– Похоже, многие индейцы этим вечером ползают, как змеи, – пробурчал Джо Гарнер.
– Ох уж эти индейцы! – повторила миссис Гарнер.
Они поехали дальше. Свернули с шоссе и стали подниматься в гору. Лошадям подъем по песчаной дороге давался тяжело: мальчики спрыгнули и пошли пешком. Когда миновали школу, Ник оглянулся с вершины холма. Он увидел огни Петоски, а вдали, за Литл-Траверс-Бей, – огни Харбор-Спрингса. Теперь они снова забрались в фургон.
– Эту дорогу надо бы посыпать гравием, – проворчал Джо Гарнер.
Они въехали в лес. Джо и миссис Гарнер, прижавшись друг к другу, сидели на передней скамье. Ник – сзади, между двумя мальчиками. Дорога вышла наконец на открытое место.
– А здесь папка скунса переехал.
– Нет, это было дальше.
– Не имеет значения, где именно, – отозвался Джо, не поворачивая головы. – Какая разница, где переехать скунса.
– Вчера вечером я двух скунсов видел, – заявил Ник.
– Где?
– Там, около озера. Они у берега дохлую рыбу искали.
– Ты, наверное, видел енотов, – засомневался Карл.
– Нет, скунсов. Что я, скунсов не знаю?
– Ты должен знать, – кивнул Карл. – Ты за индианкой бегаешь.
– Перестань болтать глупости, Карл, – одернула его миссис Гарнер.
– Да они пахнут одинаково!
Джо Гарнер засмеялся.
– Перестань смеяться, Джо, – повернулась к мужу миссис Гарнер. – Я не позволю Карлу такое говорить.
– Правда, ты за индианкой бегаешь, Ники? – спросил Джо.
– Нет.
– Правда, правда, – встрял Фрэнк. – Он за Пруденс Митчелл бегает.
– Неправда.
– Он каждый день к ней ходит.
– Нет, не хожу. – Ник, сидевший в темноте между двумя мальчиками, в глубине души был рад, что его дразнят Пруденс Митчелл. – Она не моя девушка.
– Вы его только послушайте! – воскликнул Карл. – Я их каждый день вместе встречаю.
– А наш Карл не может найти себе подругу, – вздохнула его мать. – Даже индианку.
Карл притих.
– У Карла с девчонками не ладится, – согласился Фрэнк.
– Заткнись!
– Молодец, Карл! – похвалил сына Джо Гарнер. – Девчонки до добра не доведут. Бери пример с отца.
– Кто бы говорил. – И миссис Гарнер придвинулась поближе к Джо, воспользовавшись толчком фургона. – У тебя в свое время подружек хватало.
– Готов поспорить, что папка никогда не водился с индианкой.
– Откуда тебе знать? – сказал Джо. – Ты уж гляди, Ник, не упусти свою Пруди.
Жена что-то шепнула ему, Джо развеселился.
– Чего ты смеешься, папка? – спросил Фрэнк.
– Не говори, Гарнер, – остановила его жена. Джо вновь засмеялся.
– Пускай Ники забирает себе эту Пруди. У меня и самого отличная девушка, – сказал он.
– Вот это ты правильно сказал, – согласилась миссис Гарнер. Лошади с трудом тащились по песку. Джо наугад хлестнул кнутом в темноту.
– Но-но, шевелитесь! Завтра вам еще тяжелее придется.
На спуске с холма лошади пошли рысью, фургон подбрасывало. У фермерского дома все вылезли. Миссис Гарнер отперла дверь, вошла внутрь и вышла обратно с лампой в руке. Карл и Ник сняли поклажу с фургона. Фрэнк сел на переднюю скамью, чтобы отогнать фургон в амбар и распрячь лошадей. Ник поднялся на заднее крыльцо и открыл дверь кухни. Миссис Гарнер растапливала плиту и оглянулась, перестав поливать дрова керосином.
– До свидания, миссис Гарнер! – попрощался Ник. – Спасибо, что подвезли меня.
– Не за что, Ники.
– Я отлично провел время.
– Мы тебе всегда рады. Может, останешься поужинать с нами?
– Нет, я лучше пойду – думаю, папа меня уже заждался.
– Ну тогда иди. И передай, пожалуйста, Карлу, что его зовет мать.
– Ладно.
– Спокойной ночи, Ники!
– Спокойной ночи, миссис Гарнер!
Ник вышел во двор фермы и направился к сараю. Джо и Фрэнк доили коров.
– До свидания! – попрощался Ник. – Я прекрасно провел время.
– До свидания, Ники! – крикнул Джо Гарнер. – А ты разве не останешься поужинать?
– Нет, не могу. Скажете Карлу, что его мать ждет?
– Хорошо. Спокойной ночи, Ники!
Ник пошел босиком по тропинке через луг позади сарая. Земля была скользкой, роса приятно холодила разутые ноги. Он перелез через изгородь на границе луга, спустился в овраг, увязая в топкой грязи, поднялся наверх и, пройдя через сухой буковый лес, увидел наконец светящиеся окна дома. Вновь перелез через изгородь и подошел к переднему крыльцу. Сквозь оконное стекло он увидел, что отец сидит за столом и читает при свете большой лампы. Ник толкнул дверь и вошел.
– Ну как, Ники? – спросил отец. – Хорошо провел день?
– Прекрасно, папа. Праздник удался.
– Есть хочешь?
– Еще как!
– А куда ты дел свои башмаки?
– Я их оставил в фургоне Гарнеров.
– Ладно, пойдем на кухню.
Отец пошел впереди с лампой. Остановился у ледника и поднял крышку. Ник прошел на кухню. Отец принес тарелку с куском холодной курицы и кувшин молока, поставил их на стол перед Ником. Рядом поставил лампу.
– Еще пирог есть, – сказал отец. – Тебе этого достаточно?
– Более чем.
Отец опустился на стул у покрытого клеенкой стола. На стену легла его большая тень.
– Кто выиграл бейсбольный матч?
– Петоски. Пять – три.
Отец смотрел, как он ест; потом налил ему стакан молока из кувшина.
Ник выпил и вытер салфеткой рот. Отец протянул руку к полке за пирогом. Отрезал Нику большой кусок. Пирог был с черникой.
– А ты что делал, папа?
– Утром ходил рыбу удить.
– Поймал что-нибудь?
– Одного окуня.
Отец сидел и смотрел, как Ник ест пирог.
– А после обеда ты что делал? – спросил Ник.
– Ходил прогуляться к индейскому поселку.
– Видел кого-нибудь?
– Все индейцы отправились в город пьянствовать.
– Так и не видел совсем никого?
– Видел твою подружку, Пруди.
– Где?
– В лесу, с Фрэнком Уэшберном. Случайно набрел на них. Они недурно проводили время.
Отец смотрел в сторону.
– Что они делали?
– Да я особенно не разглядывал.
– Скажи мне, что они делали.
– Не знаю, – сказал отец. – Я слышал только, как они там возились.
– А откуда ты знаешь, что это были они?
– Видел.
– Ты, кажется, сказал, что не разглядел их?
– Нет, я их видел.
– Кто с ней был? – спросил Ник.
– Фрэнк Уэшберн.
– Когда они… когда они…
– Что – когда они?
– Им было хорошо?
– Похоже на то.
Отец встал из-за стола и вышел из кухни. Когда он вернулся к столу, Ник сидел, уставившись в тарелку. В глазах его стояли слезы.
– Хочешь еще пирога?
Отец взялся за нож, чтобы отрезать кусок.
– Нет, – ответил Ник.
– Съешь еще кусочек.
– Нет, я больше не хочу.
Отец прибрал со стола.
– А где ты их видел? – спросил Ник.
– За поселком.
Ник смотрел в свою тарелку.
Отец сказал:
– Ступай-ка ты спать, Ник.
– Иду.
Ник прошел в свою спальню, разделся и лег в постель. Он слышал шаги отца в соседней комнате. Ник лежал в постели, уткнувшись лицом в подушку.
«Мое сердце разбито, – думал он. – Если я это так чувствую, то оно и вправду должно быть разбито».
Через некоторое время он услышал, как отец потушил лампу и пошел к себе в комнату. Он слышал, как зашумел в кронах деревьев поднявшийся ветер, и почувствовал холод, проникавший сквозь сетку на окне. Долго лежал, зарывшись лицом в подушку, потом перестал думать о Пруди и наконец уснул. Проснувшись ночью, услышал шелест ветра в зарослях болиголова, растущих около дома, и шум волн, бьющихся о берег озера, и опять заснул. Утром дул сильный ветер, и вздымавшиеся волны с разбега обрушивались на берег, и, понемногу просыпаясь, Ник не сразу вспомнил, что его сердце разбито.
Канарейку в подарок
Поезд промчался мимо длинного кирпичного дома с садом и четырьмя толстыми пальмами, в тени которых стояли столики. По другую сторону полотна было море. Потом пошли откосы песчаника и глины, и море мелькало лишь изредка, далеко внизу, под скалами.
– Я купила ее в Палермо, – сказала американка. – Мы там стояли только один час: это было в воскресенье утром. Торговец хотел получить плату долларами, и я отдала за нее полтора доллара. Правда, она чудесно поет?
В поезде было очень жарко, было очень жарко и в купе спального вагона. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Американка опустила штору, и моря совсем не стало видно, даже изредка. Сквозь стеклянную дверь купе были видны коридор и открытое окно, а за окном пыльные деревья, лоснящаяся дорога, ровные поля, виноградники и серые холмы за ними.
Из множества высоких труб валил дым – подъезжали к Марселю; поезд замедлил ход и по одному из бесчисленных путей подошел к вокзалу. В Марселе простояли двадцать пять минут, и американка купила «Дейли мейл» и полбутылки минеральной воды. Она прошлась по платформе, не отходя далеко от подножки вагона, потому что в Каннах, где стояли двенадцать минут, поезд тронулся без звонка и она едва успела вскочить. Американка была глуховата – она боялась, что звонок, может быть, и давали, но она его не слышала.
Поезд вышел с Марсельского вокзала, и теперь стали видны не только стрелки и фабричный дым, но, если оглянуться назад, и город, и гавань, и горы за ней, и последние отблески солнца на воде. В сумерках поезд промчался мимо фермы, горевшей среди поля. У дороги стояли машины; постели и все домашнее имущество было вынесено в поле. Смотреть на пожар собралось много народу. Когда стемнело, поезд пришел в Авиньон. Пассажиры входили и выходили. Французы, возвращавшиеся в Париж, покупали в киоске сегодняшние французские газеты. На платформе стояли солдаты-негры в коричневых мундирах. Все они были высокого роста, их лица блестели в свете электрических фонарей. Они были совсем черные и такого высокого роста, что им не было видно, что делается в вагонах. Поезд тронулся, платформа и стоявшие на ней негры остались позади. С ними был сержант маленького роста, белый.