{69}. Он сравнил данные «Военно-статистического сборника» о землевладении помещичьих крестьян до реформы с данными статистики поземельной собственности 1878 года и определил таким образом величину отрезков по каждой губернии. Оказалось, что в девяти нечерноземных губерниях[50] у помещичьих крестьян было до реформы 10 421 тысяча десятин, а осталось в 1878 г. – 9746 тыс. десятин, т. е. отрезано 675 тыс. лес. или 6,5 % земли, отрезано по 72,8 тыс. дес. в среднем на губернию. Напротив, в 14 черноземных губерниях[51] у крестьян было 12 795 тыс. дес, а осталось 9996 тыс. дес, т. е. отрезано 2799 тыс. дес. или 21,9 %, отрезано в среднем на губернию по 199,1 тыс. дес. Исключением является только третий район, степной, где в пяти губерниях[52] у крестьян было 2203 тыс дес, а осталось 1580 тыс. дес, т. е. отрезано 623 тыс. дес. или 28,3 %, отрезано в среднем на губернию по 124,6 тысяч дес.[53]. Этот район является исключением, ибо здесь преобладает капиталистическая система над отработочной, тогда как процентный размер отрезков здесь наибольший. Но это исключение скорее подтверждает общее правило, ибо здесь влияние отрезков было парализовано такими крупными обстоятельствами, как наибольшие наделы у крестьян, несмотря на отрезки, и наибольшее количество свободного земельного фонда для аренды земли. Таким образом, попытка автора усомниться в существовании связи между отрезками и отработочной системой совершенно неудачна. В общем и целом, не подлежит сомнению, что центр отработочной системы в России (средне-черноземный район) есть в то же время и центр отрезков. Мы подчеркиваем «в общем и целом» для ответа на следующее недоумение автора. К словам нашей программы о возвращении тех земель, которые отрезаны и служат орудием кабаления, автор ставит в скобках вопрос: «а которые не служат?». Мы ответим ему, что программа – не проект закона о возвращении отрезков. Мы определяем и объясняем общее значение отрезков, а не говорим об отдельных случаях. И неужели можно еще, после всей народнической литературы о положении пореформенного крестьянства, сомневаться в том, что отрезки, в общем и целом, служат орудием крепостнической кабалы? Неужели можно еще, спросим мы дальше, отрицать связь отрезков с отработочной системой, когда эта связь вытекает из самых основных понятий о пореформенной экономике России? Отработочная система есть соединение барщины с капитализмом, «старого режима» и «современного» хозяйства, системы эксплуатации посредством наделения землей и системы эксплуатации посредством отделения от земли. А какой же может быть более рельефный пример современной барщины, как не система хозяйства за отрезные земли (система, описанная, как таковая, как особая система, а не случайность, народнической литературой еще в то доброе старое время, когда о шаблонных и узких марксистах и слуху не было)? Неужели можно думать, что современное прикрепление крестьян к земле держится только отсутствием закона о свободе передвижения, а не существованием кроме того (и отчасти в основе того) кабального хозяйства за отрезные земли?
Не доказавши совершенно ничем основательности своего сомнения в наличности связи между отрезками и кабалой, автор рассуждает дальше следующим образом. Возвращение отрезков есть наделение мелкими участками земли, основанное не столько на потребностях крестьянского хозяйства, сколько на историческом «предании». Как и всякое наделение недостаточным количеством земли (о достаточном и речи быть не может), оно не уничтожит, а создаст кабалу, ибо вызовет аренду недостающих земель, аренду из нужды, аренду продовольственную, будет, следовательно, реакционной мерой.
Рассуждение опять-таки бьющее мимо цели, ибо наша программа вовсе не «обещает» в своей аграрной части устранение всякой нужды вообще (это обещает она лишь в своей общесоциалистической части), а только устранение (некоторых хотя бы) остатков крепостного права. Наша программа говорит именно не о наделении вообще всякими мелкими участками, а об устранении хоть одного из видов кабалы, уже сложившегося. Автор уклонился от того хода мысли, который положен в основу нашей программы, и произвольно, неправильно придал ей иное значение. В самом деле, посмотрите на его аргументацию. Он отодвигает (и в этом отношении он, конечно, прав) толкование отрезков в смысле одной лишь чересполосности и говорит: «если отрезки являются добавочным наделением землей, то нужно рассмотреть, достаточно ли отрезков для уничтожения кабальных отношений, так как с этой точки зрения кабальные отношения есть результат малоземелья». Решительно нигде не утверждает наша программа, что отрезков достаточно для уничтожения кабалы. Вся и всяческая кабала может быть уничтожена только социалистической революцией, мы же в аграрной программе стоим на почве буржуазных отношений и требуем некоторых мер «в целях устранения» (не говорим даже, чтобы это могло быть полным устранением) остатков крепостного права. Вся суть нашей аграрной программы состоит в том, что сельский пролетариат должен вместе с богатым крестьянством бороться за уничтожение остатков крепостничества, за отрезки. Кто внимательно всмотрится в это положение, тот поймет неправильность, неуместность и нелогичность возражений вроде того: почему только отрезков, раз этого недостаточно? Потому, что вместе с бэгатым крестьянством пролетариат не сможет и не должен идти дальше уничтожения крепостничества, дальше отрезков и т. п. Дальше этого пролетариат вообще и сельский в особенности пойдет один, не вместе с «крестьянством», не вместе с богатым мужиком, а против него. Не потому мы не идем дальше отрезков, что не хотим добра мужику или боимся запугать буржуазию, а потому, что не хотим, чтобы сельский пролетарий помогал богатому мужику свыше необходимого, свыше необходимого для пролетария. От крепостнической кабалы страдает и пролетарий и богатый мужик; против этой кабалы они могут и должны идти вместе, а против остальной кабалы пролетариат пойдет один. Поэтому выделение крепостнической кабалы от всякой другой является в нашей программе необходимым результатом строгого соблюдения классовых интересов пролетариата. Мы бы нарушили эти интересы, мы бы покинули классовую точку зрения пролетариата, если бы допустили в нашей программе, что «крестьянство» (т. е. богатеи плюс беднота) пойдет вместе дальше уничтожения остатков крепостного права; мы затормозили бы этим безусловно необходимый и самый важный с точки зрения социал-демократа процесс окончательного обособления сельского пролетариата от хозяйственного крестьянства, процесс роста пролетарского классового сознания в деревне. Когда люди старой веры, народники, и люди без всякой веры и без всяких убеждений, социалисты-революционеры, разводят руками по поводу нашей аграрной программы, то происходит это от того, что они (напр., г. Рудин и Ко) понятия не имеют о действительном экономическом строе нашей деревни и его эволюции, понятия не имеют о складывающихся и почти сложившихся буржуазных отношениях внутри общины, о силе буржуазного крестьянства. Со старыми народническими предрассудками или чаще с обрывками этих предрассудков подходят они к нашей аграрной программе и начинают критиковать отдельные пункты или их формулировку, не понимая даже, какую цель преследует наша аграрная программа, на какие общественно-экономические отношения она рассчитана. Когда им говорят, что в нашей аграрной программе речь идет не о борьбе с буржуазным строем, а о введении деревни в условия буржуазного строя, то они только протирают глаза, не сознавая (по свойственной им теоретической беззаботности), что их недоумение есть простой отзвук борьбы между народническим и марксистским миросозерцанием.
Для марксиста, приступающего к составлению аграрной программы, вопрос об остатках крепостничества в буржуазной и капиталистически развивающейся русской деревне есть уже решенный вопрос, и только полная беспринципность социалистов-революционеров мешает им видеть, что для критики по существу они должны противопоставить хоть что-нибудь связное и цельное нашему решению этого вопроса. Для марксиста задача состоит лишь в том, чтобы избежать двух крайностей: с одной стороны, не впасть в ошибку тех людей, которые говорят, что с точки зрения пролетариата нам дела нет ни до каких ближайших и временных непролетарских задач, а с другой стороны, не допустить, чтобы участие пролетариата в решении ближайших демократических задач могло вести к затемнению его классового сознания и его классовой особ-ности. В области собственно поземельных отношений эта задача сводится к следующей: дать определенный лозунг такого аграрного преобразования на почве существующего общества, которое бы всего полнее смело остатки крепостного права и всего скорее высвободило сельский пролетариат из сплошной массы сплошного крестьянства.
Думается, что наша программа решила эту задачу. И нас нисколько не смущает вопрос товарища Икса: как быть, если крестьянские комитеты потребуют не отрезков, а всей земли? Мы сами требуем всей земли, только, конечно, не «в целях устранения остатков крепостного порядка» (каковыми целями ограничивается аграрная часть нашей программы), а в целях социалистического переворота. И мы всегда и при всяких обстоятельствах неустанно указываем и будем указывать «деревенской бедноте» именно эту цель. Нет более грубой ошибки, как думать, что социал-демократ может идти в деревню только с аграрной частью своей программы, что социал-демократ может хотя бы на минуту свернуть свое социалистическое знамя. Если же требование всей земли будет требованием национализации или перехода земли к современному хозяйственному крестьянству, то мы оценим это требование с точки зрения интересов пролетариата, приняв во внимание все обстоятельства дела; мы не можем наперед сказать, напр., выступит ли наше хозяйственное крестьянство, когда революция пробудит его к политической жизни, в качестве демократически-революционной партии или в качестве партии порядка. Мы должны так составить свою программу, чтобы быть готовыми и к самому худшему, а осуществление лучших комбинаций только облегчит нашу работу и даст ей новый толчок.