Такого человека не спутаешь ни с каким другим. Лев Лосев приводит слова сэра Исайи Берлина: «Как могли его понять те, кто не читал его по-русски, по его английским стихотворениям? Совершенно непонятно. Потому что не чувствуется, что они написаны великим поэтом. А по-русски… С самого начала, как только это начинается, вы в присутствии гения. А это уникальное чувство – быть в присутствии гения…»
Уникальное, да, – но и в самом деле: как же передавалось это чувство тем, кто по-русски не читал? Это и есть самое интересное в книге Льва Лосева: развернутый, четкий ответ. Причем двойной – верней, раздвоенный: одна мысль впадает в другую.
Вот первая – от которой, как пишет Лосев, трудно отказаться:
«что написанная в оригинале по-английски проза Бродского и была подлинным переводом его творчества на другой язык, переводом более успешным, более несомненным, чем все переводы стихов, в том числе и сделанные им самим… Почти универсальная реакция на эссе Бродского – восхищение красотой, выразительностью, эмоциональным воздействием текста…»
Вот и вторая:
«…знакомство с не-литературными высказываниями Бродского и, даже в большей степени, с его поведением в жизни убеждает, что к этому поэту двадцатого века вполне применим романтический девиз Батюшкова: „Живи – как пишешь, пиши – как живешь“. Между Бродским в жизни и Бродским в стихах принципиальной разницы нет».
Собственно, все сказано. И вся книга – про это все: что тексты Бродского и его поведение – житейское, политическое, литературное – были явлениями одного – и очень высокого – порядка. Отчего многие люди, не читавшие его стихов, умели догадаться, что он – замечательный поэт; а те, кто читал, испытывали (испытывают) переживание, о котором сам он говорил применительно к текстам своего любимого Одена: читая его, чувствуешь себя порядочным человеком.
Лев Лосев написал об Иосифе Бродском книгу для порядочных людей.
Разбил, как говорится, сосуд клеветника, шуганул стервятника-юдофоба.
И оставил с носом (прищемил его в дверях) – толпу. То есть всех нас – тех, кого Пушкин по молодости лет, помните, обозвал подлецами за жадное (о да, обывательское) любопытство: как справляются с жизнью высшие существа. Между тем история литературы пишет себя как роман, а после «Дон Кихота» романный герой не может позволить себе неуязвимость – если только он не сыщик.
Однако история литературы еще не завладела Бродским безраздельно. В этой книге прозрачны только его тексты. Сам же он реален настолько, что последнюю главу не хочется читать.
Голубым по розовому
Федерико Моччиа. Три метра над небом
Federico Moccia. Tre metri sopra il cielo
Роман / Пер. с ит. А.Герасимовой. – СПб.: Лимбус Пресс, Изд-во К. Тублина, 2007.
Ах, ах, до чего неожиданный сюжет: барышня и хулиган. Буржуазная чистота уступает обаянию приблатненного гормона.
Это же счастливый сон – потерять невинность и предрассудки в шикарно меблированной канаве, с неотразимым подонком. Зато какое печальное пробуждение: предрассудки никуда не делись, подонок же мчится на верном своем супермощном мотоцикле в ночь – одинокий, несчастный, опасный. На самом деле, в глубине души, вообще-то хороший, только разочарованный буквально во всем. Но как бы то ни было, она выйдет за другого, за благополучного, предпочтет, конечно, стабильность. Не бывать левретке за борзым: жизнь, как известно, жестче. См., например, романы «Обрыв» и «Как закалялась сталь». Только пожиже, пожиже, еще пожиже влей.
Для неуспевающих семиклассниц. И потом, бывают же ночные дежурства: у больничных, скажем, санитарок, – а некоторые женщины работают в вооруженной охране.
Так вот им райское наслаждение от «Лимбуса». Этот начинающий синьор Моччиа, даром что разменял пятый десяток, пишет просто как гений чистой красоты:
«Ладонь скользит вдоль спины вниз, вдоль ложбинки, до края юбки. Легкий подъем, начало сладостного предвкушения. Он останавливается. Два углубления рядом заставляют его улыбнуться, как и ее более страстный поцелуй. Ласкает ее дальше. Движется вверх. Останавливается на застежке, чтобы раскрыть наконец тайну и не только ее».
«Эластичная ткань легко отходит, рука тут же шмыгает туда – и сразу же оттуда…»
То есть исключительно мягкое порно.
Чей волк
Юлия Латынина. Земля войны (Дар аль-харб)
Роман. – М.: Эксмо, 2007.
Безумно похоже на Вальтера Скотта, на Фенимора Купера. Хотя, конечно, современные средства транспорта и связи резко взвинчивают темп.
Близость не подражательная – концептуальная. Прислушайтесь к такому вот разговору – верней, перепалке – чуть не перешедшей в перестрелку: из-за мультика про волка и зайца. Кто бы вы думали, эти диспутанты – канадские индейцы, принадлежащие к враждующим племенам? шотландские горцы времен Роб Роя? Или дело происходит в детском саду? Ничуть не бывало: один – полковник ФСБ, другой – ФСБ же подполковник, один – Герой России, другой – кавалер ордена Мужества, один командует каким-то спецбатальоном, другой – начальник городской милиции, оба в недавнем прошлом – бандиты, причем не только в официальном смысле этого термина, в настоящем же – столпы гос. режима. Но один – чеченец, а другой – аварец, – и вот что происходит:
«– Я хочу мультфильм! – требовательно сказал мальчик. – Я хочу „Ну, погоди!“.
– Э, – сказал Арзо, отрываясь от нард, – кто тебя научил смотреть этот дурацкий мультфильм? Это вредное кино. Это кино специально придумали русские, чтобы насолить чеченцам. В этом кино заяц побеждает волка! Я не могу позволить, чтобы мой внук смотрел такие неправильные фильмы!
– Послушайте, Арзо Андиевич, – сказал Кирилл (еще один гэбист, русский, из Москвы; крайне странный: чуть ли не порядочный; чуть ли не представитель здравого смысла и человечности; одним словом, соглашатель; Скотт и Купер – и, кстати, Пушкин в «Капитанской дочке»! – тоже используют подобных персонажей. – С. Г.), – ну при чем здесь чеченцы? Это просто мультик про зверей.
– Ну и снимали бы свой мультик про своего медведя, – сказал полковник ФСБ и Герой России Арзо Хаджиев, – взяли бы и сняли, как один волк стаю медведей на танке сжег. А чего вы снимаете про нашего волка?
…– Это почему же волк – ваш? – спросил начальник милиции города Бештой.
– Ты на наше знамя посмотри, – ответил Арзо.
– Эй, что я буду смотреть на ваше знамя! Когда аварский волк был на аварских знаменах, чеченцы платили дань Омар-хану. Это вы украли нашего волка!
– Клянусь Аллахом, – сказал Арзо, волк – чеченский волк, так же как земли Бештоя – чеченские земли. Или ты с этим тоже будешь спорить?
Кирилл напрягся, потому что разговор вспыхнул слишком быстро, как вспыхивают угли, на которые плеснули бензином, но в эту секунду…»
И т. д.
Собственно говоря, тут, в этой выписке, – вся поэтика романа и часть сюжета в придачу.
Это политический памфлет, написанный с иронического высока: про самоубийственное непонимание Кремлем – Кавказа. Как неприменимы методы политической полиции против обычаев родового, племенного общества. Даже, в общем, про то, что сколько волка ни корми… С той, однако же, существенной поправкой, что кормят волка почти исключительно напалмом и свинцом. А также с учетом обратной связи, которая осуществляется через коррупцию.
Поражает, между прочим, прейскурант: за должность, например, президента кавказской республики просят в администрации президента РФ сто лимонов зеленых, как с куста.
Чтобы при таких ценах спрос оставался платежеспособным, необходима каскадная, так сказать, преступность сверху донизу. Из них изображенная тут реальность и состоит.
В среднем – по трупу на страницу. Людей воруют, продают, покупают, пытают, убивают. Одна провокация спешит сменить другую, прерываясь лишь на теракты.
И все – совершенно зря. Результат буквально каждого поступка противоположен предполагаемому. Что, однако же, нисколько не удивительно: фактически все до единого действующие лица заняты (сами того не понимая) общим и притом гиблым делом – тормозят историю. Все равно что пытаются с разных сторон – кто за гусеницу, кто за пушечный ствол – кто автоматом, кто ножом, кто голыми руками – удержать падающий в пропасть тяжелый танк. Это придает повествованию невероятно динамичный драматизм.
Жестокие, коварные, очень по-своему благородные дикари – против жестокой, коварной, циничной системы, именующей себя государством, но распавшейся на отдельные преступные группировки.
Каждый ведет свою собственную войну – и проигрывает ее. Общий ход событий не имеет никакого смысла.
Короче, перед нами – ад. Мелькают обреченные адские жители. Вот – первый попавшийся:
«За пять лет, в течение которых командировки на Кавказ чередовались с охраной колонии-поселения под Пензой, майор Рачковский ороговел душой и привык не делать различия между людьми, за которыми он охотился в горах, и заключенными, над которыми он издевался в тюрьме. Он научился убивать так же хладнокровно, как горцы, вот только причины, по которым убивали горцы, были иногда довольно странны, но почти никогда – случайны. Рачковский же научился убивать без причин. Вместо причин была водка».
Разумеется, он погибнет. Вообще, в финале погибнут почти все.
Великолепная шестерка
Дэвид Хоффман. Олигархи: Богатство и власть в новой России
David E. Hoffman. The Oligarchs. Wealth and Power in the New Russia
Пер. с англ. С.Шульженко. – М.: КоЛибри, 2007.
Толковая; основательная; беспристрастная; страстная; впечатляющая без красот; в меру бесстрашная, во всех отношениях респектабельная книга.
Написанная человеком в высшей степени компетентным: воскрешение капитализма в России м-р Хоффман лицезрел воочию, причем с очень удобного наблюдательного пункта: руководя (1995–2001) московским бюро газеты «Вашингтон пост». Лично опрашивал действовавших тогда лиц – взял девятьсот интервью – никому, конечно, не поверил вполне – понял больше, чем разузнал, – но зато (как шутил некто Радек про Сталина) каждое свое утверждение может подкрепить чисто конкретной ссылкой.