В четверг ветер вновь подул с юга. Большого вреда он уже причинить не мог, разве что унес обломанные коричневые листья пальм да выжег те редкие манговые цветы, у которых не засохли цветоножки. Но от него пожелтели листья тополей, и он нанес пыли и листьев в бассейн. Сквозь сетки на окнах пыль просачивалась в дом, оседала на книгах и картинах. Молочные коровы лежали спиной к ветру, и сено, которое они жевали, хрустело от пыли. Мистер Уилер помнил, что ветер с юга всегда дул в Великий пост. И у местных было для него особое имя. Для всех плохих ветров у местных было особое имя, и плохие писатели использовали эти имена в своих произведениях. Он старался этого не делать, как старался не писать о том, что листья пальм гнуло вперед, отчего на стволе появлялась линия, напоминающая пробор в распущенных волосах молодой женщины, если она встает спиной к сильному ветру и их откидывает вперед, на лицо. Он не хотел писать об аромате цветов манго, который окутывал их, когда они гуляли вечером, перед тем как поднялся ветер, или о жужжании пчел в этих цветках за его окном. Теперь никаких пчел не осталось, и он категорически отказывался использовать местные названия ветров. Слишком часто они встречались в плохих книгах, и он знал очень и очень многие. Мистер Уилер писал от руки, потому что ему не хотелось открывать пишущую машинку под этим великопостным ветром.
Вошел коридорный, ровесник его сына и друг детства. Они вместе росли и играли.
– Стиви на другом конце провода.
Он снял трубку.
– Привет, папа, – услышал хриплый голос Стивена. – У меня все хорошо, папа, действительно хорошо. Время пришло, теперь я все понимаю правильно. Ты и представить себе не можешь. Я вновь правильно воспринимаю реальность. Доктор Симпсон? Он молодец. Я ему полностью доверяю. Он хороший человек, папа. Я действительно в него верю. Он более приземленный, чем большинство этих людей. Он назначил мне дополнительный курс лечения. Как все? Хорошо. Как погода? Хорошая, даже отличная. Никаких проблем с лечением. Нет. Никаких. Все действительно хорошо. Рад, что все хорошо и у тебя. На этот раз я действительно нашел ответ. Давай не будем тратить деньги на разговор по телефону. Передай всем мои наилучшие пожелания. До свидания, папа. Скоро увидимся.
– Стиви желает тебе всего наилучшего. – Он повернулся к коридорному.
Тот радостно улыбнулся, вспомнив былые дни.
– Очень мило с его стороны. Как он?
– Хорошо, – ответил я. – Он говорит, что все хорошо.
Незнакомая страна
В Майами царили жара и духота, материковый ветер даже по утрам приносил с Эверглейдс[178] комаров.
– Мы должны выбраться отсюда как можно быстрее, – сказал Роджер. – Деньги я раздобуду. Ты разбираешься в автомобилях?
– Не особо.
– Посмотри в газетных объявлениях, я получу деньги в «Вестерн юнион».
– Просто пойдешь и получишь?
– Если дозвонюсь до моего адвоката, чтобы он их выслал.
Они находились на тринадцатом этаже отеля, стоявшего на Бискайском бульваре, и коридорный только что отправился вниз за газетами и кое-какими покупками. Окна обеих комнат выходили на бухту, парк и автомобили, катившие по бульвару. Зарегистрировались они под своими именами.
– Ты иди в угловой номер, – предложил Роджер. – Возможно, там будет прохладнее. Я позвоню из другого.
– Чем я могу помочь?
– Ты просмотри объявления о продаже автомобилей в одной газете, а я займусь второй.
– Какой нам нужен автомобиль?
– Кабриолет с хорошей резиной. Лучший из тех, что мы сможем найти.
– Какой суммой мы будем располагать?
– Я попрошу прислать пять тысяч долларов.
– Это отлично. Думаешь, ты их получишь?
– Не знаю. Сейчас попытаюсь связаться с ним, – ответил Роджер и ушел в соседнюю комнату. Закрыл за собой дверь, потом открыл. – Ты по-прежнему любишь меня?
– Я думала, мы с этим уже определились, – улыбнулась она. – Пожалуйста, поцелуй меня сейчас, пока не вернулся коридорный.
– Хорошо.
Он прижал ее к себе и крепко поцеловал.
– Так-то лучше, – кивнула она. – Почему мы взяли отдельные номера?
– Я подумал, что так будет проще для идентификации при получении денег.
– Понятно.
– Если нам повезет, мы здесь и не задержимся.
– Мы действительно можем получить их так быстро?
– Если нам повезет.
– И тогда мы станем мистером и миссис Гилч?
– Мистером и миссис Стивен Гилч.
– Мистером и миссис Стивен Брэт-Гилч.
– Я лучше пойду позвоню.
– Не задерживайся надолго.
Они пообедали в рыбном ресторане, который держали греки. Попали в кондиционированный оазис посреди удушающей городской жары, и морепродукты определенно добыли в океане, но до хороших рыбных ресторанов этому было так же далеко, как неоднократно использованному растительному маслу до оливкового первого отжима. Но к рыбе подали холодное сухое, действительно хорошее, белое греческое вино, а на десерт они взяли вишневый пирог.
– Поедем в Грецию и на острова, – предложил он.
– Ты там бывал?
– Как-то летом. Потрясающий отдых.
– Мы туда съездим.
К двум часам деньги прибыли в «Вестерн юнион». Три с половиной тысячи вместо пяти, и к половине четвертого они купили подержанный кабриолет «Бьюик» песочного цвета, пробег которого составил всего шесть тысяч миль, с двумя хорошими запасными покрышками, кенгурятником, радиоприемником, большой поворотной фарой, просторным багажником.
К пяти тридцати они сделали все необходимые покупки, выписались из отеля, и швейцар помог им уложить все вещи в машину. Удушающая жара не спадала.
Роджер, который сильно потел в своей форме, подходящей для субтропиков в той же степени, в какой шорты подходят для зимы на Лабрадоре, дал швейцару чаевые, сел за руль, и они сначала поехали по Бискайскому бульвару. А потом свернули на дорогу к Корал-Гейблс и Тамайами-трейл.
– Как самочувствие? – спросил он девушку.
– Прекрасное. Ты думаешь, это правда?
– Я знаю, что правда, раз чертовски жарко и мы не получили пяти тысяч.
– Ты думаешь, мы переплатили за автомобиль?
– Нет. Цена нормальная.
– Страховку ты оформил?
– Да. И вступил в ААА[179].
– Как много мы успели.
– Не то слово.
– Остаток денег у тебя с собой?
– Конечно, приколот к рубашке.
– Это наш банк.
– Это все, что у нас есть.
– И на сколько нам их хватит?
– Когда закончатся, попрошу еще.
– Мне бы хотелось, чтобы на какое-то время нам их хватило.
– Хватит.
– Роджер.
– Да, дочка.
– Ты меня любишь?
– Я не знаю.
– Скажи это.
– Я не знаю, но собираюсь выяснить.
– Я тебя люблю. Очень. Очень. Очень.
– Продолжай в том же духе. Мне это поможет.
– Почему ты не говоришь, что любишь меня?
– Давай подождем.
Какое-то время, пока они ехали, ее рука лежала на его бедре, но теперь она убрала руку.
– Хорошо. Подождем.
Теперь они ехали на запад по широкому шоссе Корал-Гейблс, уже в придавленных жарой пригородах Майами, мимо продуктовых лавок, заправочных станций и больших магазинов, среди машин, в которых люди, отработав день в городе, направлялись домой. Слева остался Корал-Гейблс с его домами, которым, казалось бы, самое место в Венеции, но они высились здесь, на флоридской равнине, и шоссе уходило все дальше и дальше по осушенному участку болот. Роджер прибавил скорости, и теперь их обдувал прохладный ветерок – спасибо воздухозаборникам.
– Отличный автомобиль, – отметила девушка. – Нам повезло, что мы смогли его купить.
– Очень.
– Мы вообще везунчики, или ты не согласен?
– Пока – да.
– Как-то ты настороженно ведешь себя.
– Нет, конечно.
– Разве мы не можем быть веселыми?
– Я веселый.
– По голосу не чувствуется, что ты весел.
– Что ж, может, и не весел.
– Почему ты не весел? Ты же видишь, мне весело.
– Я стану веселым, – ответил Роджер. – Обещаю.
Глядя на дорогу, по которой он столько раз ездил в своей жизни, видя, как она стелется впереди, зная, что это та же самая дорога с кюветами по сторонам, с лесами и болотами, зная, что только автомобиль другой, да и спутница другая, Роджер почувствовал, как внутри начинает нарастать знакомая пустота, и понял, что должен остановить это.
– Я люблю тебя, дочка, – добавил он. Не думал, что это правда, но слова прозвучали убедительно. – Я очень тебя люблю и постараюсь не разочаровать тебя.
– И ты будешь веселым.
– И я буду веселым.
– Это прекрасно, – кивнула она. – Мы уже вместе?
– Да, и в пути.
– Когда мы увидим птиц?
– В это время года они гораздо дальше.
– Роджер.
– Да, Бретхен.
– Ты не должен веселиться, если нет настроения. Нам все равно будет весело. Как велит тебе настроение, таким и будь, а я повеселюсь за нас двоих. Сегодня ничего не могу с собой поделать.
Он увидел, что впереди дорога поворачивает на северо-запад через лесистое болото, а не прямо на запад. Это было здорово. Действительно здорово. Он знал, что скоро они доберутся до большого гнезда скопы на старом, засохшем кипарисе. Они только что проехали место, где он убил большую гремучую змею той зимой, когда ездил по этой дороге с матерью Дэвида. Еще до рождения Эндрю. В тот год они оба купили семинольские рубашки на маленьком придорожном рынке в Эверглейдс и надели их в автомобиле. Он отдал большую гремучую змею каким-то индейцам, которые пришли на рынок, чтобы что-то продать, и они очень обрадовались – отличная кожа и двенадцать погремушек, – и Роджер помнил, какой тяжелой и толстой была змея, когда он ее поднял. С обвисшей большой плоской головой, и как улыбался индеец, когда взял змею. В тот год они подстрелили дикого индюка, когда тот пересекал дорогу ранним утром, выскочив из тумана, начинающего рассеиваться в солнечном свете. Кипарисы проступали в нем черными силуэтами, а красивый индюк, коричнево-бронзовый, вышел на дорогу, гордо поднял голову, потом присел, чтобы бежать, и замертво упал после выстрела.