одинаково, если смотреть издалека, но рассматривать буковые леса из поезда – невелика радость: только хочется вернуться в тот лес, где ты живешь. Но тогда я этого не знал. Я думал, все тут такое же, как и там, где мы жили, только всего этого больше, и все останется таким же и будет вызывать те же чувства. Но я ошибся. Не имели мы к этому никакого отношения. С холмами дело обстояло еще хуже, чем с лесами. Возможно, все холмы Мичигана выглядят одинаково, но, выглядывая из окна поезда, я видел леса и болота. Мы пересекали реку, и все вызывало у меня интерес, мы проезжали холмы с фермерскими домами и лесом за ними, и это были такие же холмы, но при этом другие, и все вокруг было другим. Я, конечно же, понимаю, что холмы, мимо которых проходит железная дорога, могут быть одинаковыми. Но представлял я их себе совсем не такими. И в тот ясный день начала осени они выглядели по-другому. Чистый воздух вливался в открытое окно, и через какое-то время я почувствовал голод. Мы поднялись еще до рассвета, а теперь оставалось совсем немного времени до половины девятого. Отец вернулся, сел рядом со мной.
– Как ты, Джимми?
– Проголодался.
Он дал мне шоколадный батончик и яблоко, которые достал из кармана.
– Пойдем в вагон для курящих, – предложил он, и я последовал за ним.
Мы прошли через наш вагон в следующий по ходу поезда. Сели, отец у окна. Вагон для курящих показался мне очень грязным, с прожженной во многих местах черной кожаной обивкой сидений.
– Посмотри на сиденья напротив, – шепнул мне отец, не поворачиваясь к ним. Там бок о бок сидели двое мужчин. Тот, кто дальше от прохода, смотрел в окно, и его правую руку сцепили наручником с левой рукой сидевшего рядом. На сиденье за ними сидели еще двое мужчин. Я видел только их затылки, но они так же были скованы наручниками. Мужчины, которые устроились у самого прохода, разговаривали.
– …в дневном поезде, – сидевший напротив нас по другую сторону прохода покачал головой. Тот, который сидел к нему спиной, ответил, не оборачиваясь:
– А почему мы не поехали ночным?
– Ты хотел спать с этими?
– Конечно. Почему нет?
– Так удобнее.
– Ни черта не удобнее.
Мужчина, который смотрел в окно, повернулся к нам и подмигнул. Невысокого роста, щуплый и в кепке. Под кепкой белела повязка. Кепка красовалась и на голове другого мужчины, к которому его приковали, одетого в синий костюм, с крепкой шеей, и чувствовалось, что кепку он надел в эту поездку впервые.
– Как насчет сигареты, Джек[141]? – Мужчина, который подмигнул, обратился к моему отцу поверх плеча другого, прикованного к нему. Этот мужчина, с толстой шеей, повернул голову. Посмотрел на моего отца и меня. Подмигнувший улыбнулся. Отец достал пачку сигарет.
– Вы хотите дать ему сигарету? – спросил охранник.
Мой отец уже протягивал пачку через проход.
– Я сам ему дам, – добавил охранник. Взял пачку свободной рукой, сжал, сунул в прикованную руку, держа в ней, достал сигарету, передал сидевшему рядом мужчине. Тот улыбнулся, и охранник дал ему прикурить.
– Вы очень добры ко мне, – поблагодарил сидевший у окна охранник.
Охранник уже протягивал пачку через проход.
– Возьмите одну, – предложил отец.
– Благодарю. Я предпочитаю жевать.
– Далеко едете?
– В Чикаго.
– Мы тоже.
– Отличный город, – подал голос сидевший у окна. – Однажды я там бывал.
– Верю, что бывал, – буркнул охранник. – Верю.
Мы поднялись и сели напротив них. Охранник, который сидел впереди, оглянулся. Его сосед смотрел в пол.
– Что случилось? – спросил отец.
– Этих господ разыскивают за убийство.
Мужчина, сидевший у окна, подмигнул мне.
– О как. Мы здесь все господа.
– Кого убили? – спросил отец.
– Итальянца, – ответил охранник.
– Кого? – весело спросил щуплый коротышка.
– Итальянца, – повторил охранник моему отцу.
– Кто ж его убил? – коротышка спросил охранника, округлив глаза.
– Очень смешно, – заверил его охранник.
– Нет, сэр, – покачал головой коротышка. – Я просто спросил, сержант, кто убил итальянца.
– Он убил итальянца. – Арестованный с переднего сиденья смотрел на сидящего рядом с ним детектива. – Он убил этого итальянца стрелой из лука.
– Заткнись, – бросил детектив.
– Сержант, я не убивал этого итальянца, – коротышка повернулся к охраннику. – Я бы не стал убивать итальянца. Не знаю я никаких итальянцев.
– Запиши это и используй против него, – откликнулся арестованный с переднего сиденья. – Все сказанное им может быть использовано против него. Он не убивал этого итальянца.
– Сержант, кто убил итальянца? – спросил коротышка.
– Ты убил, – ответил детектив.
– Сержант, это ложь! – воскликнул коротышка. – Я не убивал этого итальянца. Я отказываюсь это слушать. Я не убивал этого итальянца.
– Все сказанное им может быть использовано против него, – повторил второй арестованный. – Сержант, почему вы убили этого итальянца?
– Это была ошибка, сержант, – подхватил коротышка. – Серьезная ошибка. Не следовало вам убивать этого итальянца.
– Или того итальянца, – вставил второй арестованный.
– Заткнитесь, к черту, оба, – лениво бросил сержант. – Они наркоманы, – объяснил он отцу. – Свихнувшиеся, как клопы.
– Клопы? – воскликнул коротышка. – Нет на мне никаких клопов, сержант.
– В его роду множество английских графов, – добавил второй арестованный. – Спросите сенатора. – И он кивнул головой в сторону моего отца.
– Спроси маленького человечка, – предложил коротышка. – Он в возрасте Джорджа Вашингтона и не может солгать.
– Говори, мальчик. – Второй арестованный, габаритами побольше коротышки, посмотрел на меня.
– Прекратить! – рявкнул сержант.
– Да, сэр, – кивнул коротышка. – Заставьте его прекратить. Он не имел права втягивать в разговор мальчика.
– Я тоже когда-то был мальчиком, – напомнил второй арестованный.
– Заткни свою чертову пасть, – предложил сержант.
– Будет исполнено, сержант, – ответил коротышка.
– Заткни свою чертову пасть.
Коротышка мне подмигнул.
– Может, нам лучше уйти в другой вагон. – Отец встал, посмотрел на сержанта. – Еще увидимся.
– Конечно, за ланчем, – ответил сержант. Второй детектив кивнул. Коротышка нам подмигнул. Наблюдал, как мы идем по проходу. Второй арестованный смотрел в окно. Мы вернулись из вагона для курящих к нашим местам в другом вагоне.
– Ну, Джимми, что ты об этом скажешь?
– Не знаю, что и сказать.
– Я тоже.
За ланчем в «Кадиллаке» мы сидели за стойкой, когда они вошли и парами сели за стол. Ланч удался. Мы взяли закрытый пирог с курятиной, а потом я выпил стакан молока и съел кусок черничного пирога с мороженым. Народу в зале было достаточно. Через открытую дверь я видел поезд. С высокого стула наблюдал, как едят все четверо. Арестованные ели левой рукой, а детективы – правой. Когда детективы хотели разрезать мясо, они брали вилку левой рукой и при этом тянули правую руку арестованного на себя. Обе скованные руки постоянно оставались на столе. Я наблюдал, как ест арестант-коротышка, и он вроде и не специально мешал сержанту. Непроизвольно дергался, то и дело двигал правой рукой, которая тянула за собой левую руку сержанта. Двое других ели спокойно. Внимания к себе не привлекали.
– Почему бы вам не снять их, пока мы едим? – спросил коротышка сержанта. Тот не ответил. Он потянулся за кофе, и, как только поднял чашку, коротышка дернул рукой и кофе пролился. Не глядя на коротышку, сержант двинул правой рукой, да так, что оба сцепленных наручниками запястья ударили коротышку по лицу.
– Сукин сын, – прошипел коротышка. Из разбитой губы потекла кровь, и он облизнул ее.
– Кто? – спросил сержант.
– Не вы, – ответил коротышка. – Не можете вы им быть, раз уж вас приковали ко мне. Ни в коем разе.
Сержант убрал свободную руку под стол и посмотрел коротышке в глаза.
– Что ты там говоришь?
– Ничего, – ответил коротышка. Сержант еще какое-то время смотрел ему в глаза, а потом потянулся за кофе скованной рукой. Правая рука коротышки поползла по столу следом. Сержант поднял чашку и подносил ко рту, чтобы выпить, когда кружка вдруг вылетела из руки и кофе пролился на стол. Сержант, не посмотрев на коротышку, дважды ударил его наручниками по лицу. Крови прибавилось, коротышка облизал нижнюю губу и уперся глазами в стол.
– Тебе хватило?
– Да, – ответил коротышка. – Хватило.
– Чувствуешь, что успокаиваешься?
– Уже успокоился, – ответил коротышка. – Как вы себя чувствуете?
– Вытри лицо, – буркнул сержант. – У тебя весь рот в крови.
Мы видели, как они по двое идут к поезду, а потом тоже встали и пошли к нашему вагону. Второй детектив, не тот, которого называли сержантом, а скованный с заключенным более крупных габаритов, словно и не заметил случившегося за столом. Он наблюдал, но будто ничего не заметил. Другой арестованный не сказал ни слова, но тоже внимательно за всем наблюдал.
На наше сиденье напа́дал пепел, и отец смахнул его газетой. Поезд тронулся, и я выглянул из окна, чтобы получше рассмотреть «Кадиллак», но ничего особенного не увидел, только озеро, фабрики и отличную гладкую дорогу, проложенную вдоль рельсов. На берегу озера высились горы опилок.
– Не высовывай голову, Джимми, – велел отец, и я сел. Все равно смотреть было не на что.
– Это город, откуда приехал Эл Могаст.
– Угу.
– Ты видел, что произошло за столом? – спросил отец.
– Да.
– Ты видел все?
– Не знаю.
– Почему, по-твоему, коротышка все это затеял?
– Думаю, он хотел допечь сержанта, чтобы тот снял с него наручники.
– Больше ты ничего не видел?
– Я видел, как сержант трижды ударил его по лицу.
– А куда ты смотрел, когда сержант бил его?
– На лицо коротышки. Наблюдал, как сержант бьет его.