– Как-то раз заходит un garçon, который часто к нам приезжает, и просит меня приготовить им ужин и несколько бутылок вина, и девушки тоже будут, а потом они поедут на танцы. Я сказала – хорошо. Приготовила я им ужин, и они приехали, все уже навеселе. А потом стали подливать виски в пиво. Mon Dieu, oui. Я говорю Фонтэну: их стошнит. Oui, говорит он. Потом девушек стошнило, а девушки были очень милые, славные такие. Их рвало прямо на стол. Фонтэн хотел взять их под руку и показать им, где уборная, там удобнее, когда тошнит, но les garçons сказали – не надо, им и здесь хорошо, за столом.
Вернувшийся домой Фонтэн подошел к нам.
– Когда они опять приехали, я заперла дверь. Нет, говорю, и за полтораста долларов не пущу. Mon Dieu, non.
– По-французски есть слово для людей, которые так себя ведут, – сказал Фонтэн. Его разморило от жары, и он казался очень старым.
– Какое?
– Cochons, – сказал он очень деликатно и как бы стесняясь произнести такое крепкое словцо. – Они вели себя как свиньи. Это очень сильное выражение, – добавил он извиняющимся тоном. – Но… прямо на стол. – Он сокрушенно покачал головой.
– Свиньи, – сказал я. – Иначе не назовешь. Просто свиньи. Пакостники.
Грубые слова были неприятны Фонтэну. Он поспешил заговорить о другом.
– Бывает, что приезжают и очень славные люди, очень воспитанные, – сказал он. – Например, офицеры с форта. Очень милые, славные люди. Все, кто хоть раз побывал во Франции, приезжают сюда выпить вина. Они любят вино.
– Был один офицер, – сказала мадам Фонтэн, – которого жена никуда не пускала. И вот он говорит ей, что устал и ложится в постель, а как только она уйдет в кино, он бежит прямо к нам, иногда в одной пижаме, только пальто накинет. Мари, ради бога, говорит, дайте пива. И сидит у нас в пижаме и пьет пиво, а потом возвращается в форт и опять ложится в постель, прежде чем жена придет из кино.
– Удивительный чудак, – сказал Фонтэн, – но очень славный.
– Mon Dieu, oui, очень славный, – повторила мадам Фонтэн. – Всегда уже в постели, когда жена приходит из кино.
– Я завтра уезжаю, – сказал я. – В индейскую резервацию. Мы хотим поспеть к открытию охоты на тетеревов.
– Да? Но вы еще вернетесь сюда? Вы приедете к нам?
– Непременно.
– К тому времени и вино поспеет, – сказал Фонтэн. – Разопьем вместе бутылочку.
– Три бутылочки, – сказала мадам Фонтэн.
– Приеду непременно.
– Так мы вас ждем, – сказал Фонтэн.
– Спокойной ночи, – сказал я.
Из резервации мы вернулись днем. Мы были на ногах с пяти часов утра. Накануне мы отлично поохотились, но в этот день за все утро не видели ни одного тетерева. Ехать в открытой машине было очень жарко, и мы остановились перекусить в тени, под большим деревом на обочине дороги. Солнце стояло высоко, и клочок тени под деревом был очень мал. Мы поели сэндвичей и сухого печенья, нам очень хотелось пить, и мы очень устали и были рады, когда наконец выехали на шоссе, ведущее в город. Мы заметили впереди колонию луговых собачек, остановили машину и стали стрелять по ним из пистолета. Двух собачек мы убили, но потом прекратили стрельбу, потому что те пули, которые не попадали в цель, отскакивали от камней и летели в поле, а за полем виднелись деревья на берегу ручья и жилой дом, и мы не хотели нарываться на неприятности из-за шальных пуль, летевших в сторону дома. Мы поехали дальше и наконец очутились на дороге, которая спускалась под гору к окраине города. Вдали, по ту сторону равнины, высились горы. В тот день они были голубые и снег на вершинах сверкал, точно стекло. Лето подходило к концу, но на вершинах гор еще не было свежевыпавшего снега – только старый, подтаявший на солнце снег со льдом, и он ярко сверкал издалека.
Нам хотелось посидеть в тени и выпить чего-нибудь холодного. Мы обгорели на солнце, губы у нас потрескались от жары и солончаковой пыли. Мы свернули на проселок к Фонтэнам, остановили машину у калитки и вошли в дом. В столовой было прохладно. Мы застали мадам Фонтэн одну.
– Только две бутылки пива, – сказала она. – Все вышло. А новое еще не готово.
Я дал ей немного дичи.
– Вот это хорошо, – сказала она. – Они вкусные. C’est bon. Спасибо. – Она вышла, чтобы убрать тетеревов в прохладное место. Когда мы допили пиво, я встал.
– Нам пора, – сказал я.
– Вы ведь приедете вечером? Фонтэн приготовит вино.
– Мы заедем до отъезда.
– Разве вы уезжаете?
– Да. Мы едем завтра утром.
– Как жаль, что вы уезжаете. Так приходите вечером, Фонтэн приготовит вино. Мы устроим пир перед вашим отъездом.
– Мы заедем до отъезда.
Но в тот день пришлось отправлять телеграммы, проверить машину, – одну камеру пропороло камнем, и ее надо было залить, – и я пешком пошел в город и сделал все, что нужно было сделать до отъезда. К вечеру я так устал, что решил остаться дома. Нам не хотелось разговоров на чужом языке. Нам только хотелось пораньше лечь в постель.
Лежа в постели среди вещей, которые служили нам все лето и утром будут упакованы в чемоданы, чувствуя прохладный ветерок с гор, проникающий в открытые окна, я подумал, как нехорошо, что мы не поехали к Фонтэнам, – но тут же уснул. На другой день мы укладывались и заканчивали наше лето – на это ушло все утро. Мы позавтракали и в два часа были готовы к отъезду.
– Нужно заехать проститься к Фонтэнам, – сказал я.
– Да, нужно.
– Боюсь, они ждали нас вчера.
– Мы все-таки могли бы поехать.
– Жаль, что мы не поехали.
Мы простились с управляющим в конторе отеля, и с Ларри, и другими знакомыми в городе, а потом поехали к Фонтэнам. И хозяин и хозяйка были дома. Они обрадовались нам. Фонтэн казался очень старым и утомленным.
– Мы ждали вас вчера вечером, – сказала мадам Фонтэн. – Фонтэн приготовил три бутылки вина. А когда вы не приехали, он все выпил.
– Мы на одну минутку, – сказал я. – Только заехали проститься. Нам очень хотелось приехать вчера вечером. Мы собирались приехать, но мы очень устали после охоты.
– Пойди принеси вина, – сказал Фонтэн.
– Нет вина. Ты все выпил.
Фонтэн был очень расстроен.
– Я достану, – сказал он. – Подождите две минуты. Я все выпил вчера. Мы его для вас приготовили.
– Я так и думала, что вы устали. Я говорила ему, mon Dieu, они не приедут, они слишком устали, – сказала мадам Фонтэн. – Пойди достань вина, Фонтэн.
– Я отвезу вас в машине, – сказал я.
– Хорошо, – сказал Фонтэн. – Так будет скорее.
Мы сели в машину и, проехав по шоссе с милю, свернули на проселок.
– Вам понравится это вино, – сказал Фонтэн. – Оно удалось мне. Выпьете его вечером за ужином.
Мы остановились перед бревенчатым домом. Фонтэн постучал в дверь. Никто не откликнулся. Мы обошли кругом. Задняя дверь тоже была заперта. Возле двери валялись пустые жестянки. Мы заглянули в окно. Внутри никого не было. В кухне было грязно и не прибрано, но все окна и двери крепко заперты.
– Вот сукина дочь. Где это она шляется? – сказал Фонтэн. Он был в отчаянии. – Я знаю, где достать ключ, – сказал он. – Подождите меня здесь. – Он подошел к соседнему дому, постучал в дверь, поговорил с женщиной, которая вышла на порог, и наконец вернулся. В руках у него был ключ. Мы попытались открыть им входную дверь, потом заднюю, но ничего не выходило.
– Вот сукина дочь, – сказал Фонтэн, – шляется где-то.
В окно мне было видно, где хранилось вино. Подойдя вплотную к окну, я почувствовал запах, который стоял внутри дома. Запах был приторный и тошнотворный, как в индейской хижине. Вдруг Фонтэн схватил лежавшую на земле доску и начал рыть землю возле задней двери.
– Я попаду в дом, – сказал он. – Попаду, сукина дочь.
Во дворе соседнего дома какой-то мужчина возился с передним колесом старенького «Форда».
– Не делайте этого, – сказал я. – Вон тот человек увидит. Он смотрит сюда.
Фонтэн выпрямился.
– Попробуем еще раз открыть ключом, – сказал он.
Мы попробовали, но ничего не вышло. Ключ поворачивался на пол-оборота вправо и влево.
– Нам не попасть в дом, – сказал я. – Давайте вернемся.
– Я подкопаюсь под заднюю дверь, – предложил Фонтэн.
– Нет, нет, я не хочу, это опасно.
– Я подкопаюсь.
– Нет, – сказал я. – Он увидит. И у вас отберут вино.
Мы сели в машину и поехали обратно, к Фонтэнам, по дороге вернув ключ соседям. Фонтэн не говорил ни слова, только ругался вполголоса. Он был удручен и подавлен. Мы вошли в дом.
– Вот сукина дочь! – сказал он. – Мы не могли достать вино. Мое собственное вино, которое я сам приготовил.
Вся радость исчезла с лица мадам Фонтэн. Фонтэн уселся в угол и подпер голову руками.
– Нам пора ехать, – сказал я. – Вы не огорчайтесь из-за вина. Выпейте без нас за наше здоровье.
– Куда ушла эта сумасшедшая? – спросила мадам Фонтэн.
– Не знаю, – ответил Фонтэн. – Не знаю, куда она ушла. А вы так и уедете без вина.
– Это не важно, – сказал я.
– Так не годится, – сказала мадам Фонтэн. Она покачала головой.
– Нам пора ехать, – сказал я. – Прощайте, всего хорошего. Спасибо вам за все.
Фонтэн покачал головой. Он был безутешен. Мадам Фонтэн с грустью смотрела на него.
– Не расстраивайтесь из-за вина, – сказал я.
– Ему так хотелось угостить вас своим вином, – сказала мадам Фонтэн. – Вы приедете в будущем году?
– Нет. Может быть, через два года.
– Вот видишь! – сказал ей Фонтэн.
– Прощайте, – сказал я. – Не огорчайтесь из-за вина. Выпейте без нас за наше здоровье. – Фонтэн покачал головой. Он не улыбнулся. Он понимал, что все погибло.
– Вот сукина дочь, – пробормотал Фонтэн.
– Вчера вечером у него было три бутылки, – сказала мадам Фонтэн, чтобы утешить его. Но он только покачал головой.
– Прощайте, – сказал он. У мадам Фонтэн были слезы на глазах.
– Прощайте, – сказала она. Ей очень жаль было Фонтэна.
– Прощайте, – сказали мы. Мы все были очень огорчены.