто-нибудь нам сейчас завидует?
– Сейчас, может, и нет. Наша мать думает, что мы – лица, скрывающиеся от правосудия, погрязшие в грехе и пороке. Это хорошо, что она не знает об украденном мной виски.
– Я попробовал его прошлым вечером. Отменный виски.
– Я рада. Это первая пинта виски, которую я украла. Как приятно слышать, что виски отменный! Я не думала, что хоть что-то связанное с этими людьми может быть хорошим.
– Мне еще придется крепко о них подумать. Так что давай о них не говорить, – предложил Ник.
– Ладно. И что мы сегодня будем делать?
– А чего бы ты хотела?
– Я бы хотела пойти в магазин мистера Джона и взять все, что нам нужно.
– Этого мы сделать не можем.
– Я знаю. И что ты для нас запланировал?
– Мы должны собрать ягоды, и я хочу подстрелить одну-двух куропаток. Форель мы поймаем всегда. Но мне не хотелось бы, чтобы тебе надоела форель.
– Тебе когда-нибудь надоедала форель?
– Но людям, говорят, она надоедает.
– Мне форель никогда не надоест, – заявила малышка. – Надоесть может щука, но не форель и не окунь. Я знаю, Ники, это так.
– Пучеглазая щука никогда не надоест, – возразил Ник. – Только плосконосая. Эта может надоесть быстро.
– Я не люблю костлявую рыбу, – кивнула его сестра. – Такая вызывает отвращение.
– Мы здесь приберемся, я спрячу патроны, а потом мы отправимся за ягодами и я попытаюсь подстрелить пару куропаток.
– Я понесу два ведерка из-под свиного жира и пару мешков.
– Малышка, ты помнишь о том, как надо справлять нужду?
– Разумеется.
– Это важно.
– Я знаю. Ты тоже помни.
– Обязательно.
Ник ушел в лес и зарыл блок длинных патронов двадцать второго калибра и несколько коробок коротких[129] под слоем иголок рядом с большой сосной. Заровнял лесную подстилку и, став на цыпочки, оставил на жесткой коре небольшую отметку. Потом вышел на опушку и вернулся к шалашу.
Утро выдалось прекрасное. Над ними синело бездонное небо, на котором еще не появилось ни одного облака. Ника радовала компания сестры, и он подумал: «Чем бы все ни закончилось, здесь мы отлично проведем время». Он уже знал по собственному опыту, что сегодня – это один-единственный день, тот самый, в котором ты и живешь. Продолжается сегодня до ночи, и завтра вновь становится сегодня. Пожалуй, этот факт он полагал главным из всего, чему успел научиться.
Сегодня начался очень хорошо, и, направляясь к лагерю с винтовкой в руках, Ник чувствовал себя счастливым, хотя никуда не делась проблема, напоминающая рыболовный крючок, зацепившийся за карман и при ходьбе время от времени корябающий ему ногу. Заплечный мешок они оставили в шалаше. Едва ли туда мог залезть медведь, потому что днем любой медведь скорее всего тоже лакомился бы ягодами у болота. Тем не менее Ник зарыл бутылку виски у родника. Малышка еще не вернулась, поэтому Ник сел на ствол свалившегося дерева, которое они рубили на дрова, и проверил винтовку. Они собирались охотиться на куропаток, и он высыпал из подствольного магазина длинные патроны, убрал в кожаный подсумок и заполнил магазин короткими. И шума при выстреле меньше, и мясо они не разрывают в клочья, если не удается попасть птице в голову.
Подготовка закончилась, и ему не терпелось отправиться в путь. Где же эта девчонка, подумал он. Потом сказал себе: «Не заводись. Ты же сам говорил ей – торопиться незачем. Не нервничай». Но он нервничал и злился на себя.
– Вот и я. – Сестра возникла рядом. – Извини, что так долго. Наверное, ушла слишком далеко.
– Все нормально. – Ник встал. – Пошли. Ведерки приготовила?
– Да. С крышками.
Они пошли вниз, к речке. Ник внимательно оглядел и речку, и склон. Сестра наблюдала за ним. Ведерки она положила в один из мешков и несла на плече.