– Да.
– И что ты теперь об этом думаешь?
– Я не знаю.
– Я тоже, – кивнул отец. – На душе погано?
– Да.
– Мне тоже. Ты испугался?
– Когда увидел кровь, – ответил я. – И когда он ударил арестованного.
– Это понятно.
– А ты испугался?
– Нет, – ответил отец. – На что похожа кровь?
Я думал с минуту.
– Она густая и гладкая.
– Да, кровь гуще воды, – кивнул отец. – И ты непременно столкнешься с этим во взрослой жизни.
– Это поговорка, и она про другое, – ответил я. – Она про семью.
– Нет, – покачал головой отец. – Кровь действительно гуще воды, но это всегда неожиданно. Вспоминаю тот случай, когда впервые это выяснил.
– И как?
– Я почувствовал, что мои ботинки полны ею. Густой и теплой. Все равно что вода в сапогах, когда мы охотимся на уток, только теплая, густая и обволакивающая.
– Когда это случилось?
– Очень давно, – ответил отец.
Проводник
Когда мы собрались ложиться, отец сказал, что я могу занять нижнюю полку, потому что рано утром мне, возможно, захочется посмотреть в окно. Он добавил, что ему все равно, какая полка достанется ему, и пока он ложиться спать не собирается. Я разделся и сложил одежду в сетку, надел пижаму и забрался в постель. Выключил свет и поднял шторку, но мне становилось холодно, если я садился и выглядывал в окно, а лежа я ничего не видел. Отец вытащил чемодан из-под моей полки, открыл его, достал пижаму и положил на верхнюю полку, потом достал книгу, бутылку и наполнил фляжку.
– Включи свет, – предложил я.
– Нет, – ответил он. – Мне свет не нужен. Тебе хочется спать, Джим?
– Пожалуй.
– Тогда спи. – Он закрыл чемодан и задвинул под полку. – Ты выставил ботинки в коридор?
– Нет. – Они лежали в сетке, и мне пришлось бы вставать, чтобы взять их, но он сам их нашел и выставил в коридор. Потом задернул портьеру.
– Вы не собираетесь спать, сэр? – спросил проводник.
– Нет, – ответил мой отец. – Я собираюсь немного почитать в умывальной.
– Да, сэр, – услышал я голос проводника. Я нежился, лежа между двух простыней под толстым одеялом в темноте купе. И за окном тоже царила темнота. Из-под нижнего края шторки чуть поддувал холодный воздух. Зеленая портьера, застегнутая на кнопки, полностью отсекала свет в коридоре, вагон плавно покачивался, поезд мчался, изредка раздавался паровозный гудок. Я заснул, а когда проснулся и выглянул в окно, двигались мы очень медленно, пересекая большую реку. От воды отражались огни фонарей, железные фермы моста скользили мимо у самого окна, а мой отец забирался на верхнюю полку.
– Ты проснулся, Джимми?
– Да. Где мы?
– Въезжаем в Канаду, – ответил он. – Но утром уже выедем из нее.
Я вновь посмотрел в окно, чтобы увидеть Канаду, но разглядел только сортировочную станцию и товарные вагоны. Поезд стоял, и двое мужчин прошли вдоль вагона с фонарями, время от времени останавливаясь и стуча молотками по колесам. Я ничего не видел, кроме этих мужчин, которые останавливались, приседали, стучали и шли дальше, и товарных вагонов на соседних путях, и снова забрался в постель.
– Где мы сейчас в Канаде? – спросил я.
– В Виндзоре, – ответил отец. – Спокойной ночи, Джим.
Проснувшись утром и выглянув в окно, я увидел, что мы едем по прекрасной местности, очень напоминающей Мичиган, только холмы прибавили в высоте, а деревья уже окрасились в осенние цвета. Я полностью оделся, за исключением обуви, сунул руку под портьеру, отделявшую купе от коридора, нащупал ботинки, подтянул к себе. Надел их, начищенные до блеска, расстегнул кнопки портьеры, вышел в коридор. Увидел, что в других купе портьеры закрыты на кнопки, то есть все еще спали. Я подошел к умывальной, заглянул в нее. Проводник-ниггер спал в углу на кожаном диванчике. Фуражку надвинул на глаза, а ноги лежали на стуле. Рот приоткрыт, голова чуть откинута назад, сцепленные руки застыли на животе. Я прошел в конец вагона и выглянул на площадку, но там было ветрено, несся пепел, и свободного сиденья не нашлось. Я вернулся к умывальной, осторожно вошел, чтобы не разбудить проводника, и сел у окна. Ранним утром умывальная пахла, как бронзовая плевательница. Мне хотелось есть, я смотрел в окно на осеннюю природу и наблюдал за спящим проводником. Это, должно быть, рай для охотника. Я видел и холмы, заросшие кустами, и густые леса, и ухоженные фермы, и хорошие дороги. Местность эта отличалась от Мичигана. Мы ехали и ехали, а окрестности совершенно не менялись. В Мичигане местность более контрастная. Не было здесь ни болот, ни сгоревших участков леса. Казалось, у этой земли один хозяин, и он тщательно ухаживает за своими владениями, и выглядят они прекрасно – с буками и кленами в осеннем раскрасе и множеством крупноплодных дубов с цветными листьями. И с кустами, оплетенными ярко-красными листьями сумаха. Здесь наверняка в изобилии водились кролики и олени, и я попытался отыскать глазами какую-нибудь дичь, но ехали мы для этого слишком быстро. Да и птиц мог разглядеть только тех, что летали. Увидел ястреба, охотящегося над полем, потом еще одного. Увидел дятлов, летящих вдоль опушки, и решил, что они направляются на юг. Дважды видел голубых соек, но поезд – не лучшее место для наблюдения за птицами. Все, что ты видишь перед собой, тут же пробегает перед глазами, ни на мгновение не замирая на месте. Мы миновали ферму с длинным лугом, на котором кормилась стая крикливых зуйков. Три взлетели, когда поезд проезжал мимо, и закружили над лесом, но остальные продолжали свое занятие. Железная дорога выгнулась широкой дугой, и я видел другие вагоны, находившиеся ближе к паровозу, и сам паровоз, ведущие колеса которого быстро-быстро вращались, и долину реки далеко внизу, и тут оглянулся и обнаружил, что проводник смотрит на меня.
– И что ты там увидел? – спросил он.
– Да кое-что увидел.
– Но ты точно загляделся.
Я ничего не ответил, но порадовался тому, что он проснулся. Ноги со стула он не убрал, но поднял руку и поправил фуражку.
– Это твой отец читал допоздна?
– Да.
– Вот уж кто умеет пить.
– Пьет он отменно.
– Это точно. Пьет он отменно.
Я промолчал.
– Я пропустил с ним пару стаканчиков. И они на меня подействовали. Он сидел полночи и читал как ни в чем не бывало.
– По нему никогда не видно, что он выпил.
– Именно так, сэр. Но если он будет продолжать в том же духе, то убьет все нутро.
Я на это ничего не ответил.
– Ты голоден, парень?
– Да, – кивнул я. – Очень есть хочется.
– Вагон-ресторан уже работает. Пойдем туда, и я тебе что-нибудь добуду.
Мы прошли через два вагона, все с зашторенными купе, потом по вагону-ресторану мимо пустых столиков и добрались до кухни.
– Рад встрече с тобой! – воскликнул проводник.
– Дядя Джордж, – улыбнулся ему шеф-повар. За столом четверо ниггеров играли в карты.
– Как насчет чего-нибудь поесть для этого юного джентльмена и для меня?
– Никак, сэр, – ответил шеф. – Пока я чего-нибудь не приготовлю.
– Выпьешь? – спросил Джордж.
– Нет, сэр, – ответил шеф.
– Вот этого. – Джордж достал из кармана пинтовую бутылку. – Щедроты отца этого юного джентльмена.
– Он щедрый, – шеф сделал глоток и облизнул губы.
– Отец юного джентльмена – чемпион мира.
– По чему?
– По выпивке.
– Он очень щедрый, – повторил шеф. – Как ты поел вчера вечером?
– В компании желтых парней.
– Они по-прежнему вместе?
– Между Чикаго и Детройтом. Теперь мы зовем их белыми эскимосами.
– Ладно. Все находят свое место. – Он разбил два яйца о край сковороды. – Яичницу с ветчиной для сына чемпиона?
– Спасибо, – ответил я.
– Как насчет толики этой щедрости?
– Да, сэр.
– Пусть твой отец остается непобежденным, – пожелал шеф, глядя на меня, и облизнул губы. – Юный джентльмен тоже пьет?
– Нет, сэр, – ответил Джордж. – Он под моим присмотром.
Шеф выложил яичницу с ветчиной на две тарелки.
– Присаживайтесь, господа.
Мы с Джорджем сели, он принес две чашки кофе и сел напротив нас.
– Ты готов поделиться еще толикой щедрости?
– Безусловно. Нам еще возвращаться в вагон. Как железнодорожный бизнес?
– Рельсы прочные, – ответил шеф. – Как там Уолл-стрит?
– Медведи опять разбушевались. Медведицам сейчас туго.
– Ставь на «Щенков»[142], – посоветовал шеф. – «Гиганты»[143] переросли лигу.
Джордж рассмеялся, и шеф рассмеялся.
– Ты очень гостеприимный, – сказал Джордж. – Рад встрече с тобой.
– Иди, иди, – махнул рукой шеф. – Лаккаванни зовет тебя.
– Я люблю эту девушку, – ответил Джордж. – Если кто-нибудь…
– Иди, иди, – повторил шеф. – А не то эти желтые парни доберутся до тебя.
– Приятно пообщаться с тобой. Очень, очень приятно.
– Иди.
– Еще раз отведай щедрости.
Шеф облизал губы. «Да пребудет удача с уходящим гостем».
– Я вернусь на завтрак, – пообещал Джордж.
– Возьми свою незаслуженную надбавку. – Шеф протянул Джорджу бутылку, которую тот убрал в карман.
– Прощай, благородная душа.
– Выметайтесь наконец отсюда, – пробурчал один из ниггеров, игравших в карты.
– Всем господам, до свидания. – Джордж помахал рукой.
– До свидания, сэр, – откликнулся только шеф. Мы вышли.
Мы вернулись в наш вагон, и Джордж посмотрел на номерную доску. Светились номера «5» и «12». Джордж потянул за какую-то маленькую штучку, и номера погасли.
– Ты посиди здесь, – предложил он. – Будь как дома.
Я присел в умывальной, дожидаться его, а Джордж пошел по коридору. Но вскоре вернулся.
– Теперь они счастливы, – заверил он меня. – Как тебе железнодорожный бизнес, Джимми?
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Так называет тебя отец. Правильно?
– Конечно.
– Оттуда и знаю.