т товар у прасольщиц и возят его в столицы и пр. 3) Крупные торговки (2–3 «фирмы») ведут дело уже с комиссионерами, отправляя им товар и получая крупные заказы. Везти свой товар в большие магазины провинциальным торговкам «почти невозможно»: «магазины предпочитают иметь дела с гуртовыми скупщицами, доставляющими изделия целыми партиями из самых разнообразных плетений»; торговки и должны сбывать этим «поставщицам»; «от них узнают все обстоятельства торговли; они же назначают цены; словом, помимо их – нет спасения» («Труды куст. ком.», X, 2823–2824). Число подобных примеров можно бы увеличить во много раз. Но и приведенных вполне достаточно, чтобы видеть, какой абсолютной невозможностью является мелкий раздробленный сбыт при производстве на крупные рынки. При раздробленности мелких производителей и полном разложении их[340], крупный сбыт может быть организован только крупным капиталом, который в силу этого и ставит кустарей в положение полной беспомощности и зависимости. Можно судить поэтому о нелепости ходячих народнических теорий, рекомендующих помочь «кустарю» посредством «организации сбыта». С чисто теоретической стороны, подобные теории относятся к мещанским утопиям, основанным на непонимании неразрывной связи между товарным производством и капиталистическим сбытом[341]. Что же касается до данных русской действительности, то они просто игнорируются сочинителями подобных теорий: игнорируется раздробленность мелких товаропроизводителей и полное разложение их; игнорируется тот факт, что из их же среды выходили и продолжают выходить «скупщики»; что в капиталистическом обществе сбыт может быть организован только крупным капиталом. Понятно, что, выкинув со счета все эти черты неприятной, но несомненной действительности, не трудно уже фантазировать in's Blaue hinein[342].[343]
Мы не имеем возможности вдаваться здесь в описательные подробности относительно того, как именно проявляется торговый капитал в наших «кустарных» промыслах и в какое беспомощное и жалкое положение ставит он мелкого промышленника. Притом в следующей главе нам придется характеризовать господство торгового капитала на высшей стадии развития, когда он (являясь придатком мануфактуры) организует в массовых размерах капиталистическую работу на дому. Здесь же ограничимся указанием тех основных форм, какие принимает торговый капитал в мелких промыслах. Первой и наиболее простой формой является покупка изделий торговцем (или хозяином крупной мастерской) у мелких товаропроизводителей. При слабом развитии скупки или при обилии конкурирующих скупщиков продажа товара торговцу может не отличаться от всякой другой продажи; но в массе случаев местный скупщик является единственным лицом, которому крестьянин может постоянно сбывать изделия, и тогда скупщик пользуется своим монопольным положением для безмерного понижения той цены, которую он платит производителю. Вторая форма торгового капитала состоит в соединении его с ростовщичеством: постоянно нуждающийся в деньгах крестьянин занимает деньги у скупщика и потом отдает за долг свой товар. Сбыт товара в этом случае (имеющем очень широкое распространение) всегда происходит по искусственно пониженным ценам, не оставляющим часто в руках кустаря и того, что мог бы получить наемный рабочий. К тому же отношения кредитора к должнику неизбежно ведут к личной зависимости последнего, к кабале, к тому, что кредитор пользуется особыми случаями нужды должника и т. п. Третьей формой торгового капитала является расплата за изделия товарами, составляющая один из обычных приемов деревенских скупщиков. Особенность этой формы состоит в том, что она свойственна не одним только мелким промыслам, а всем вообще неразвитым стадиям товарного хозяйства и капитализма. Только крупная машинная индустрия, обобществившая труд и радикально порвавшая со всякой патриархальностью, вытеснила эту форму кабалы, вызвав законодательное запрещение ее по отношению к крупным промышленным заведениям. Четвертой формой торгового капитала является расплата торговца теми именно видами товаров, которые необходимы «кустарю» для производства (сырые или вспомогательные материалы и т. п.). Продажа материалов производства мелкому промышленнику может составить и самостоятельную операцию торгового капитала, вполне однородную с операцией скупки изделий. Если же скупщик изделий начинает расплачиваться теми сырыми материалами, которые нужны «кустарю», то это означает очень крупный шаг в развитии капиталистических отношений. Отрезав мелкого промышленника от рынка готовых изделий, скупщик отрезывает его теперь от рынка сырья и тем окончательно подчиняет себе кустаря. От этой формы остается уже один только шаг до той высшей формы торгового капитала, когда скупщик прямо раздает материал «кустарям» на выработку за определенную плату. Кустарь становится de facto наемным рабочим, работающим у себя дома на капиталиста; торговый капитал скупщика переходит здесь в промышленный капитал[344]. Создается капиталистическая работа на дому. В мелких промыслах она встречается более или менее спорадически; массовое же применение ее отнесшей к следующей высшей стадии капиталистического развития.
VII. «Промысел и земледелие»
Таково обычное заглавие особых отделов в описаниях крестьянских промыслов. Так как на той первоначальной стадии капитализма, которую мы рассматриваем, промышленник еще почти не дифференцировался от крестьянина, то связь его с землей представляется явлением действительно весьма характерным и требующим особого рассмотрения.
Начнем с данных пашей таблицы (см. приложение I). Для характеристики земледелия «кустарей» здесь приведены, во-1-х, данные о среднем числе лошадей у промышленников каждого разряда. Сводя вместе те 19 промыслов, по которым имеются такого рода данные, получаем, что на одного промышленника (хозяина или хозяйчика) приходится в общем и среднем 1,4 лошади, а по разрядам: I) 1,1; II) 1,5 и III) 2,0. Таким образом, чем выше стоит хозяин по размеру своего промыслового хозяйства, тем выше он как земледелец. Наиболее крупные промышленники почти в 2 раза превосходят мелких по количеству рабочего скота. Но и самые мелкие промышленники (I разряд) стоят выше среднего крестьянства по состоянию своего земледелия, ибо в общем и целом по Московской губернии в 1877 г. приходилось на 1 крестьянский двор по 0,87 лошади[345]. Следовательно, в промышленники-хозяева и хозяйчики попадают только сравнительно зажиточные крестьяне. Крестьянская же беднота поставляет преимущественно не хозяев-промышленников, а рабочих-промышленников (наемные рабочие у «кустарей», отхожие рабочие и пр.). К сожалению, по громадному большинству московских промыслов нет сведений о земледелии наемных рабочих, занятых в мелких промыслах. Исключением является шляпный промысел (см. общие данные о нем в нашей таблице, в прилож. I). Вот чрезвычайно поучительные данные о земледелии хозяев-шляпников и рабочих-шляпников.
* Здесь, по-видимому, опечатка. Следует читать: бездомовых. Ред.
Таким образом промышленники-хозяева принадлежат к очень «исправным» земледельцам, т. е. к представителям крестьянской буржуазии, тогда как наемные рабочие рекрутируются из массы разоренных крестьян[346]. Еще более важны для характеристики описываемых отношений данные о способе обработки земли хозяевами-промышленниками. Московские исследователи различали три способа обработки земли: 1) посредством личного труда домохозяина; 2) «наймом» – т. е. наймом кого-либо из соседей, который своим инвентарем обрабатывает землю «упалого» хозяина. Этот способ обработки характеризует малосостоятельных, разоряющихся хозяев. Противоположное значение имеет 3-ий способ: обработка «работником», т. е. наем хозяином сельскохозяйственных («земляных») работников; нанимаются эти рабочие обыкновенно на все лето, причем в особенно горячее время хозяин посылает обыкновенно на помощь им и рабочих из мастерской. «Таким образом способ обрабатывания земли посредством «земляного» работника является делом довольно выгодным» («Пром. Моск. губ.», VI, I, 48). В нашей таблице мы свели сведения об этом способе обработки земли по 16 промыслам, из которых в 7 вовсе нет хозяев, нанимающих «земляных работников». По всем этим 16 промыслам процент хозяев-промышленников, нанимающих сельских рабочих, равняется 12 %, а по разрядам: I) 4,5 %; II) 16,7 % и III) 27,3 %. Чем состоятельнее промышленники, тем чаще среди них встречаются сельские предприниматели. Анализ данных о промысловом крестьянстве показывает, следовательно, ту же картину параллельного разложения и в промышленности и в земледелии, которую мы видели во II главе на основании данных о земледельческом крестьянстве.
Наем «земляных работников» «кустарями-хозяевами составляет вообще очень распространенное явление во всех промышленных губерниях. Мы встречаем, напр., указания на наем земледельческих батраков богатыми рогожниками Нижегородской губернии. Скорняки той же губернии нанимают земледельческих работников, приходящих обыкновенно из чисто земледельческих окрестных селений. Занимающиеся сапожным промыслом «крестьяне-общинники Кимрской волости находят выгодным нанимать для обработки своих полей батраков и работниц, приходящих в Кимры во множестве из Тверского уезда и соседних местностей». Красильщики посуды Костромской губ. посылают своих наемных рабочих, в свободное от промысловых занятий время, на полевые работы[347]. «Самостоятельные хозяева» (сусальщики Владимирской губ.) «имеют особых полевых работников»; поэтому бывает, что у них хорошо обработаны поля, хотя они сами «сплошь да рядом совсем не умеют ни пахать, ни косить»