Тогда взял пустынник ту сухую ветвь и пошел скитаться по миру, в котором уже так давно не бывал. Питался он только тем, что ему подавали добрые люди; но многие просьбы его оставались без ответа, многие двери не отпирались перед ним вовсе, так что он часто по целым дням и хлебной корки в глаза не видывал. Однажды бродил он так с утра и до вечера, от двери к двери, и никто ему ничего не подавал, никто не хотел его пустить на ночлег; вот и вошел он в лес, разыскал в лесу жилье, устроенное в пещере, и в том жилье – старуху. Он сказал ей: «Добрая женщина, дозвольте мне сегодня переночевать под вашим кровом». Но та отвечала: «Не смею дозволить, хоть бы и хотела; у меня трое сыновей – и все они люди злые и жестокие; коли вернутся они с разбоя да найдут тебя здесь, то загубят и тебя, и меня». Но пустынник сказал ей: «Уж вы оставьте меня на ночь – поверьте, из-за меня они ничего вам дурного не сделают». И старуха сжалилась над ним и дала себя уговорить. Тогда старец лег под лестницей и сухую ветвь положил себе под голову. Когда старуха это увидела, то спросила старца, почему он это делает? Старец и рассказал ей, что такое наложено на него покаяние, и объяснил, в чем именно он погрешил перед Господом. Тогда старуха стала горько плакать и восклицать: «О! Если Господь так карает за единое слово, – как же Он должен будет покарать моих сыновей, когда они предстанут на суд Его!»
В полночь вернулись разбойники и вошли с шумом и гамом. Они развели огонь, и когда в пещере стало светло, то увидели человека под лестницей; тут они крикнули матери гневно: «Что это за человек! Разве же мы не говорили тебе, чтоб ты не смела никого к нам впускать?» Тогда мать сказала им: «Оставьте его, это бедный грешник, который несет на себе покаяние за свой грех». Разбойники спросили: «А что же он сделал такое? Эй, старик! – крикнули они старцу. – Рассказывай нам свои прегрешения!» Старец поднялся со своего ложа и рассказал им, как он единым словом прогневил Бога – и вот теперь за это несет наложенное на него покаяние. Разбойники были так растроганы его рассказом, что ужаснулись своей жизни и от всей души стали каяться. А старец, обратив троих грешников на путь истинный, опять лег на свое прежнее место под лестницей. Наутро они нашли его мертвым и увидели, что из той сухой ветви, которая служила ему изголовьем, проросли три зеленые свежие ветки. Видно, Господь снова над ним смиловался.
208. Старушка
Жила-была в большом городе старушка; и сидела она однажды вечером одна в своей каморке, сидела да раздумывала, как она сначала лишилась мужа, потом обоих сыновей, потом один за другим умерли все ее родственники, наконец и последний друг ее, и вот она осталась одна-одинешенька, покинутая всеми. Так-то сидела и горевала она, особенно об утрате двоих сыновей, – так горевала, что даже на Бога роптать стала. В то время как она сидела погруженная в свои думы, она вдруг услышала звон к ранней обедне. Подивилась она тому, что так скоро ночь у нее в грустных думах пролетела, зажгла фонарь и пошла в церковь. Приходит туда и видит, что церковь освещена, но только не свечами, как всегда, а каким-то бледноватым светом. И людьми уж полна – все места ими на скамьях заняты, так что когда старушка пришла к своему обычному месту, то увидела, что и оно тоже занято, и вся скамья заполнена народом. Взглянула она на людей, собравшихся в церкви, и увидела, что всюду кругом сидят ее умершие родственники, и лица у них мертвенно-бледные, и одеты они в старомодные наряды. И никто из них не пел и не говорил, а по всей церкви разносилось только чуть слышное жужжание. Тут поднялась со скамьи одна ее покойная родственница, подошла к ней и сказала: «Обратись лицом к алтарю и увидишь своих двух сыновей». Тогда старушка обернулась к алтарю и увидела своих двоих сыновей: один висел на виселице, другой привязан был к колесу. Родственница же сказала ей: «Видишь ли, что их ожидало, если бы они остались живы и Господь не прибрал бы их к себе еще в невинном детском возрасте». С трепетом вышла старушка из церкви и горячо благодарила Бога за то, что он поступил с нею лучше, нежели бы она сама могла придумать; и на третий день после того она умерла.
209. Мальчик в раю
Сын бедняка-землепашца, жившего в страшной глуши, вдали от города, случайно попал в город, пошел бродить по улицам и забрел в церковь, в которой ему пришлось быть первый раз в жизни. Залюбовавшись на благолепие храма, он почувствовал себя так хорошо, так радостно, что и уходить из храма не захотел. Когда служба окончилась и молящиеся разошлись, то причетник приказал мальчику уходить; но тот отвечал: «Нет, не уйду отсюда; я рад-радешенек, что в рай попал». Причетник пошел к пастору и сказал ему, что зашел мальчик в церковь и уходить не хочет – думает, что в рай попал. Пастор отвечал ему: «Коли он это думает, так пусть и остается здесь». Так и остался он на тот день в церкви; и высмотрел он между церковными иконами деревянное резное изображение одного святого, которое особенно поразило его худобою и истомою в лице. «Боженька, Боженька! – сказал сострадательный мальчик, обращаясь к этому изображению. – Какой же Ты худенький! Видно, много пришлось Тебе голодать на твоем веку? Вот постой: я каждый день буду Тебе приносить половину моей еды». И действительно, на другой же день, выйдя из церкви, мальчик нашел себе место близ церкви, стал зарабатывать хлеб свой трудом и каждый день с теплой верою приносил половину своей еды к подножию изображения святого. С особенным удовольствием приметил он, что пища, приносимая им, исчезает, а тощее изображение святого начинает полнеть, и даже щеки его покрываются румянцем. Заметил это и причетник, и пастор и никак не могли понять, отчего происходила эта перемена. Стали следить и присматривать и наконец подсмотрели, что мальчик каждое утро приносит к подножию изображения святого половину своей еды.
Затем случилось, что мальчик дней восемь подряд проболел и пролежал в постели; но чуть только выздоровел, как вновь явился в церковь и принес половину своей пищи с собою. Пастор пошел за ним следом и слышал, как он говорил святому: «Боженька, не сердись на меня, что я так долго ничего Тебе не приносил: я был болен и не мог подняться с постели». И вдруг в ответ ему раздался голос: «Я видел твое доброе желание, и Мне этого довольно; в следующее воскресенье приду за тобой». Мальчик, очень обрадованный этим, сообщил и пастору о своей радости. Когда же священник на следующее воскресенье, не видя мальчика в церкви, пошел навестить его на дом, то узнал, что мальчик умер.
210. Ветка орешника
Однажды, после полудня, Христос-младенец уснул в своей колыбельке, тогда подошла к нему Дева Мария, посмотрела на него с радостью и сказала: «Ты уснул, младенец мой? Спи же сладко, а я пока в лес схожу и принесу тебе горсточку земляники; я знаю, что обрадую тебя этим, когда ты проснешься». И точно: в лесу она отыскала местечко с чудесной земляникой; но, когда нагнулась, чтобы сорвать одну ягодку, из травы вдруг поднялась ехидна. Дева Мария испугалась, не тронула тех ягод и поспешила удалиться от этого места. Ехидна погналась за ней, но Матерь Божия, понятное дело, знала, как от нее избавиться: она спряталась за куст орешника и оставалась там, пока ехидна опять не скрылась. Тогда она собрала ягоды и на обратном пути домой проговорила: «Как нынче орешник послужил мне защитой, так пусть и на будущее время другим служит». Итак, с той поры зеленая ветвь орешника – лучшая защита против змей, ехидн и всякого ползучего гада.
Немецкие легендыПеревод Е. Гиляровой
Исторические легенды
Сага об Адельгере Баварском
Во времена римского императора Севера[3] правил в Баварии герцог по имени Адельгер. Весь народ любил и уважал его, так как он не унижался перед римлянами и противостоял им, насколько мог.
Когда император Север узнал, что во всей империи лишь баварский герцог держится независимо, он послал в Баварию своего вестника с приказом тотчас привезти герцога в Рим.
Среди приближенных герцога был один мудрый человек, с которым он всегда советовался в трудную минуту. Адельгер призвал его и сказал: «Я в сомнении, нужно ли мне ехать в Рим. Мой разум этому противится. Римляне – злое племя и затевают что-то недоброе. Посоветуй мне, что делать, ты всегда даёшь хорошие советы».
Старый советчик ответил: «Если хочешь узнать моё мнение, то вот что я думаю: собери верных людей, вели им надеть лучшие одежды и спокойно поезжай в Рим. Там не противься законным требованиям, потому что ты не настолько силен, чтобы воевать против римлян, но если их притязания перейдут границы договоров, стой твердо на своём».
Адельгер собрал дружину и прибыл ко двору римского императора. Встречен он был плохо. Император кричал на него: «Ты причинил мне столько вреда, что заслуживаешь казни!»
Герцог спокойно возражал ему: «Твой посланник призвал меня сюда, чтобы рассудить нас по справедливости. Я покорюсь всему, что решат римляне, и надеюсь на твою милость». – «Ничего не хочу слышать ни о какой милости, – заявил император. – Тебе отрубят голову, а твои земли перейдут к другому, дружественному нам вождю».
Но римляне вступились за герцога и потребовали сохранить ему жизнь. А в наказание за непокорность предложили обесчестить его – обрезать ему до колен полы одежды и остричь длинные волосы.
В бессильной ярости Адельгер вернулся в свое пристанище. Его спутники негодовали, но старый советчик сказал: «Господин, не горюй, послушай моего совета, и все еще может обернуться к твоей чести».
«По твоему совету я приехал сюда, – в сердцах возразил герцог, – и видишь, что из этого получилось. Если я не сохраню свою честь, лучше мне не возвращаться в родные края!»
Старик на это сказал: «Призови своих людей и прикажи им тоже остричься и обрезать одежду, и честь твоя будет спасена».
Тогда герцог поговорил по отдельности с каждым из приближенных. Он просил их помочь ему в трудную минуту и обещал наградить каждого, кто согласится подвергнуть себя тому же, что сделали с ним. И его соратники поклялись, что будут верны ему до самой смерти и исполнят его желание. Все обрезали волосы и одежду, так что она стала доходить только до колен. Они были такими рослыми, сильными и мужественными людьми, что даже в куцей одежде не выглядели смешными.
На следующее утро Адельгер со своими спутниками поехал ко двору императора. Увидев их, император разгневался и спросил: «Скажи-ка, дражайший, кто тебе это присоветовал?»
«Есть у меня один мудрый слуга, – ответил герцог, – он не раз уже доказывал мне свою верность. И вообще у нас в Баварии обычай: если плохо одному, другие терпят вместе с ним. И здесь мы все равны, и бедные, и богатые, все живем и одеваемся одинаково».
Император потребовал: «Отдай мне этого своего слугу, пусть он останется при моем дворе, когда ты вернешься на родину. Этим ты вернешь мое благоволение». Герцогу очень не хотелось расставаться с верным советчиком, но делать было нечего: он взял старика за руку, подвел к императору и сказал, что теперь он будет на службе у него. После этого Адельгер с дружиной вернулся в родную землю. Там он призвал вестников и приказал объявить по всему государству, что все, кто хочет сохранить за собой земли и рыцарские имения, должны будут остричь волосы и обрезать до колен одежду. Кто этого не сделает, тому отрубят правую руку. А когда стало известно, что в Баварии стали носить короткую одежду, то по всем немецким землям распространился такой обычай.
Прошло некоторое время, и между римским императором и баварским герцогом отношения снова испортились. Адельгеру опять было строго приказано явиться в Рим, так как император желал с ним объясниться. Герцог был обеспокоен создавшимся положением и тайно послал в Италию доверенного человека к своему старому слуге, чтобы тот объяснил, зачем император призывает герцога, и посоветовал, ехать ли ему или оставаться дома.
Однако старик заявил посланному: «Тебе не следовало ко мне обращаться. Когда я был советчиком герцога, я давал советы для его пользы. Но он поступил нехорошо, отдав меня императору. Теперь я служу империи и не хочу становиться предателем. Но завтра при дворе императора я расскажу одну притчу, ты запомни ее и перескажи своему господину. Передай ему, что вопрос стоит о его чести».
На следующее утро, когда весь двор был в сборе, старик выступил вперед и попросил у императора разрешения рассказать одну притчу. Император позволил, и старый мудрец начал: «Мой отец мне рассказывал, что давным-давно жил один человек, который с великим прилежанием обрабатывал свой огород и выращивал множество полезных трав и превосходных овощей. Про это разузнал один олень. Ночью он пробрался в огород, вволю наелся зелени, а еще больше потоптал. С тех пор он повадился разбойничать, но однажды хозяин его подстерег и отрубил ему ухо. Олень не унимался и снова начал разорять грядки. Огородник опять подстерег его и отрубил хвост. «Это тебе памятка, – сказал он. – Пока будет болеть, ты не придешь разбойничать». Но скоро рана у оленя зажила, и он по проторенной дорожке опять проник в огород, вдоволь наелся и не заметил, как попал в сети, расставленные кругом. Он попытался вырваться, но тут появился хозяин с копьем и убил его, приговаривая: «Ты сладенько кормился, а теперь за все заплатишь».
В это время в кустах затаился хитрый лис, и когда огородник ненадолго отошел, он вылез и сожрал оленье сердце. Как удивился хозяин огорода, когда он, начав потрошить добычу, не нашел в теле сердца! Он поспешил домой и рассказал жене про чудо – у убитого оленя не было сердца! «Об этом можно было бы догадаться, – ответила ему жена, – если бы у него было сердце, то после того, как ты отрубил ему ухо, потом хвост, разве пришел бы он снова в наш сад?»
Вестник Адельгера выслушал притчу с недоумением, так как не понял, зачем старик рассказал эту сказочку, и вернулся в Баварию сердитый. Явившись к герцогу, он подосадовал, что съездил в Рим понапрасну, ничего не узнал, а старый советчик ничем не помог, только велел пересказать герцогу притчу, которую он рассказал в присутствии императора.
Когда Адельгер услышал притчу, он тотчас созвал своих людей. «Сейчас я разъясню вам смысл этой сказки, – сказал герцог. – Римляне хотят заманить меня в свои сети. Но я не глупый олень, они не дождутся меня в своем римском саду. А если они явятся за мной в Баварию, то плохо им придется, потому что в моей груди бьется сердце и мои дорогие соратники мне помогут!»
Когда при дворе императора узнали, что Адельгер отказался приехать, император заявил: «Я хочу увидеть сам, в каких краях обитает этот герцог!» Было собрано войско, и тридцать тысяч воинов двинулись в Баварию.
Адельгер, не мешкая, созвал всех своих воинов, друзей и родственников. Когда все собрались, он вышел на возвышение и обратился к ним: «Пришло для вас время доказать свою верность. Со мной обошлись несправедливо. В Риме я был судим и подвергнут унижению, но потом прощен. Теперь император опять безвинно преследует меня, его войска движутся на нашу землю. Не так страшно погибнуть в битве, но они заточат нас в темницы и станут мучить наши тела, они надругаются над нашими женами, убьют наших детей, начнут жечь и разорять страну. Поэтому вы, мои герои, должны встать на ее защиту!» Все воины вскинули руку вверх и закричали: «Клянемся храбро биться! А кто уклонится от боя, того изгнать из баварской земли!»
Герцог Адельгер повел свое войско на поле возле Бриксена, там они встали лагерем. Римляне с развевающимися знаменами вышли навстречу. И началась сеча! Один из баварцев, Вольквин, ранил оруженосца императора и сказал ему: «Иди, покажи этот знак своему господину и скажи ему, что пришла расплата за все зло, причиненное моему герцогу!» Вольквин поднял знамя, пришпорил лошадь и врубился в толпу римлян. Но те не желали уступать, и много храбрых героев полегли на поле сражения. Битва продолжалась весь длинный день. Зеленые знамена римлян окрасились кровью. Много молодых храбрецов были убиты, тела громоздились на тела. Слышались только стоны и крики. Но отважные воины не хотели укрываться за стенами, они добивались победы.
День склонился к вечеру, и тогда римляне начали слабеть. Увидев это, Вольквин со знаменем поскакал прямо на римского императора, и храбрые баварцы, обнажив мечи, с воинственной песнью ринулись за ним. У противника уже не было сил ни бежать, ни сопротивляться. Император Север, увидев, что все его воины посечены или убиты, выронил из руки меч и воскликнул: «О Рим! Ты втоптан в грязь баварцами! После такого позора я не хочу больше жить!» Тут Вольквин его убил.
Герцог Адельгер воткнул древко копья в землю и воскликнул: «Свою страну я защитил в честном бою, и пусть память об этом сохранится навечно!»
Фридигерн
Дела Фридигерна воспеты готами[5] в песнях. О нем повествует такая сага:
Когда вестготы еще не имели постоянного места обитания, они часто терпели голод и лишения. Однажды их вожди, Фридигерн, Алатеус и Зафрах, видя свой народ в бедственном положении, обратились к предводителям римского войска с просьбой продать продовольствие.
Римляне со свойственной им зловредностью торговались не только из-за баранины или говядины, но даже из-за мяса собак и других нечистых животных, так что готам пришлось за хлеб отдавать слугу, а за кусок мяса десять фунтов[6] серебра.
Между тем один из римских военачальников, Лупицин, замыслил недоброе и пригласил Фридигерна на пир. Тот явился безбоязненно, с небольшой свитой. Во время трапезы до его ушей донесся страшный, словно предсмертный крик: в соседнем помещении пировали Алатеус и Зафрах, и римляне внезапно на них напали. Фридигерн понял, что всех их заманили в ловушку, выхватил меч и бросился на помощь к родичам.
Выбравшись с ними из вражеского лагеря, он обратился ко всем готам и призвал восстать против римлян, убеждая, что лучше погибнуть в битве, чем умирать от голода.
С этого времени лишения готов и надменное господство римлян пришли к концу, и вестготы стали жить в завоеванном краю не как нищие чужаки, а как хозяева и господа.
Могила короля
Вестготы направлялись через Италию в Африку. Во время пути внезапно умер их король, знаменитый Аларих[7], которого они безмерно чтили и любили. Чтобы его похоронить, они отвели в сторону воды реки Барент, которая протекала у подножия гор возле города Консентина[8]. Посреди сухого ложа группа пленников выкопала могилу, и туда вестготы опустили тело своего короля вместе с грудой сокровищ.
Когда закончился похоронный обряд, они пустили воды реки вновь по старому руслу и умертвили всех, кто рыл могилу, чтобы они никому не могли выдать место упокоения короля.
Исход лангобардов из Ютландии
Когда в Дании властвовал король Снио (Снег), в стране начался голод. Король издал приказ, запрещавший застолья и пиршества, но это не помогло, голод усиливался. Король собрал совет и распорядился предать смерти третью часть народа. На совете присутствовали Эббе и Ааге, два выдающихся героя. Их мать звалась Гамбарук, она жила в Ютландии и была мудрая женщина. Когда она узнала о решении короля, ее опечалило, что должны будут погибнуть так много невинных людей. Она сказала: «Я могу дать лучший совет. Пусть старые и молодые бросят жребий. Те, кто его вытянут, должны будут покинуть Данию и искать счастья за морем».
Всем понравился такой выход, и жребий был брошен. Он выпал молодым, и они начала снаряжать корабли. Эббе и Ааге тоже спустили на воду свою ладью и вывесили вымпел на мачте; Эббе вел за собой ютов[9], Ааге – гундингов.
Как Радбот не захотел креститься
Некогда жил святой Вольфрам[10]. Он проповедовал христианство германскому племени фризов. Проповеди монаха так понравились вождю фризов Радботу, что он решил креститься. Приготовили купель, Радбот уже опустил одну ногу в воду, но тут ему вздумалось спросить, куда попали его предки, в рай или в ад. Святой Вольфрам ответил: «Они были язычники, значит, их души теперь в аду».
Герцог Радбот отдернул ногу от купели и сказал: «Я не могу на том свете быть разлученным с сородичами. Лучше страдать вместе с ними в аду, чем без них блаженствовать в райских кущах». Так и остался Радбот некрещеным и присоединился после смерти к своим праотцам.
Другие рассказывают так: Радбот после ответа святого Вольфрама, что его предки горят в аду, спросил, где находится большинство людей. Святой ответил: «Это очень печально, но большая часть человечества попадает в ад». Услышав это, герцог вынул ногу из купели и сказал: «Где большинство, там и я хочу быть».
Обманный лес и звон колокольчиков
Когда однажды во владения франков[11] вторглось огромное вражеское войско, овдовевшая королева Фредегунда призвала своих воинов храбро сражаться и повелела нести впереди в колыбели своего сыночка Хлотаря[12]. Фредегунда задумала хитрость. Она приказала войску темной ночью зайти в лес. Пестун маленького Хлотаря взял топор и срубил ветвь дерева, потом подвесил на шею своего коня колокольчик. Всем воинам он повелел сделать то же.
Чуть забрезжило утро, все войско с ветвями в руках двинулось к вражескому лагерю, на шеях лошадей бренчали колокольчики. Королева шла впереди, держа на руках сыночка, чтобы побуждать воинов уберечь младенца от врагов.
Один из вражеских часовых в утренних сумерках посмотрел вперед и крикнул товарищу: «Что за лес появился впереди? Вчера там не было даже кустарника!»
«Ты еще не протрезвел и все позабыл, – ответил ему другой стражник. – Наши люди повели лошадей в ближний лес кормиться, разве ты не слышишь, как позвякивают колокольчики на шеях пасущихся коней?» (В старые времена был обычай, отпуская коней пастись, привязывать им на шеи колокольчики, чтобы легче было их разыскать, если они потеряются.)
Пока часовые переговаривались, франки бросили на землю покрытые листвой ветви, но лес остался, безлиственный лес, в котором стволами стали копья с блестящими наконечниками. Врагов охватило смятение и страх. Внезапно разбуженные, они должны были сразу вступить в кровавую битву, не смогли противостоять нападающим и были побеждены. Их предводитель едва успел спастись от гибели на своем быстром коне.
Хлотарь побеждает саксов
Когда Хлотарь стал совершеннолетним, он вступил во власть над всем франкским государством. С течением времени он сделал соправителем своего сына Дагоберта.
Дагоберт направил войско за Рейн, чтобы наказать непокорных саксов. Саксонский герцог Бертоальд[13] встретил его с войском, началась ожесточенная битва. Дагоберт был ранен мечом в голову и отослал своему отцу отколотый кусок шлема вместе со срезанной прядью своих волос, чтобы король скорее поспешил на помощь и не дал погибнуть остаткам войска.
Хлотарь получил весть, когда был на охоте. Ошеломленный новостью, он с небольшой свитой, которая в тот момент его окружала, бросился в дальний путь, скакал день и ночь и наконец прибыл к реке Везер, где располагался лагерь франков. Ранним утром воины увидели своего короля и подняли радостный крик.
На другом берегу Бертоальд услышал ликование в их стане и спросил, что это значит. «Франки празднуют приезд Хлотаря», – ответили ему. «Это все ложные слухи, – возразил Бертоальд, – я точно знаю, что его уже нет в живых».
Тут вышел на берег сам старый король Хлотарь, не говоря ни слова, снял с головы шлем, и по плечам рассыпались седые локоны его прекрасных волос. По этому королевскому украшению все саксонские воины тотчас признали своего врага. Бертоальд крикнул: «Ты, значит, тут, тупой зверь!»
Пылая гневом, король нахлобучил шлем, пришпорил скакуна и бросился через реку, чтобы отомстить врагу, все франки рванулись за ним. Хлотарь был тяжело вооружен, при переправе через реку вода залилась ему в панцирь и в обувь, но он неутомимо преследовал саксонского герцога.
Бертоальд крикнул, обернувшись на скаку: «Такой знаменитый король и владыка не должен беспричинно преследовать своего слугу!» Но Хлотарь был уверен, что Бертоальд замыслил хитрость, догнал его на своем быстроногом коне и умертвил. Тут у франков печаль сменилась радостью. Они заняли всю Саксонию, и король Хлотарь жестоко покарал побежденных: он приказал уничтожить всех мужчин и мальчиков саксонского племени, ростом выше его боевого меча, чтобы младшие запомнили это на всю жизнь и впоследствии страшились выступать против него.
Таинственный рыцарь
Это случилось давным-давно, в середине VIII века.
У герцога Брабантского[14] не было сыновей, и перед кончиной он завещал свои владения жене и дочери. Но по тогдашним немецким законам женщина не могла стать наследницей, и брат герцога, могущественный герцог Саксонский, не исполнил волю покойного и захватил его богатые земли. На протесты вдовы герцог не обращал внимания, и герцогиня решила обратиться с жалобой к королю.
Как раз в это время король Карл Великий[15] назначил в Неймегене на Рейне День правосудия. К назначенному сроку герцогиня с дочерью прибыли туда. Явился в Неймеген и герцог Саксонский, чтобы отстаивать свои права.
В день суда произошло удивительное событие: все увидели, как вверх по Рейну плывет белый лебедь и на серебряной цепи тянет за собой челн, в котором спит рыцарь, подложив под голову щит. Король и весь двор забыли про судебные тяжбы и дивились происходящему. Лебедь подвел челн к берегу, словно бывалый моряк. Рыцарь очнулся, вышел из лодки и обратился к птице: «Спасибо, милый лебедь, теперь лети, куда хочешь! Если ты мне снова понадобишься, я тебя позову». И лебедь скрылся из глаз.
Король вышел из ворот, милостиво приветствовал рыцаря, взял его за руку и привел в замок. Все с любопытством глядели на чужеземного гостя. Карл указал ему место среди вельмож и снова уселся на свой судейский трон.
Герцогиня Брабантская обстоятельно изложила свою жалобу. Затем выступил в свою защиту герцог Саксонский. Он предложил в поединке решить, на чьей стороне правда. Герцогиня должна была выставить бойца, который сразился бы за нее. Но герцог Саксонский был могучим воином, и никто не отваживался вступить с ним в единоборство. Напрасно герцогиня обводила взглядом зал – все молчали. Герцогиня пришла в смятение, а ее юная дочь горько заплакала.
И тут поднялся чужеземный рыцарь и объявил, что готов сразиться с герцогом.
Начался поединок. Он был долгим и ожесточенным. Все присутствующие с замиранием сердца следили за ходом схватки. Наконец победил Рыцарь Лебедя. Герцога увезли залечивать раны.
Герцогиня Брабантская вступила во владение своими землями. Она и ее дочь горячо благодарили своего заступника. В знак благодарности герцогиня предложила ему руку дочери, и витязь принял ее, но с одним условием: никогда не спрашивать, кто он по происхождению и откуда прибыл, иначе им придется навсегда расстаться.
Молодые супруги жили в любви и согласии, у них родились двое славных детей. По мере того как они подрастали, жену рыцаря стало все больше удручать, что дети не будут знать, откуда родом их отец. И однажды она решилась задать мужу запрещенный вопрос.
Рыцарь горестно вздохнул и сказал: «Что ты наделала! Ты сама разрушила наше счастье. Больше ты меня не увидишь». Герцогиня зарыдала, стала просить прощенья, но было поздно. Рыцарь надел доспехи, а на реке уже показался лебедь. Все домочадцы упали к ногам витязя, умоляя его остаться. Но он поцеловал детей, попрощался с женой и слугами, сошел в челн и уплыл. Больше никто никогда его не видел.
У всех их потомков в гербе было изображение лебедя.
Геновефа
Много жило на земле женщин, которые несправедливо терпели от своих мужей. До нас дошла легенда о горестной судьбе графини Геновефы.
Эта история началась около 750 года. В Трирской земле тогда правил граф по имени Зигфрид. В жены он взял богатую и благонравную девицу, дочь герцога Брабантского, которую звали Геновефа. Молодые супруги жили в Трире в любви и согласии.
В это время король мавров Абдерахман с несметным воинством вторгся в Испанию. Завоевав эту страну, он задумал двинуться на Францию. Карл Мартелл, правитель франков, перед лицом такой опасности приказал всем князьям и графам собраться под его знамена, чтобы вместе выступить против мавританского короля. Граф Зигфрид тоже должен был принять участие в войне, потому что Трирская земля тогда входила в состав франкского государства.
Наступил час прощания. Герцогиня так горько плакала, расставаясь с мужем, что все окружающие жалели ее и сам граф был глубоко тронут. Сев на лошадь, он в последний раз протянул ей руку. Графиня в полубеспамятстве опустилась на землю. «Не печальтесь так, дорогая супруга, – сказал огорченный граф, – я надеюсь, что наша разлука продлится недолго, а пока поручаю вас моему верному слуге Голо. Он будет вам прилежно служить и исполнять все ваши желания».
Вскоре граф Зигфрид со спутниками прибыл в королевский лагерь, где скопилось уже множество вооруженных людей. Когда все отряды собрались, Карл Мартелл с воинством двинулся в сторону мавров. Враги были намного сильнее, однако франки, защищая свою землю, одержали победу. Король мавров с остатками войска отступил к городу Авиньону. Отряды Карла осадили город, но мавры храбро оборонялись, так что осада затянулась. Поэтому граф Зигфрид отсутствовал целый год.
После отъезда супруга графиня Геновефа грустила и жила уединенно. Гофмейстер Голо каждый день навещал ее. Видя ее красоту и молодость, он воспылал к ней страстью и задумал склонить к измене супругу. Графиня начала его укорять: «Как тебе не стыдно! Где же твоя верность, в которой ты клялся графу? Хорошо же ты хочешь отблагодарить его за все милости! Не забывай, кто ты такой, помни, что ты должен строго повиноваться супруге своего господина и почитать ее должным образом. Иначе я позабочусь, чтобы он сурово тебя наказал!»
Голо испугался и стал держаться скромно и почтительно. Вскоре после этого Геновефа задумала послать мужу в подарок свой портрет. Когда портрет был готов, она спросила Голо, как он считает, все ли в нем завершено или чего-нибудь недостает.
Он ответил: «Хотя я не видел ничего прекраснее этого изображения, мое мнение таково: этот образ должен быть живым и принадлежать мне». Геновефа побледнела и дала ему такую отповедь, что он ушел пристыженный. Но с тех пор он воспылал неотступным желанием овладеть прекрасной графиней. Однажды она перед ужином гуляла в саду. Голо приблизился к ней и начал в пылких словах изливать свою страсть и требовать, чтобы она забыла о супруге. Геновефа поклялась, что если Голо осмелится еще раз обратиться к ней с такими словами, то она обо всем сообщит господину.
С тех пор преклонение перед госпожой перешло у Голо в ненависть. Он стал думать только об одном – как бы отомстить ей. Он начал следить за каждым ее шагом и заметил, что она благоволит к повару Драгонесу. Повар был наивным и бесхитростным человеком, и графиня охотно с ним разговаривала. Голо решил, что это подходящий повод очернить ее, и стал намекать всем и каждому, что за добротой графини к повару что-то кроется. Однако в глазах обитателей замка сама открытость отношений повара и графини служила доказательством их невинности. Тогда коварный гофмейстер устроил ловушку: он солгал Драгонесу, что графиня просила его зайти к ней в комнату. Бедный простак поверил и явился к графине. Она удивилась, но сказала ему, как обычно, несколько приветливых слов. Вдруг появился Голо и сделал вид, что возмущен появлением повара в покоях графини. Он поднял шум и крик, созвал своих приспешников и возвестил в гневе, что застал графиню наедине с мужчиной.
– Что вы посоветуете мне, любезные друзья? – лицемерно вопрошал Голо. – Если мы тотчас же не искореним зло, оно разрастется еще пуще! Как мы сможем поглядеть в глаза нашему дорогому господину? Конечно, повар околдовал госпожу, что-то подсыпав в ее кушанья. Она теперь не захочет с ним расстаться. Поэтому повара надо заключить в темницу. Каково ваше мнение, любезные друзья? – Приспешники ответили, что поскольку граф возложил на Голо ответственность за графиню, то он волен поступать так, как считает нужным.
Гофмейстер приказал позвать повара, набросился на него с грубой бранью и обвинил в том, что он подсыпал графине в еду колдовского зелья, чтобы добиться взаимности. Беднягу повара заковали в цепи и бросили в глубокое подземелье.
Но Голо этим не удовлетворился. Он ворвался с толпой слуг в покои графини, объявил ей, что не намерен больше терпеть ее беспутство, и приказал до возвращения графа запереть ее под замок.
Геновефа в ту пору ожидала ребенка и с нетерпением дожидалась возвращения супруга, чтобы сообщить ему радостную весть. Все случившееся было для нее полной неожиданностью: без малейшей вины, наоборот, строго блюдя свою добродетель, она оказалась опорочена собственным слугой и брошена в заточение. В башню, где ее заперли, не имел право входить никто, кроме гофмейстера и его старой кормилицы. Старуха ежедневно приносила графине скудную еду. Еще чаще наведывался в темницу Голо: он надеялся, что теперь-то, терпя голод и лишения, графиня покорится ему. Но она твердила, что в тысячу раз лучше умереть, чем лишиться чести.
Прошло время, и у Геновефы родился сын. Старуха не дала ей ни единой тряпочки, чтобы запеленать новорожденного. Геновефа завернула его в свой носовой платок и прозвала его Бедняжкой. Она убаюкивала его и приговаривала: «Дорогой мой сыночек, бедняжечка ты мой, на беду себе ты родился на свет, в бедах придется мне тебя растить, а самой тяжкой бедой будет, если ты угаснешь у меня на руках, ведь как я смогу тебя выкормить, если сама чуть жива от голода? Ах, Бедняжечка ты мой, ах, несчастное дитя!»
Голо узнал от старухи, что в темнице одним узником стало больше. Его упрашивали добавить графине еды, чтобы она могла прокормить ребенка. Но он распорядился давать ей чуть больше хлеба и ничего другого, кроме воды, чтобы она только что не умирала с голоду. Вместо пищи ей в избытке доставались ругань и попреки.
Из страха перед гофмейстером никто не осмеливался известить графа обо всем происшедшем. Его возвращение домой все откладывалось, так как под Авиньоном он был ранен стрелой и рана заживала медленно. Наконец, когда ребенку было уже два месяца, Голо послал к графу слугу с письмом и устным поручением.
«Милостивый Господин, – писал Голо, – прикажите вестнику рассказать обо всем, что случилось, и не сомневайтесь в правдивости его рассказа. Я, Ваш верный слуга, надеюсь, что Вы будете снисходительны к моим распоряжениям в столь трудном деле, о котором Вам поведает вестник».
Письмо очень взволновало графа. Когда же слуга, подкупленный управителем, рассказал о преступной связи графини с поваром и о том, что от этой связи родился ублюдок, которому уже два месяца, гневу графа не было границ. Он проклял графиню и начал придумывать ей кары одну страшнее другой. Наконец, немного образумившись, он отослал слугу назад с приказом строго охранять графиню до его возвращения, а негодяя повара судить и казнить.
Голо обрадовался, что слуга удачно справился с поручением. Открыто судить повара управитель поостерегся, он приказал отравить несчастного, а тело прямо в оковах бросить в болото. И пылавшего злобой гофмейстера бесило, что он не может придумать еще более жестокое наказание. Вдобавок он опасался, что графиня сможет доказать свою невиновность, когда граф вернется. Да и большинство слуг не верили в вину графини, и Голо опасался, что они потребуют от графа освободить невинную и расследовать дело. И тут пришло известие, что граф находится на пути домой. Голо испугался и решил действовать немедля.
Он сел на коня и поскакал навстречу графу с расчетом встретить его в Страсбурге. Там жила сестра кормилицы гофмейстера, старая колдунья, выглядевшая, однако, почтенной женщиной. Голо поспешил к ней, посвятил ее в суть событий и предупредил, что вечером приведет к ней графа, а она пусть наколдует ему что-нибудь такое, чтобы граф не сомневался в правдивости слов своего управителя. Он дал ей горсть золотых и поехал встречать господина.
Не успел Голо его поприветствовать, как граф потребовал рассказать всю правду о том, что произошло в его отсутствие. Управитель по ходу рассказа для пущей убедительности даже пролил слезы. Он дрожал от страха перед возможным разоблачением, а граф подумал, что его верный слуга волнуется оттого, что ему приходится рассказывать о своей госпоже неслыханные вещи.
Но все же граф требовал точных доказательств. Голо испугался, что запутается в собственных словах и сам себя выдаст. Он сказал, что в Страсбурге живет одна почтенная особа, которой ведомо все тайное, и если граф соблаговолит ее расспросить, она представит ему полную картину.
В сумерках граф в сопровождении Голо направился к провидице и сказал ей, что просит ее помощи и совета.
Колдунья повела их в пыльный подвал, где горел зеленый свет, отливавший голубым. Она начертила палкой на полу два круга и поставила в один графа, в другой гофмейстера. Затем она бросила зеркало в котел с водой, трижды покрутилась перед ним, трижды дунула внутрь, взболтала воду руками и начертала таинственные знаки.
Граф склонился над зеркалом и увидел в нем Геновефу, стоящую возле повара. «Не вижу ничего предосудительного», – сказал граф.
Но ведьма продолжила свое колдовство и все-таки сумела заморочить графу голову, так что он выбрался из подвала вне себя от ярости и приказал Голо немедленно скакать в Трир и предать смерти Геновефу и ее отпрыска, не дожидаясь его возвращения.
Гофмейстер помчался в Трир. Но он по-прежнему опасался широкой огласки и пришел к старухе-кормилице посоветоваться, каким образом погубить графиню. Этот разговор услышала дочь кормилицы, любившая Геновефу. Девочка пробралась к темнице несчастной графини и с горьким плачем встала под окном. Геновефа спросила девочку, о чем она плачет. Услышав, что ее хотят погубить, графиня впала в отчаяние, но затем собралась с мужеством и попросила девочку принести из своей комнаты перо, чернила и бумагу. Она написала письмо мужу, все ему рассказала и поклялась в нерушимой любви и верности. Геновефа попросила девочку потихоньку отнести письмо в свою комнату, а за эту услугу взять себе там любые драгоценности.
На другое утро Голо призвал двух своих самых преданных слуг, сообщил им о приказе графа и распорядился отвести Геновефу с ребенком в лес и там убить, а в доказательство того, что приказ исполнен, принести ее глаза и язык.
Слуги тотчас пошли в темницу, обрядили графиню в нищенское платье, закутали лицо, чтобы никто ее не узнал, и, приказав ей молчать, повели в лес. И Геновефа пошла, крепко прижимая к себе ребенка и не смея рта раскрыть. Придя в лес, слуги выхватили из ее рук ребенка и обнажили мечи. Геновефа закричала: «Стойте, погодите, добрые люди, убейте сначала меня, чтобы мне не пришлось умирать дважды!» Слуги подступились к ней, она помолилась и сказала: «Добрые люди, я готова умереть, но знайте, что моя невинная кровь будет на ваших руках».
Слуги были глубоко смущены словами графини, им и без того не хотелось исполнять жестокий приказ. Они сказали: «Милая госпожа, мы бы с радостью оставили Вас в живых, но ведь управитель нас самих прикажет казнить. Пообещайте спрятаться в этом лесу и не показываться никому на глаза, а управителя мы постараемся обмануть».
Они убили бродячую собаку и принесли гофмейстеру ее язык и глаза. Тот даже не взглянул на них и приказал бросить дворовым псам.
А Геновефа с младенцем осталась в лесных дебрях. Первую ночь она не могла уснуть от страха. С рассветом она побрела дальше в чащу леса и отыскала там каменистую пещеру, возле которой журчал небольшой родник. В этой пещере она стала жить. Она устроила себе постель из веток и листвы. Питалась она ягодами и кореньями. От такой скудной пищи у нее пропало молоко, но из чащи пришла олениха и стала кормить младенца.
Так проходили год за годом. Летом их бедствия были еще переносимы, но зимой бывало совсем худо: чтобы напиться, надо было растапливать снег, коренья приходилось выкапывать из-под сугробов. А какими долгими были для покинутой женщины зимние ночи!
Ребенок подрастал, а одеть его было не во что. Вдруг пришел волк и положил перед Геновефой овечью шкуру. Она очень обрадовалась и поблагодарила зверя. С тех пор малыш зимой и летом ходил в овчине. Все обитатели леса дружили с бедными изгнанниками: птицы пели им песни и слетали прямо в руки, зайцы играли с маленьким Бедняжкой в салочки и в чехарду, на старом волке, принесшем шкуру, он частенько катался верхом, а олениха стала почти что членом их семьи.
Геновефа не говорила сыну, откуда они пришли в лес и кто они родом. Но однажды Геновефа тяжело заболела и собралась умирать. Мальчик со слезами просил не оставлять его одного в лесу. И она сказала ему, что за лесом в большом красивом замке живет его отец.
Граф Зигфрид, вернувшись домой, сначала одобрил все распоряжения своего управителя, но потом его стали терзать сомнения. Однажды он зашел в комнату графини и на столе среди бумаг нашел ее письмо к нему, написанное перед казнью. Прочтя письмо, он помчался разыскивать Голо, чтобы убить его на месте. Но хитрый управитель предусмотрительно скрылся и переждал, когда уляжется первый гнев графа. Затем он явился к нему и в ответ на упреки сказал: «Геновефа написала, что она невинна. А что еще она могла написать? Послушать преступников, то все они – честнейшие люди на свете!»
Так он успокоил совесть графа и опять вошел к нему в милость. Чтобы развеять печаль господина, он стал устраивать разные увеселения, танцы, скачки, замок вечно был полон гостей.
Тем временем страсбургская колдунья почувствовала близость конца. Перед смертью она сказала: «Много худого сделала я за свою жизнь, но больше всего меня мучает то, что я оклеветала невинную женщину, супругу графа Зигфрида. Я отрекаюсь от прежних слов и заявляю, что графиня и повар Драгонес были невиновны. Прошу вас передать это графу и сказать, что сделала я все по наущению гофмейстера Голо».
Графу передали все слово в слово, и горе его было безмерно. Ему не давали покоя мысли о том, что из-за коварства Голо он сам погубил любимую жену и единственного сына. От отчаяния он чуть не сошел с ума.
Голо, узнав про письмо из Страсбурга, скрылся из замка, жил в отдаленном имении, и граф не знал, как заманить обратно эту хитрую лису. Прошел год, и граф написал ему дружелюбное письмо, в котором выражал удивление, почему верный слуга его покинул, и звал его вернуться. Вдобавок граф велел распустить слух, что он собирается снова жениться, и друзья подыскивают ему молодую добродетельную супругу.
Чтобы развеять последние сомнения Голо, граф распорядился устроить в своих лесах большую охоту и созвать на нее множество гостей. В числе других получил приглашение и Голо, который должен был, как прежде, сопровождать на охоте графа. Граф дружески приветствовал его и всячески показывал, что рад его прибытию.
Граф решил добыть побольше дичи, чтобы как следует угостить приглашенных. Рано утром с многочисленной свитой он выехал в чащу леса. В пылу охоты все разбрелись по лесу, а граф увидел великолепную олениху, помчался за ней сквозь кусты и заросли и долго преследовал ее. Вдруг олениха прыгнула в сторону и исчезла. Граф спешился, заглянул в заросли и увидел пещеру. В полумраке пещеры он разглядел олениху, прижавшуюся к женщине, окутанной только собственными длинными волосами. Граф подумал, что перед ним призрак, испуганно перекрестился и сказал: «Выйди наружу и скажи, кто ты». У Геновефы давно порвалось и истлело ее старенькое платье, она застыдилась и сказала: «Дайте мне какую-нибудь одежду, тогда я выйду». Граф бросил ей свой плащ, она закуталась в него и вышла из пещеры. Граф изумился при виде исхудалой фигуры и снова спросил, кто она и как попала в лес.
Она ответила: «Господин, я бедная женщина, родом из Брабанта, семь лет живу в этом лесу, потому что меня с бедным ребенком без всякой вины хотели погубить».
Граф продолжал расспросы. Она сказала: «Я была замужем за человеком, который усомнился в моей верности и приказал своему гофмейстеру казнить меня вместе с ребенком, рожденным от любимого мужа. Но слуги пожалели меня и не стали убивать, а я обещала им жить в лесу, не показываясь людям на глаза, и с тех пор влачу здесь свою жизнь».
Графа поразила догадка, не Геновефа ли это, но как он ни вглядывался в ее исхудалое лицо, никак не мог различить ни одной черты прежней Геновефы. Тогда он прямо спросил ее: «Как твое имя и как зовут твоего мужа?» Она со вздохом ответила: «Моего мужа зовут Зигфрид. А я, несчастная, зовусь Геновефой».
Тут граф упал перед ней на колени. Потом он поднял голову и промолвил: «Геновефа, ах, Геновефа, неужели это Вы?» – «Да, любимый мой господин, это я». Граф зарыдал и долго не мог произнести ни слова, наконец, все еще на коленях, простонал: «Ах, моя милая, бедная Геновефа, как Вы исстрадались! Я не стою того, чтобы земля меня носила! Простите меня, если можете, дорогая Геновефа!»
Графиня была так взволнована, что не могла говорить. Наконец она сказала: «Не убивайтесь так, мой дорогой господин! Я давно уже простила Вас и говорю это от всего сердца». Она протянула ему руку и подняла с земли. Он глубоко вздохнул и робко спросил: «А где бедный ребенок, которого Вы родили в темнице? Его уже нет на свете?»
Она ответила: «Он жив, и это великое чудо».
Как раз в это время вернулся одетый в овчину мальчик, который копал корешки неподалеку от пещеры. Увидя возле матери графа, он испугался и закричал: «Мама, что это за чужой человек возле Вас? Я его боюсь!» Мать успокоила его: «Не бойся, сынок, подойди сюда». Мальчик боязливо подошел, и Геновефа сказала ему: «Смотри – это твой отец». Граф обнял мальчика и со слезами целовал его загорелое личико, приговаривая: «Ах, родной мой сынок, дорогой мой малыш!» Он затрубил в рог, собирая охотников со всего леса. Скоро они съехались и очень удивились, увидев графа в обществе дикой женщины и одетого в шкуру ребенка.
Граф спросил: «Никто не узнает эту женщину?» Все покачали головами. Тогда он снова спросил: «Вы не узнаете свою госпожу?» Всех охватило такое изумление, что они не могли и слова сказать. Позже всех, почуяв недоброе, подъехал Голо. Граф спросил и его: «Скажи, Голо, знаешь ли ты эту женщину?» Он испугался и ответил: «Нет, не знаю». – «Ах, ты, злодей! – воскликнул граф. – Ты не узнаешь Геновефу, которую ты оклеветал и всячески старался погубить? Но Бог спас ее, и теперь ты ответишь за все ее муки, хотя самые лютые пытки не искупят причиненного тобой зла!»
Голо упал ничком и просил о пощаде. Разгневанный граф приказал отвезти его в замок и бросить в темницу. Меж тем двое слуг поскакали за паланкином, чтобы перенести в нем совершенно обессиленную графиню. Граф взял графиню под руку, и все медленно двинулись в сторону замка. Олениха последовала за ними, птицы кружились над их головами, и все лесное зверье провожало их до опушки. Вскоре навстречу вышли все обитатели замка, приветствуя графиню и удивляясь ее чудесному возвращению.
Целую неделю по этому поводу длились празднества.
Потом граф приказал привести из темницы Голо и сказал: «Друзья мои! Вот коварный предатель, который оклеветал невинных, отравил повара Драгонеса и приказал убить мою жену и сына. Решайте, какую кару он заслужил».
Все осудили его на смерть. Злодей бросился к ногам Геновефы, прося о милосердии. Добрая женщина попросила помиловать бедного грешника и дать ему возможность покаяться. Граф совсем было с ней согласился, но его друзья стали возражать. Они рассудили, что если его помиловать, то через некоторое время пойдут разговоры, что он был невиновен, оттого его и не решились предать смерти. Поэтому было решено его казнить. Затем судили и изгнали из графства самых усердных его приспешников. Однако слуг, сохранивших графине жизнь, помиловали и наградили. Наградил граф и девочку, принесшую узнице перо и чернила, – теперь это была уже взрослая девушка.
Недолго прожила Геновефа возле любимого супруга: жизнь в лесу настолько подорвала ее здоровье, что она вскоре скончалась. Ее похоронили во Фрауенкирхе. Ее сын вырос крепким и сильным юношей, очень похожим на отца. Граф Зигфрид воспитал его настоящим рыцарем.
Отто рыжебородый и Генрих фон Кемптен
Император Оттон[16] был суров и беспощаден, и все подданные его боялись. У него была прекрасная рыжая борода, он часто клялся ею и клятву исполнял неукоснительно.
Однажды на Пасху он со всем своим пышным двором расположился в Бамберге[17]. Туда толпой съехалась светская и церковная знать со всей империи. В пасхальное утро император с приближенными отправился в монастырь на торжественную мессу. В замке в это время накрывали столы для пиршества. Слуги раскладывали хлеб и расставляли драгоценные кубки.
При дворе кайзера находился один благородный и воспитанный мальчик, единственный сын герцога Швабии. Этот ребенок взял со стола ломоть хлеба и хотел его съесть, как это часто делают дети в ожидании обеда. Только он откусил кусочек, как к нему подбежал распорядитель пиршества и с такой злобой ударил его, что мальчик с громким плачем упал на каменный пол, а сквозь волосы у него проступила кровь. Это увидел воспитатель мальчика, рыцарь по имени Генрих фон Кемптен, и стал бранить слугу за жестокость и бессердечие. Тот отвечал, что на то ему и вручен жезл распорядителя, чтобы отгонять от столов всяких воришек и попрошаек. Рыцарь Генрих вспылил и так хватил слугу дубинкой, что тот упал замертво.
Между тем император со свитой вернулся из монастыря и узнал о том, что произошло. Он приказал привести Генриха фон Кемптена и закричал на него: «Как ты посмел убить моего слугу! Клянусь бородой, ты поплатишься за это жизнью!»
Услышав такую угрозу, Генрих фон Кемптен мгновенно подскочил к императору, схватил его за бороду и рывком пригнул к столу. С головы Отто упала корона и покатилась по полу. Придворные бросились к ним, чтобы спасти императора от взбешенного рыцаря, но Генрих выхватил нож и крикнул: «Если кто подойдет, я убью императора!» И сам Отто махнул рукой, чтобы все отошли. Приближенные подались назад, а Генрих сказал: «Кайзер, если хотите остаться в живых, поклянитесь, что отпустите меня целым и невредимым!»
Император, чувствуя возле глотки нож, поднял руку вверх и поклялся честью, что дарует благородному рыцарю жизнь.
Тогда Генрих фон Кемптен разжал кулак и освободил Отто. Тот поспешно уселся на королевский трон, пригладил бороду и сказал: «Рыцарь, я отпускаю вас невредимым, как и обещал, и убирайтесь скорее прочь, чтобы духу вашего тут не было! Вы слишком горячи для придворного! Моя борода никогда не забудет прикосновения вашего ножа, так что берегитесь попадаться мне на глаза – уж тогда-то я вас не помилую!»
Генрих фон Кемптен распрощался со всеми и уехал в Швабию, на свою землю, полученную им в лен от монастыря, и стал там жить да поживать, окруженный уважением родных и знакомых.
Прошло десять лет. Император Отто вел войну по южную сторону Альп. Он осадил один город, но осада затянулась, ему понадобилось подкрепление, и он приказал оповестить по всем немецким землям, что все, кто имеет лен от государства, должны немедленно спешить на помощь императорскому войску, иначе земля будет у них отобрана. Аббат того монастыря, от которого Кемптен держал лен, в свою очередь обратился к вассалам и приказал им явиться под знамена императора. Получил приказ и Кемптен. «Не понуждайте меня к службе, отец мой, – сказал он аббату. – Вы же знаете, что я в немилости у кайзера. Лучше я дам вам двух моих сыновей». – «Вы мне нужней, чем они оба вместе взятые, – отвечал аббат, – я не могу освободить вас от императорской службы, иначе мне придется передать ваши земли другому вассалу». – «Ну что ж, – сказал благородный рыцарь, – раз я рискую потерять и честь, и землю, придется ехать в войско кайзера, а там будь что будет!»
Генрих фон Кемптен присоединился к отряду аббата, и вскоре они прибыли в южные края, к тому городу, что был осажден немцами. Генрих старался не попадаться императору на глаза и свою палатку разбил на самом краю лагеря. Однажды днем он возле палатки мылся в ушате, обозревая окрестность. Он увидел, как из осажденного города выходит кучка горожан, а с другой стороны к ним подъезжает для переговоров кайзер. Но вероломные горожане задумали хитрость, и в то время как император приехал без охраны и безоружный, они спрятали в засаде вооруженный отряд, который внезапно на него напал. Рыцарь Генрих, увидев это, забыл про свое мытье, выскочил из ушата, схватил меч и щит и как был, голый и босой, бросился на помощь кайзеру. Он врубился в толпу врагов, кого убил, кого ранил, а остальных обратил в бегство. Избавив императора от опасности, он бросился обратно, залез в свой ушат и продолжил мытье.
Вернувшись к войску, император приказал разыскать неизвестного рыцаря. Он сидел в своем шатре и сердито говорил придворным: «Я бы погиб, если бы мне не помог своей могучей рукой голый воин! Узнайте, кто он такой, и приведите его ко мне, я его по-королевски награжу и осыплю милостями. Другого такого храбреца нет на свете».
Некоторые из окружающих знали, что кайзера спас Генрих фон Кемптен, но боялись называть его имя. Наконец императору сказали: «Над рыцарем тяготеет Ваша тяжелая немилость. Если бы Вы вернули ему свое благоволение, мы тотчас привели бы его к Вам».
Кайзер на это отвечал: «Да если бы он даже убил моего родного отца, я бы сейчас ему все простил!» Тогда ему назвали имя Генриха фон Кемптена. Отто приказал привести рыцаря, но решил попугать его притворной суровостью. Когда Генрих вошел, кайзер сердито закричал: «Как вы осмелились появиться в моем войске? Разве вы не знаете, что я ваш враг? Я не забыл, как вы трепали мою бороду, так что в ней до сих пор волоски наперечет! Какую безрассудную наглость надо иметь, чтобы снова появиться при моем дворе!»
«Помилуйте, повелитель, – отвечал храбрый воин, – я прибыл сюда не по своей воле, и мой князь-аббат, который тут присутствует, подтвердит это вашей милости. Но я обязан исполнять долг службы, и если кто меня этим попрекнет, это будут его последние слова!»
Тут Отто рассмеялся: «Приветствую вас тысячу раз, мой неукротимый рыцарь! Вы спасли мою жизнь, я пропал бы без вашей помощи!» Он вскочил и расцеловал Кемптена. Их вражда кончилась, они помирились. Император пожаловал Генриху фон Кемптену большие богатства и всегда ценил и уважал его.
Мышиная башня
Возле Бингена[18] посреди Рейна возвышается башня, с которой связана следующая легенда:
В 974 году вследствие неурожая в Германии начался ужасный голод, продукты непомерно вздорожали, люди ели кошек и собак, многие умерли от истощения.
В это время в Майнце жил епископ по имени Гаттон, бездушный скряга, думавший только о том, как бы повыгодней продать зерно, пока вздуты цены. Он часто видел, как бродят по улицам бедняки, нападают толпами на хлебные лавки и силой добывают хлеб. Епископ приказал созвать всех нищих в большой сарай возле города, пообещав о них позаботиться. Собралось много бедняков, старых и малых, женщин и мужчин. Но епископ не собирался их кормить или раздавать милостыню – он велел запереть двери и поджечь сарай. И пока из сарая неслись стоны и крики, епископ приговаривал: «Слушайте, слушайте, как мыши пищат!»
Но Господь Бог вскоре его покарал – за ним день и ночь начали охотиться стаи мышей и крыс, они набрасывались на него и кусали, и нигде ему не было спасения. Наконец, по чьему-то совету он приказал выстроить среди Рейна башню и переселился туда. Но грызуны переплыли реку, проникли в башню и сожрали епископа.
Поединок со львом
Некогда жил в Раштедте граф Гуно фон Ольденбург[19]. Он был уже стар, не участвовал в мирских хлопотах и жил на покое со своей супругой. Единственной его радостью был сын Фридрих.
Однажды император Генрих[20] объявил, что намерен собрать в Госларе рейхстаг[21]. Были приглашены все князья, графы и другие вельможи империи, в том числе и граф Гуно. Но старый граф остался дома, так как любил покой. «Что мне там делать? Я скоро отправлюсь к праотцам. Обойдутся без меня, ведь я уже ни к чему не годен!» И он послал императору свои извинения.
Но императора окружало множество любимчиков, злопыхателей и наушников. Они нашептывали ему: «Граф Гуно строптивец. Он непокорен кайзерским приказам, и такое неповиновение нельзя терпеть».
Тогда Генрих отправил графу приказ: «Ты должен и обязан явиться. И с собой должен привезти сильного бойца, чтобы тот мог побороться в судебном поединке с нашим бойцом».
«Что ж, придется ехать», – сказал старый Гуно и в сопровождении своего сына отправился в Гослар. Там молодой Фридрих, сильный, крепкий юноша, должен был биться в поединке, искупая вину своего отца, причем вступить в схватку не с человеком, а со львом: боец кайзера был лев!
Старый отец кланялся до земли, моля императора отменить ужасный поединок. Но все было напрасно. Тогда он дал обет: если сын останется жив, построить монастырь.
Сын мужественно вступил в жестокую борьбу. Он являл собой образец мужской силы и доблести. Он схватил льва и держал его перед собой, и пока разъяренный зверь царапал его и рвал когтями, улучил момент и пронзил его кинжалом. Поле боя он покинул победителем.
Кайзер встретил его с распростертыми объятиями, в знак победы повязал ему пояс и, обмакнув два пальца в кровь поверженного льва, провел две линии на щите графа. «В память о твоем подвиге, – сказал он, – твоим потомкам навечно дается герб: две красных черты на желтом поле». Кроме того, император подарил ему перстень и наделил богатыми земельными угодьями возле города Зеста, а также освободил его графство, которое прежде несло государственные повинности, от всяких податей.
Старый Гуно во исполнение своего обета основал монастырь Раштеде. А кинжал, которым Фридрих заколол льва, еще много столетий можно было видеть в сокровищнице Ольденбурга.
Генрих лев
В Брауншвейге стоит бронзовый памятник рыцарю, у ног которого лежит лев; а в соборе на видном месте хранится коготь грифа. Обо всем этом сохранилась такая легенда:
Брауншвейгский герцог Генрих время от времени пускался на поиски приключений. Однажды плыл он на корабле в открытом море. Вдруг поднялась сильная буря, корабль погнало в неизвестном направлении. Много дней и ночей носило его по волнам, припасы кончились, и людей на корабле начал мучить голод. Наконец они решили тянуть жребий, кому из них распрощаться с жизнью и послужить пропитанием своим сотоварищам. Таким ужасным способом уцелевшие продлевали свою жизнь на некоторое время, но мучениям их не видно было конца.
В конце концов, на корабле остались только герцог и его верный слуга. Герцог предложил: «Давай бросим жребий, кому из нас пожертвовать собой». Слуга испугался, но все же согласился, так как был уверен, что жребий выпадет ему. Однако жребий пал на герцога. Слуга сказал: «Нет, на Вас у меня рука не поднимется. Лучше давайте попробуем сделать так: я зашью Вас в кожаный мешок, а там посмотрим, что будет».
Герцог согласился. Слуга взял шкуру быка, уже давно съеденного, завернул в нее герцога, вложив ему в руки меч, и зашил шкуру. Прошло немного времени, прилетел огромный гриф, схватил когтями кожаный мешок и понес его над широким морем в свое гнездо. Он бросил мешок в гнездо и тотчас улетел за новой добычей.
Герцог мечом разрезал шкуру и высвободился. Молодые грифы увидели человека и с жадными криками напали на него. Генрих стал обороняться, убил всех и отрезал себе на память один коготь, потом осторожно спустился на землю и очутился в дремучем лесу. Он долго бродил в чаще и вдруг увидел, как на лесной поляне лев борется с ужасным драконом, и злой дракон уже одолевает благородного льва. Генрих немедленно бросился на помощь льву. Началась жестокая схватка, но в конце концов рыцарь сразил дракона своим добрым мечом. Лев подошел к Генриху, лег к ногам герцога и с этого часа его не покидал.
Лев стал добывать для него дичь, и Генрих больше не страдал от голода. Но ему очень хотелось снова попасть к людям, выбраться из этих пустынных мест. Он долго строил плот, спустил его на воду, и однажды, когда лев в очередной раз ушел за добычей, отчалил от берега. Когда лев возвратился и не нашел своего господина, он выскочил на берег моря и вдали разглядел плот. Тут же он прыгнул в волны и плыл до тех пор, пока не догнал плот, а потом улегся на нем у ног герцога.
И опять их долго носило по волнам, и они начали страдать от голода и лишений. Вдруг однажды появился черт и сказал: «Герцог, я принес тебе новости: в то время как ты погибаешь от голода и холода, в твоем замке в Брауншвейге великая радость и ликование. Сегодня твоя жена выходит замуж за чужеземного князя, ведь прошло уже семь лет, как ты уехал, и она считает тебя погибшим».
Генрих печально ответил: «Что ж, это вполне вероятно, но что я могу поделать?»
«Если ты обещаешь отдаться мне во власть, я тотчас же отнесу тебя к твоей супруге».
Генрих наотрез отказался. Черт подумал-подумал и предложил сделать по-другому: сегодня же вечером он перенесет и герцога, и льва, не причинив им никакого вреда, на гору Гиршберг возле Брауншвейга. Там герцог должен будет его поджидать, и если черт застанет его спящим, то завладеет его телом и душой.
Измученный тоской и лишениями, герцог согласился. Черт тотчас подхватил его, понес по воздуху, во мгновение ока перенес на гору Гиршберг и сказал: «Жди, я скоро вернусь!»
Генрих был так измучен, что сон одолел его. Черт тем временем уже возвращался, неся в своих лапах льва. Он увидел сверху, что герцог уснул, и обрадовался. А лев решил, что его хозяин умер, и так взревел от горя, что герцог проснулся. Черт в досаде выпустил льва из когтей, и тот из поднебесья упал к ногам герцога, но, согласно уговору, остался невредимым. Черт улетел, а Генрих с верным зверем направились в расположенный неподалеку замок.
В замке было шумно и многолюдно. Генрих хотел пройти в герцогские покои, но слуга его не пустил. «Почему у вас так шумно? – спросил Генрих. – Или вправду в доме появился чужой рыцарь?» Слуги ответили: «Он не чужой, потому что полюбился нашей госпоже, и сегодня получит брауншвейгские земли». Генрих сказал: «Передайте невесте, что усталый путник просит у нее бокал вина». Один из слуг побежал наверх и доложил своей госпоже, что у дверей стоит странник с ручным львом и просит бокал вина. Герцогиня удивилась, наполнила кубок и послала его чужеземцу.
«Кто ты такой, что осмеливаешься пить это благородное вино? – спросил слуга. – Его пьет только герцогиня».
Генрих осушил кубок, снял с пальца золотое кольцо, опустил его на дно и велел вернуть кубок невесте. Та увидела в бокале кольцо, на котором были вырезаны герб и имя герцога, побледнела и поспешила на замковую башню, чтобы сверху взглянуть на чужеземца. У ворот стоял человек в потрепанной одежде, у его ног лежал лев. Герцогиня велела позвать незнакомца в свои покои и спросила, кто дал ему это кольцо и зачем он положил его в кубок.
«Никто мне его не давал, это кольцо я ношу уже много лет, а положил я его туда, где ему должно быть».
Герцогиня подвела его к окну, пристально посмотрела в лицо и узнала любимого супруга. Она упала на колени и, обливаясь слезами радости, простерла к нему руки.
Весть о возвращении герцога мгновенно разнеслась по замку, и наступило великое ликование. Генрих с супругой уселись за пиршественный стол. А юному жениху присватали прекрасную высокородную девицу.
Герцог Генрих долго и счастливо правил своей страной. Когда он в глубокой старости скончался, лев лег на его могилу и лежал неподвижно, пока не испустил дух. Верного зверя похоронили возле замка и поставили ему памятник.
Крепко выкованный Ландграф
Возле Рулы в Тюрингском Лесу стоит древняя кузница, и о твердом, волевом, несгибаемом человеке в народе бытует присловье: «Он словно выкован рулским кузнецом».
Ландграф Людвиг[23] Тюрингский и Гессенский в начале своего правления был мягким и добрым человеком, снисходительным к любому, и окружавшие его юнкеры и прочее дворянство стали не в меру горды и пренебрегали и им, и его распоряжениями, зато бедный люд повсюду страдал от притеснений и не мог ни у кого найти защиты.
Однажды ландграф был на охоте, в погоне за дичью заблудился, и его в лесу застала ночь. Вдалеке меж деревьев он заметил огонек, поехал в ту сторону и выехал к лесной кузнице. Граф был одет в небогатое платье, на перевязи у него висел охотничий рог. Кузнец спросил, кто он такой.
«Я егерь ландграфа».
Тут кузнец произнес: «Тьфу на ландграфа! Каждый, кто его помянет, должен сполоснуть глотку!»
Людвиг промолчал, и кузнец сказал: «Ладно, ты можешь сегодня здесь переночевать. Под навесом есть сено, придется тебе и твоей лошади довольствоваться этим. А твоего господина я бы не приютил».
Ландграф кое-как улегся, но заснуть не мог. Кузнец работал всю ночь, и при каждом ударе своего громадного молота по железу он приговаривал: «Ландграф, будь твердым, ландграф, будь твердым, как это железо! Ты злой, недобрый властитель! Чем ты помог бедным людям? Ты что, не видишь, как твои советники поддакивают тебе, а сами всячески притесняют народ?» И так всю долгую ночь он твердил о том, как угнетают бедный люд вассалы ландграфа. Как его подданные страдают, но нигде не могут найти защиты, так как господин не допускает их к себе. Как знать за спиной ландграфа насмехается над ним и ни капельки его не уважает. «Наш граф и его егеря загоняют волков в сети, а его чиновники – красных лисиц, золотую монету, в свои карманы!» С такими и подобными словами обращался кузнец целую ночь к своей наковальне. При каждом ударе молота он бранил своего господина и заклинал его быть твердым, как сталь. Так продолжалось до утра.
Ландграф выслушал все это и принял близко к сердцу. С тех пор он стал нравом строг и тверд и принудил строптивое дворянство к послушанию. Многим это не нравилось, и они начали тайно объединяться против своего господина.
Как Ландграф пахал на дворянах
Когда Людвиг Железный покарал одного рыцаря, который восстал против него, остальные решили, что не потерпят этого, и стакнулись меж собой. Граф ударил по ним возле Наумбурга на Заале, разбил и собрал побежденных в своем замке. Там он обратился к ним с гневной речью: «Вы злостно нарушили вашу присягу. Если я воздам за вашу измену по заслугам, все заговорят, что я уничтожаю собственных вассалов. Если я конфискую ваши деньги и имущество, тоже во всем обвинят меня. Но если вы уйдете безнаказанно, то в будущем вообще не станете слушать моих приказаний».
Ландграф повел их на поле и на пашне нашел плуг. Он отобрал среди непокорных дворян четверых, велел им тащить плуг и вспахал борозду, подгоняя их плетью, так что они сгибались под ударами и падали на землю. Когда одна борозда была пройдена, он запряг еще четверых, и так продолжалось, пока все поле не было вспахано. После этого он повелел закидать поле громадными камнями и нарек его, в вечную память о происшедшем, «Дворянская пашня». Людвиг сделал его полем свободы, чтобы каждый преступник, каким бы злостным он ни был, достигнув этого поля, становился неподвластным суду; а тот, кто этот закон нарушит, поплатится головой. Ландграф отослал рыцарей обратно в Наумбург, где они заново должны были присягнуть ему и поклясться в верности.
С той поры ландграф внушил страх всей стране, а те из дворян, кто тащил плуг, не могли забыть унижения.
Эта история стала известна во всех немецких землях. Одни осуждали господина и злились на него; другие осуждали его вассалов за плохую службу; третьи уверяли, что предпочли бы умереть, чем тащить плуг.
Часть дворян склонилась перед своим господином, другие возненавидели графа и устраивали заговоры с целью его убить. Когда ландграф Людвиг узнавал об этом, он приказывал повесить заговорщиков или обезглавить. Вследствие этого у него появилось еще больше тайных врагов среди детей, родных или друзей казненных, и он стал постоянно носить железный панцирь. Поэтому в народе прозвали его Железным Ландграфом.
Гамельнский крысолов
В 1284 году в городе Гамельне[24] появился удивительный человек, одетый в пеструю куртку. Он явился в городской совет и предложил за приличное вознаграждение освободить город от крыс и мышей. Горожане не поскупились на обещания, потому что город сильно страдал от расплодившихся грызунов. Крысолов достал дудочку и засвистел. Тотчас отовсюду – из домов, из подвалов, из сараев – стали выбегать мыши и крысы. В неисчислимом количестве они собрались вокруг крысолова и следовали за ним, как завороженные. Крысолов еще немного подождал, чтобы убедиться, что все пришли, а потом направился к реке. Стая следовала за ним. Он подобрал одежду и вошел в воду, не переставая играть на дудке. Крысы и мыши вслед за ним бросились в воду и утонули.
Крысолов пришел за обещанными деньгами, но горожане поскупились и под разными предлогами стали оттягивать выплату. Незнакомец рассердился. 26 июня, в день святых Иоанна и Павла, в семь часов утра (по другим рассказам – в полдень) он снова появился на улицах Гамельна, на этот раз в обличье охотника и в причудливой красной шляпе, и заиграл на своей дудочке. И тотчас из домов выбежали – не мыши и крысы, а детишки, мальчики и девочки, начиная лет с четырех. Была среди них и дочь бургомистра, уже подросток. Они собрались большой толпой и, как завороженные, пошли за крысоловом. Играя на дудочке, он вышел из города, и дети за ним. Он направился к одной из гор и исчез в ней вместе с детьми. Это видела одна нянька, она шла поодаль с ребенком на руках и первая принесла в город печальную весть.
Родители в панике бросились к городским воротам и стали звать своих детей, матери подняли крик и плач. По всей округе и вдоль по реке разослали людей, чтобы разузнать, не видел ли кто-нибудь пропавших детишек. Все было напрасно. Дети исчезли, а было их сто тридцать человек. Рассказывали, что двое малышей опоздали и подошли к горе, когда все уже в ней скрылись. Один из них ослеп, а другой онемел, поэтому слепой не мог показать место, где исчезли дети, а немой ничего не мог рассказать. Один мальчуган выскочил из дому в рубашонке и вернулся, чтобы надеть курточку, и благодаря этому уцелел: пока он одевался, остальные ушли.
Улица, по которой дети шли к воротам города, еще в середине XVIII века называлась Тихой, на ней были запрещены музыка и танцы. Даже когда шла свадебная процессия, на этой улице музыканты переставали играть. Возле горы, где скрылись дети, поставили два больших каменных креста. Некоторые утверждали, что исчезнувшие прошли подземными пещерами и вышли наверх по ту сторону гор[25].
Горожане Гамельна, занося в городскую книгу памятные события, долгие годы вели отсчет времени со дня исчезновения детей.
Вильгельм Телль
В старину Швейцария входила в состав Австрийского государства.
Однажды в швейцарский кантон Ури прибыл Грисслер, наместник австрийского императора. Сначала при нем жизнь текла по-прежнему, а затем Грисслер приказал на самой людной площади города поставить под липой шест, наверх водрузить его, наместникову, шляпу и приставить стражника. Глашатаи огласили приказ, что всякий проходящий должен поклониться шляпе, словно самому господину наместнику, ослушникам же грозит суровая кара.
Один местный житель, по имени Вильгельм Телль, прошел мимо шляпы, не поклонившись. Страж донес об этом наместнику. Тот повелел привести Телля и спросил его, почему он нарушил приказ и не поклонился шляпе. Вильгельм Телль отвечал: «Господин, это случилось ненароком, я не думал, что Ваша милость придает этому такое значение. Я не любитель шуток».
Вильгельм Телль замечательно стрелял из лука, никто по всей стране не мог с ним в этом сравняться. У него были дети, которых он очень любил. Наместник велел привести детей и спросил Телля, кого из них он больше любит. Телль ответил, что любит всех одинаково.
Грисслер сказал: «Вильгельм, говорят, что ты знаменитый стрелок. Докажи это, сшиби стрелой яблоко с головы своего сына. Тогда и я признаю тебя хорошим стрелком».
Телль испугался и стал просить: «Смилуйтесь, господин! То, чего вы требуете, выше человеческих сил. Избавьте меня от этого, я охотно исполню любое другое ваше приказание!» Но Грисслер был неумолим, велел воинам окружить Телля и сам положил яблоко на голову ребенку.
Телль увидел, что уклониться невозможно, взял стрелу и сунул за пазуху, вторую наложил на тетиву и напряг лук. Он тщательно прицелился – и сшиб яблоко с детской головки.
Грисслер признал, что это мастерский выстрел, и спросил: «А теперь признайся, зачем ты сунул за пазуху первую стрелу?»
Телль ответил: «Такой обычай у нас, стрелков».
Наместник не поверил и продолжал допытываться. Наконец Телль согласился сказать правду, если наместник сохранит ему жизнь. Тот поклялся, и Телль сказал: «Если бы я промахнулся и убил собственное дитя, то другая стрела предназначалась бы для вас!»
Услышав это, Грисслер произнес: «Я обещал сохранить тебе жизнь, зато я упрячу тебя в такое место, где ты до конца дней своих не увидишь ни солнца, ни месяца!» Он велел схватить Телля, связать и бросить на корабль, в котором он собирался плыть в кантон Швиц.
Они поплыли по озеру и только миновали Аксен, как поднялась буря, волны стали швырять корабль, как щепку, им грозила гибель, так как никто на судне не умел править против волн. Один из слуг сказал наместнику: «Господин, велите развязать Телля. Он опытный корабельщик и один может нас спасти».
Грисслер крикнул Теллю: «Если ты пообещаешь привести корабль в безопасное место, я прикажу тебя развязать!»
Телль ответил: «Постараюсь, ваша милость!» Его освободили, он встал к рулю и повел судно, приметив, где на палубе лежит его лук, и поджидая подходящей минуты. Телль вел корабль вдоль берега, увидел удобный уступ в скале (его с тех пор называют «площадкой Телля») и решил, что настал нужный момент. Он бодро призвал всех не падать духом, сказал, что скоро они будут в безопасности, и как только судно поравнялось с уступом, схватил свой лук и сильным прыжком достиг площадки. Волны подхватили корабль наместника и отдалили от берега.
Вильгельм Телль, пробираясь глухими местами, пересек кантон Швиц, добрался до Кюсснахта, опередив наместника, и затаился в переулке. Вскоре туда прибыл и Грисслер. Когда он со свитой проезжал мимо, Телль стоял за кустами и слышал, что они рассуждают о том, как бы его поймать. Он напряг лук и выстрелил в наместника. Тот упал мертвым.
После этого Вильгельм Телль ушел в горы, присоединился к другим борцам против австрийского господства и вместе с ними поднял на борьбу за свободу всю Швейцарию. Он стал национальным героем своей страны.
Бег ради границ
В старину между швейцарскими кантонами Ури и Гларус постоянно возникали споры из-за пограничных земель[27]. Однажды дело даже дошло до настоящей битвы. Наконец, обитатели кантонов решили раз и навсегда установить границу и сделать это следующим образом: в день осеннего равноденствия, как только на рассвете прокричит петух, с каждой стороны должны выбежать навстречу друг другу двое самых сильных, крепких мужчин, привычных к ходьбе по горам. В том месте, где они встретятся, и пройдет граница.
Самых крепких мужчин выбрать было нетрудно, споры начались о том, как содержать петуха, чтобы он не проспал и закукарекал пораньше.
Жители Ури, выбрав петуха, посадили его в корзину и стали кормить впроголодь, в надежде, что голод не даст ему разоспаться. Жители Гларуса, наоборот, холили и ублажали своего петуха, чтобы он приветствовал утро радостный и полный сил.
Пришла осень, и настал назначенный день. В самую рань, когда рассвет еще чуть брезжил, закричал голодный петух в кантоне Ури, и бодро пустился в путь выбранный бегун. А напротив, в гларусском Линтале, и заря уже горела в полнеба, и звезды погасли, а разжиревший петух спал да спал. Печально стояла вокруг него вся община. Наконец он трепыхнул крыльями и кукарекнул. Теперь гларусскому бегуну нужно было напрячь все силы, чтобы отыграть то преимущество, которое получил над ним соперник.
Он побежал что было мочи и все посматривал в сторону соседей. Глядь, там на гребне перевала появился человек и начал спускаться в их долину. Гларусцу стало обидно уступать соседям свою землю, и он припустил во весь дух. Скоро бегуны встретились, и тот, что из Ури, закричал: «Здесь граница!»
– Сосед! – взмолился бегун из Гларуса. – Будь справедлив и уступи мне часть земли, что ты оттягал!
Сосед не соглашался, но гларусец просил и молил, пока тот не сказал: «Ладно, я дотуда отодвину границу, докуда ты донесешь меня на своей спине».
Гларусец взвалил его на спину и стал подниматься на гору к перевалу. Он уже одолел часть пути, как вдруг дыхание его пресеклось, и он упал замертво.
Доныне в Швейцарии показывают пограничный ручеек, до которого побежденный дотащил победителя. Жители Ури шумно радовались победе. Гларусцы воздали своему пастуху посмертные почести и прославили в легенде его великую верность своей родине.
Фрау Гута
Однажды, когда главный город Форарльберга[28] Брегенц еще находился под властью графов фон Монтфорт, жители Аппенцелля решили на него напасть, но случилось так, что горожане Брегенца не потерпели от вражеского нашествия никакого вреда.
Одна бедная женщина, тетушка Гута, кормилась тем, что в верхнем Рейнгау ходила по домам и занималась прядением. И вот сидела она однажды праздничным вечером за печкой в одном кабачке Аппенцелля и тихонько пряла. Вдруг в кабачок шумно нагрянула толпа местных мужчин, и стали они обсуждать план нападения на город Брегенц.
Никто не заметил старую, бедную, усталую пряху, а она не пропустила ни одного их слова. И как только кабачок наконец опустел, фрау Гута вскочила и пустилась в путь. Она отбросила заботу о заработке, спешила день и ночь – от Аппенцелля на Гайс, на Альтштеттен, дальше на Ау, там упросила перевозчика перевезти ее через Рейн в Брук. Он согласился. И она, подгоняемая страхом, поспешила в Брегенц – предупредить об угрожающей опасности.
Граф Монтфорт был в городе. Забили тревогу, поднялись все горожане, и скоро город приготовился отразить нападение. И когда на следующую ночь враги подступили к стенам, то кончилось тем, что пришло их много, а ушло мало, и те с разбитыми головами.
В старой приозерной капелле покоится прах верной Гуты, которая до самой смерти была окружена заботами горожан Брегенца. А чтобы благодарную память о ней хранили и потомки, было решено, чтобы из года в год каждую ночь от дня святого Мартина до конца рождественских праздников ночной сторож, обходя улицы, ежечасно выкрикивал: «Славься, Гута!»
Это продолжалось долгое время.
Позднейшие исследователи фольклора, однако, считали, что эта легенда восходит к религиозным представлениям наших предков. «Гута» означает не что иное, как Гота, Года, или иначе Гульда, – пряха, богиня зимы, а хвалебное оглашение ее имени по ночам в середине зимы – взывание к «доброй богине».
Усадьба «У одиннадцати»
Совсем недалеко от Куфштейна находится уединенный крестьянский двор, названный «У одиннадцати» в память о давних трагических событиях.
Когда император Максимилиан[29] в 1504 году осадил крепость Куфштейн, ее комендант Ганс Пинценауер в насмешку обмахнул метлой стены крепости. Это так разозлило императора, что он поклялся казнить всех осажденных и надавать оплеух тому, кто будет за них просить.
Крепость была взята, и Пинценауер и его люди приговорены к смерти. Пинценауер и десять его сотоварищей уже были обезглавлены. И тут присутствовавший при казни герцог Эрих фон Брауншвейг, любимец императора, попросил о милости для оставшихся. Он получил пощечину, но остальные были спасены.
Одиннадцать убитых были похоронены тут же. В память о казни на дом повесили памятную доску.
Когда уже и косточки бедных казненных давно истлели в земле, еще долго ни один странник не отваживался ночью проходить возле этого места.