Вот и пошел каждый своей дорогой. Старшему встретился человек, который спросил его, куда он идет и что намерен делать? «Хочу ремеслу учиться», – отвечал юноша. Тогда встречный человек сказал ему: «Ступай со мной и будь вором». – «Нет, – отвечал юноша, – это ремесло нечестное, и часто за него приходится расплачиваться двумя столбами с перекладиной». – «О, – сказал незнакомец, – виселицы тебе нечего бояться: я хочу только научить тебя искусству доставать то, чего никто другой не достанет, да еще уменью свой след хоронить». Тогда юноша дал себя уговорить, стал у этого учителя ученым вором, да таким искусным, что чуть только он чего-нибудь захочет, то уж никак от него не ухоронишь. Второй брат тоже повстречал человека, который спросил его: «Чему он хочет научиться?» Тот отвечал: «А и сам не знаю». – «Ну так пойдем со мною и будь астрономом; лучше этой науки ничего на свете нет, потому что для тебя ничто не останется скрытым». Юноше это понравилось; он вскоре стал таким искусным астрономом, что его учитель по окончании выучки подарил ему в награду подзорную трубу и сказал: «В эту трубу ты можешь видеть все, что на небе и на земле творится, и ничто не может укрыться от твоего взгляда». Третьего брата взял к себе в ученье егерь и научил его всему егерскому делу настолько, что он стал отличным егерем. При расставании егерь-учитель подарил своему ученику ружье и сказал: «Оно не дает промаха; во что нацелишься, в то и попадешь наверняка». Меньшой брат тоже повстречал человека, который с ним заговорил и спросил о его намерении. «Не хочешь ли быть портным?» – спросил он у юноши. «Не дай бог! – отвечал тот. – Корпеть целый день над шитьем да над утюгом! Это мне и в голову не приходит». – «Э-э, – сказал юноше незнакомец, – ты говоришь о том, чего и сам не знаешь; у меня ты научишься совсем иному портняжеству – оно и приличное, и даже очень почетное ремесло». Юноша дал себя уговорить, пошел за этим незнакомцем и основательно изучил его искусство. При прощании незнакомец дал ему иглу и сказал: «Этой иглой ты все можешь сшить – будь оно мягко, как яйцо, или твердо, как сталь; и как сошьешь, так словно сольешь – даже и шва не сыскать будет».
По прошествии условленных четырех лет сошлись братья одновременно на перекрестке, целовались и миловались и затем вернулись к отцу в дом. «Ну, – сказал отец, очень обрадованный их возвращением, – вот и опять занесли вас ко мне буйные ветры». Тут они и рассказали ему, как им жилось на чужбине и что каждый из них своему ремеслу обучен. Сели они пред домом отца, под большое дерево, и отец сказал им: «Я вас теперь испытаю и посмотрю, что каждый из вас может сделать?» Затем глянул наверх да и говорит второму сыну: «Вон, на верхушке дерева, между двух веток, гнездо зяблика – скажи-ка, сколько в нем положено яиц?» Астроном взял свою подзорную трубку, посмотрел наверх и отвечал тотчас: «Пять яиц». Тогда отец обратился к старшему: «Снеси-ка мне сюда эти яйца, не потревожив птицы, которая теперь на них сидит». Искусный вор ловко влез на дерево, вынул из-под птицы все пять яиц, так что она этого и не заметила, и принес их отцу. Отец взял яйца в руки, положил по яйцу на каждый угол стола, а одно посредине, и сказал третьему сыну: «Ты должен одним выстрелом разбить все эти яйца пополам». Егерь прицелился и исполнил то, что ему отец приказывал. «Ну теперь за тобою очередь, – сказал отец, обращаясь к четвертому сыну, – сшей мне все эти яйца, половинка с половинкой, да и всех птенцов также, чтобы от выстрела никакого вреда не приключилось». Портной вынул свою иглу и исполнил желание отца. Когда это было сделано, вору пришлось опять яйца занести на верхушку дерева и подложить их в гнездо под птицу, так чтобы она этого не заметила. Птичка те яйца высидела, и дня через два вылупились птенчики из яичек, и только на том месте, где портной их сшил, у них на шее оказалась красная полоска.
«Да, – сказал отец сыновьям, – не могу не похвалить вас! Вижу, что вы времени не теряли и многому хорошему научились; не могу даже и сказать, кому из вас следует отдать предпочтение? Вот, может быть, скоро представится вам случай выказать свое искусство – тогда дело само собою выяснится». И действительно, вскоре после того прошел по всей стране слух, что королевна унесена драконом. Король день и ночь был в тревоге о дочери и приказал объявить, что тот, кто вернет дочь отцу, получит ее руку. Четверо братьев и стали говорить между собой: «Вот удобный случай для нас – показать себя». И собрались идти все вместе на освобождение королевны. «Я сейчас узнаю, где она находится, – сказал астроном; посмотрел в свою трубу и сказал: вон вижу ее – там, далеко, сидит в море на скале, и дракон стережет ее». Вот и пошел он к королю, выпросил у него корабль для себя и для братьев и поплыл с ними за море, к самой той скале. Королевна сидела действительно на скале, а дракон спал, положив ей голову на колени. Егерь сказал: «Не смею стрелять из опасения застрелить и королевну вместе с драконом». – «Ну, видно, мне попытаться надо», – сказал вор, взобрался на скалу и украл королевну из-под дракона, да так ловко и тихо, что чудовище ничего и не приметило и продолжало храпеть. Обрадованные своей удачей братья поспешили с королевною на корабль и вышли в открытое море; но дракон, не найдя около себя королевны при пробуждении, в ярости взвился вверх и помчался вслед за кораблем. Когда уж он подлетел к кораблю и хотел на него опуститься, егерь прицелился в него и прострелил ему сердце. Чудовище рухнуло сверху, но было в такой степени тяжело и громадно, что при падении разбило корабль вдребезги. Кое-как успели они сохранить две доски и поплыли на них по морскому простору. Опять угрожала им большая опасность; но портной – малый не промах! – вынул свою диковинную иглу, двумя большими стежками скрепил доски, сел на них, а затем, собрав все обломки корабля, сшил и те тоже, и они благополучно могли на том корабле прибыть домой. Когда король вновь увидел свою дочь, он очень обрадовался и сказал четверым братьям: «Один из вас должен получить дочь мою в супруги, но который – это уж сами решайте». Вот и затеялся между ними большой спор, потому что каждый высказывал свои притязания. Астроном говорил: «Кабы я не увидал, где королевна находится, так и все ваше уменье ни к чему бы не привело, – значит, мне следует получить ее руку!» Вор возражал: «И твое уменье ни к чему бы не привело, если бы я не выкрал ее из-под дракона, – значит, она моя!» Егерь заметил: «Всех-то вас, вместе с королевною, дракон сожрал бы, не будь моей пули, потому королевну следует считать моей». А портной сказал: «Ну а если бы я не сшил вашего корабля, так все вы, конечно, потонули бы! Значит, королевна – моя». Тогда король сказал свое слово: «Вижу, что каждый из вас имеет одинаковые права на руку моей дочери; но так как вы все ее получить не можете, то не получит ее ни один из вас; но зато каждому из вас я дам в награду по четверти царства». Это решение короля очень понравилось братьям, и они сказали: «Лучше уж так решить дело, чем нам ссориться». И вот каждый получил по четверти царства – и зажили они с отцом счастливо – и жили до той поры, пока это было угодно Богу.
130. Одноглазка, двуглазка и трехглазка
Была на свете женщина, у которой были три дочери; старшая из них называлась Одноглазка, потому что у нее был всего один глаз на средине лба; средняя называлась Двуглазка, потому что у нее, как у всех людей, было два глаза; а младшая называлась Трехглазка, потому что у нее, сверх двух глаз, во лбу был третий. Двуглазку, за то что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели. Они говорили ей с презрением: «Ты, со своими двумя глазами, нимало не отличаешься от всех остальных людей – ты нам не пара». Они толкали ее то туда, то сюда, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей всякое горе, какое могли.
Случилось однажды, что Двуглазке пришлось идти в поле – козу пасти, а она была очень голодна, потому что сестры очень мало дали ей поесть. И вот села она в поле на полосу и стала плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы бежали. И когда она как-то в горе своем глянула вверх – видит, стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: «Чего ты, Двуглазка, плачешь?» Отвечала ей бедняжка: «Как мне не плакать? Из-за того что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть – одни объедки! Сегодня же так мало дали мне есть, что я совсем голодна». Вот и сказала ей ведунья: «Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке:
Козочка, мэ-мэ,
Стол накрывай! –
и явится перед тобою опрятно накрытый столик и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю. А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи:
Козочка, мэ-мэ,
Стол убирай! –
и он тотчас исчезнет». И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: «Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась», – и тотчас проговорила:
Козочка, мэ-мэ.
Стол накрывай!
И чуть только проговорила эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали. Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу – и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья:
Козочка, мэ-мэ,
Стол убирай!
И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно. «Вот это настоящее дело!» – подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.
Вечерком, придя домой с козой, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде. И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутым