— Тебе не понравилось?
— А ты чего ждал… дикой, безудержной страсти?
— Повторяю: я никогда не знал и по-прежнему не знаю, что будет дальше.
— Мы попрощаемся, и все.
Он немного нахмурился.
— Хорошо.
Кэтрин произнесла еще одну речь:
— Я не жалею, что мы поцеловались. Это было очень приятно и мило. Нам давно стоило это сделать, ведь мы были так близки. Я всегда буду помнить тебя, Ньют. Желаю тебе удачи и счастья.
— И тебе того же.
— Спасибо.
— Тридцать дней, — сказал Ньют.
— Что?
— Тридцать дней мне придется провести в военной тюрьме за этот поцелуй.
— Это… это ужасно, но я не просила тебя уходить в самоволку!
— Знаю.
— За такие глупые выходки звание Героев точно не присуждают.
— Наверно, здорово быть героем. Генри Стюарт Чейзенс — герой?
— Мог бы им стать, если бы такой шанс представился. — Кэтрин с тревогой заметила, что они двинулись дальше. Ньют, похоже, благополучно забыл о прощании.
— Ты вправду его любишь?
— Конечно! — с жаром ответила она. — Иначе бы я не стала за него выходить!
— И что в нем хорошего?
— Да сколько можно! — вскричала Кэтрин, снова остановившись. — Ты вообще представляешь, как мне обидно это слышать? В Генри много, много, очень много хорошего! И наверняка также много-много плохого. Но это совершенно тебя не касается. Я люблю Генри и не подумаю вас сравнивать!
— Прости.
— Я серьезно!
Ньют снова ее поцеловал. Он поцеловал ее, потому что она сама этого хотела.
Они вошли в большой сад.
— Когда мы успели забраться так далеко от дома, Ньют? — спросила Кэтрин.
— Шаг один, шаг второй, по полям и лесам, по мостам… — проговорил Ньют.
— Так незаметно они складываются… шаги.
На колокольне школы для слепых зазвонили колокола.
— Школа для слепых, — сказал Ньют.
— Школа для слепых. — Кэтрин сонно тряхнула головой. — Мне пора домой.
— Тогда давай прощаться.
— Когда я пытаюсь, ты всякий раз меня целуешь, — заметила она.
Ньют сел на невысокую стриженую травку под яблоней.
— Присядь, — сказал он.
— Нет.
— Я тебя пальцем не трону.
— А я тебе не верю.
Она села под другое дерево, в двадцати футах от Ньюта. Села и закрыла глаза.
— Пусть тебе приснится Генри Стюарт Чейзенс.
— Что?
— Пусть тебе приснится твой замечательный будущий муж.
— Хорошо, — кивнула Кэтрин и еще крепче зажмурилась, чтобы скорей представить себе жениха.
Ньют зевнул.
В ветвях деревьев жужжали пчелы, и Кэтрин едва не задремала. Когда она открыла глаза, Ньют спал.
И тихо похрапывал.
Кэтрин дала ему поспать около часа — и на протяжении этого часа всем сердцем его обожала.
Тени яблоневых деревьев потянулись к востоку. Со стороны школы для слепых вновь раздался колокольный звон.
— Чик-чирик, — прощебетала синица.
Где-то вдалеке взревел и заглох мотор. Потом снова взревел и снова заглох.
Кэтрин встала и присела на колени рядом с Ньютом.
— Ньют, — окликнула она.
— А? — Он открыл глаза.
— Поздно уже.
— Привет, Кэтрин, — сказал он.
— Привет, Ньют, — отозвалась она.
— Я тебя люблю.
— Знаю.
— Слишком поздно?
— Слишком поздно.
Ньют встал и со стоном потянулся.
— Отлично прогулялись, — сказал он.
— Согласна.
— Ну что, расходимся?
— Куда ты пойдешь? — спросила она.
— Да в город, куда еще. Сдамся.
— Удачи.
— И тебе, — кивнул он. — Выходи за меня, Кэтрин?
— Нет, — ответила она.
Он улыбнулся, пристально на нее посмотрел и быстро зашагал прочь.
Кэтрин провожала взглядом его силуэт, исчезающий в длинной перспективе деревьев и теней, и думала: если он сейчас остановится, если обернется, если позовет ее, она обязательно к нему побежит. По-другому просто нельзя.
Ньют остановился. И обернулся. И позвал ее.
— Кэтрин!
Она подбежала, она обвила его руками. Она не могла говорить.
Ночь для любви
© Перевод. Н. Рейн, наследники, 2021
Лунный свет — это для молодых. А уж что до женщин, так они его просто обожают. Но мужчина, чем он старше, тем обычно меньше нравится ему лунный свет. Слишком жиденький и холодный, неуютный какой-то. Терли Уайтмен именно так и считал. Терли стоял в пижаме у окна в спальне и ждал, когда его дочь Нэнси вернется домой.
Это был огромный добродушный и симпатичный мужчина. Из него получился бы замечательный король, но работал он копом, охранником автостоянки, что у главного офиса компании «Рейнбек Эбрейсивс». Его дубинка, револьвер, патроны и наручники валялись в кресле, у постели. Терли пребывал в растерянности и тревоге.
Жена Милли лежала в постели. Впервые со дня их медового месяца в 1936-м Милли не накрутила волосы на бигуди. И теперь эти волосы рассыпались по подушке, отчего она сразу стала казаться моложе, мягче и как-то загадочней.
Милли уже давным-давно не выглядела загадочной в постели. Глаза ее были широко раскрыты, и смотрели они на луну.
Ее отношение к проблеме просто бесило Терли — Милли категорически отказывалась беспокоиться и думать, что с Нэнси что-то могло случиться, там на улице, в лунном свете, поздней ночью. Милли незаметно для себя уснула, а потом проснулась и некоторое время смотрела на луну с таким видом, словно на уме у нее было нечто необыкновенно важное. И не говорила о том, что думает, а потом… потом опять уснула.
— Ты не спишь? — спросил жену Терли.
— А? — сонно откликнулась Милли.
— Решила не спать?
— Я не сплю, — мечтательным и дремотным, точно у молоденькой девушки, голоском откликнулась Милли.
— Небось и задремала немножко, но как-то не заметила, — ответила она.
— Да ты целый час дрова пилила, — сказал Терли.
Он специально сказал жене гадость. Думал, что, может, это заставит ее окончательно проснуться. Он хотел, чтобы она проснулась и говорила с ним вместо того, чтобы пялиться на эту дурацкую луну. Никаких дров во сне она, разумеется, не пилила. Лежала себе тихо и спокойно, и была такая красивая…
Некогда его Милли считалась первой красоткой в городе. Теперь ее место заняла дочь.
— Знаешь, я тебе честно скажу. Я ужасно волнуюсь, — сказал Терли.
— Ах, милый, — протянула Милли, — да все с ними в порядке. Здравый смысл у них, слава богу, есть. Не какие-нибудь там полоумные подростки.
— Ты что же, хочешь тем самым сказать, что они не валяются сейчас где-нибудь в канаве, в разбитой машине?
Эти слова разом и окончательно пробудили Милли. Она села в постели, моргая и хмурясь.
— Ты что, и правда думаешь…
— Да, думаю! — рявкнул Терли. — Он дал мне честное благородное слово, что доставит девочку домой в целости и сохранности. И произойти это должно было еще два часа тому назад!
Милли откинула одеяло, спустила босые ноги на пол.
— Ясно, — сказала она. — Теперь я окончательно проснулась. И тоже начала волноваться.
— Давно пора, — буркнул Терли. Демонстративно повернулся к жене спиной и снова уставился в окно, нервно постукивая большой ступней по радиатору.
— Так мы что же, просто будет ждать и волноваться? — спросила Милли.
— А что ты предлагаешь? — огрызнулся Терли. — Если хочешь позвонить в полицию и узнать, не было ли каких несчастных случаев, можешь не утруждаться. Я позаботился об этом, пока ты пилила дрова.
— И никаких несчастных случаев?.. — еле слышно спросила Милли.
— Никаких, насколько им известно, — ответил Терли.
— Что ж… тогда… это немного ободряет, верно?
— Может, тебя и ободряет, — сказал Терли, — а лично меня — нет. — И покосился на жену. И увидел, что она уже и думать забыла про сон и вполне в состоянии выслушать то, что он собирался ей сказать. — Ты уж извини, дорогая, за прямоту, но у меня сложилось впечатление, что ты относишься ко всей этой истории, как к развлечению или каникулам. И ведешь себя так, будто это тебя, а не Нэнси, вывозит на прогулку в своем авто мощностью в триста лошадиных сил этот богатенький смазливый щенок. Будто это неслыханная честь какая!..
Милли встала и смотрела обиженно и растерянно.
— Каникулы? — пролепетала она. — Я?..
— Думаешь, я ничего не замечаю? Специально распустила волосы, чтоб выглядеть моложе и симпатичнее. На тот случай, если он вдруг заглянет, когда, наконец, привезет нашу девочку домой.
Милли прикусила губу.
— Просто подумала, если он вдруг зайдет и начнется скандал, эти бигуди в волосах… будет еще неприличнее и хуже…
— А ты, конечно, считаешь, что обязательно должен быть скандал, да? — спросил Терли.
— Не знаю. Ты глава семьи, тебе видней. Поступай, как считаешь нужным. — Милли подошла к мужу, легонько дотронулась до его плеча. — Милый, — протянула она, — лично я тоже не вижу в том ничего хорошего. Нет, честно, нет. И тоже изо всех сил стараюсь сообразить, как сейчас лучше поступить и что сделать.
— К примеру? — спросил Терли.
— Почему бы тебе не позвонить его отцу? — сказала Милли. — Может, он знает, где они. Или какие у них были планы.
Это предложение подействовало на Терли самым странным образом. Он продолжал возвышаться над Милли, но уже словно бы не властвовал ни над домом, ни над своей маленькой босоногой женой.
— Да, замечательно, ничего не скажешь! — протянул он.
И, хотя произнес эти слова достаточно громко, прозвучали они глухо, точно рокот большого барабана.
— Почему нет? — не унималась Милли.
Терли был больше не в силах смотреть на жену. Поднес часы к окну, взглянул на циферблат.
— Просто замечательно, — повторил он, обращаясь к городку, утопавшему в лунном свете. — Вытащить самого Л.Ч. Рейнбека из постели! «Привет, Л.Ч. Это Т.У. Что, черт побери, делает до сих пор ваш сын с моей дочуркой, а?» — и Терли с горечью расхохотался.
Милли, похоже, не поняла мужа.
— Но ты имеешь полное право позвонить ему, как и любому другому человеку, если считаешь дело срочным и важным, разве нет? — спросила она. — Просто я хочу сказать, все люди свободны и равны в такой поздний час.