[3] есть основание думать, что в 1837-1838 гг. Одоевским было написано второе стихотворение памяти А. С. Грибоедова.[4]
Первым и единственным до сих пор академическим изданием произведений Одоевского было «Полное собрание стихотворений и писем», вышедшее в 1934 г. и подготовленное И. А. Кубасовым, под редакцией Д. Д. Благого.
При подготовке настоящего издания обследованы все известные печатные тексты и рукописи и выявлен ряд новых, не входивших в научный оборот.
Сравнительно с изданием 1934 г., в настоящем сборнике помещено свыше четырехсот ранее неизвестных стихотворных строк Одоевского, причем три стихотворения — «Иоанн Преподобный», «Дифирамб» и «Два духа» — публикуются впервые.
Вместе с тем в данное издание не включены восемь стихотворений, обычно печатавшихся в собраниях произведений Одоевского: «Глетчер», «Лавина», «А. М. П-ой», «Охлаждение», «На приезд в Сибирь наследника цесаревича», «Склонясь рукой на грань Урала...», «Вдруг над высями Урала...», «Итак, исполнены желанья...» (последние четыре стихотворения были объединены в издании 1934 г. в одно). Все они принадлежат другим авторам.[5] Кроме того, вызывают серьезные сомнения в авторстве Одоевского стихотворения «Как носятся тучи за ветром осенним...» и «На западе подъемлется заря...», включавшиеся обычно в основной корпус; здесь они перенесены в раздел приписываемых (подробнее см. в примечаниях к названным стихотворениям).
Вовсе не помещены — даже в числе приписываемых — «Песня» («Бывало, в доме преобширном...»),[6] «Луна» («Тебя ли вижу из окна...»)[7] и так называемые стихи о наводнении («И день настал, и истощилось...»). Для приписывания их Одоевскому нет решительно никаких оснований. Ввиду большого интереса, который вызывает отрывок «И день настал, и истощилось...», мы считаем необходимым остановиться на нем несколько подробнее.
Отрывок этот был опубликован в журнале «Былое» (1906, No 5, стр. 1-2) по списку Н. И. Второва, собирателя 40-50-х годов, как принадлежащий М. Ю. Лермонтову (первые четыре строки печатались и ранее в некоторых собраниях его сочинений). Основываясь на том, что Д. И. Завалишин вспоминал о «дифирамбе на наводнение» Одоевского, Н. О. Лернер в 1925 г., в статье «Мелочи прошлого. IV. Стихи о наводнении», приписал этот отрывок Одоевскому.[8] С тех пор в изданиях сочинений Лермонтова эти стихи не печатаются даже в разделе «Dubia». В собрании сочинений Одоевского, в числе приписываемых, оно помещено впервые в 1934 г. М. К. Азадовский, в обзоре «Затерянные и утраченные произведения декабристов», категорически отверг возможность авторства Одоевского и подробно аргументировал свою точку зрения. Аргументация М. К. Азадовского сводится к тому, что стихотворение, о котором вспоминал Завалишин, было, судя по его передаче содержания, посвящено действительному наводнению в 1824 г.; между тем в отрывке, о котором идет речь, изображено не наводнение, а революционное восстание, символом которого является наводнение. «Все эти соображения приводят к мысли о невозможности отождествлять упоминаемые Завалишиным стихи о наводнении со стихотворением, обнаруженным в сборнике Второва и четыре первых стиха которого сохранились в автографе Лермонтова. Это-два различных произведения; подлинное же стихотворение Одоевского пока не разыскано».[9] Доводы М. К. Азадовского относительно несоответствия отрывка «И день настал, и истощилось...» и стихотворения, о котором вспоминал Д. И. Завалишин, вполне убедительны; это несоответствие отметил также В. Н. Орлов.[10] А ведь это кажущееся соответствие было единственным основанием приписывать отрывок Одоевскому. Но, конечно, Д. И. Завалишин мог и неточно передать содержание «дифирамба» Одоевского. Однако в таком случае гораздо больше оснований видеть в его словах воспоминание о стихотворении, так и озаглавленном: «Дифирамб», впервые печатаемом в данном издании. Вопрос об авторе стихотворения «И день настал, и истощилось...» остается открытым.
Из автографов Одоевского известны лишь 24 строки в юношеских письмах к В. Ф. Одоевскому, одно стихотворение 1838 г. и одна строфа из другого стихотворения конца 1837 г. Последние два автографа — без подписи; собственная рука Одоевского засвидетельствована его друзьями — М. М. Нарышкиным и А. Е. Розеном. Одно стихотворение дошло в писарской копии, подписанной Одоевским, одно — в публикации несохранившегося автографа. Все же остальное дошло до нас лишь в записях (некоторые с поправками, очевидно, самого Одоевского) и в списках.
Любое издание стихотворений Одоевского поэтому в какой-то мере гипотетично; понятие канонического текста здесь неприменимо; понятие последней авторской воли весьма условно, и можно даже сказать, что часть стихотворений печатается, вероятно, в редакции декабристского круга друзей Одоевского.[11] Выбор того или иного варианта, датировка и хронологическая последовательность стихотворений, самая принадлежность их перу Одоевского часто предположительны и нередко требуют детальных мотивировок.
Основными авторитетными источниками для уточнения круга произведений, несомненно принадлежащих Одоевскому, и для установления их текста являлись до сих пор так называемое издание 1883 г. (фактически 1882 г.),[12] в основе которого лежали списки декабриста А. Е. Розена, и две тетради с записями и списками друзей Одоевского по каторге (в частности, П. А. Муханова), хранящиеся ныне в Институте русской литературы (Пушкинском Доме) Академии наук СССР.
Издание 1883 г. в течение почти семидесяти лет рассматривалось в целом как подготовленное друзьями поэта, и тем самым принадлежность перу Одоевского всего помещенного в издании 1883 г. не подвергалась сомнению. Между тем в издании этом были объединены стихотворения, имевшиеся в списках у А. Е. Розена, и произведения, добавленные фактическим редактором издания, Г. П. Данилевским, на основании разнообразных источников. Ясно, что авторитетность этих двух частей издания совершенно различна. И действительно, среди произведений, помещенных вслед за собранными А. Е. Розеном, ныне обнаружено несколько чужих стихотворений. Таким образом, авторитетным источником является только та часть издания 1883 г., где опубликовано собрание самого А. Е. Розена.
С другой стороны, общеизвестная добросовестность А. Е. Розена не позволяет усомниться в правдивости его заявления: «Собранные мною стихотворения А. И. Одоевского были им самим прочтены в моей памятной книжке, в Пятигорске, в 1838 году, за год до его кончины....и сам ставил знаки препинания ко всем своим пьесам» (издание 1883 г., стр. 14-15). Существенно, что подобное же утверждение сделано А. Е. Розеном не только в печатном предисловии, но и частным образом: «...собранные мною стихотворения Одоевского, им же самим пересмотренные и исправленные в Пятигорске» (из письма к М. А. Назимову).[13] А отсюда следует, что тексты А. Е. Розена — безразлично, печатались ли они по копиям или автографам — это, в сущности, последняя авторская редакция, более, таким образом, достоверная, чем даже сохранившиеся записи и списки периода Читы и Петровского завода. Между тем обстоятельство это до сих пор вовсе не принималось в расчет при подготовке всех советских изданий стихотворений Одоевского.
Однако при этом надо учитывать, что издание 1883 г., печатавшееся без непосредственного участия А. Е. Розена (что окончательно подтверждается письмами А. Е. Розена к М. А. Назимову),[14] не могло быть гарантировано от ошибок — от элементарных опечаток и от вполне возможного вмешательства Г. П. Данилевского. Так оно и оказалось. В архиве «Русской старины» (в Институте русской литературы Академии наук СССР) находится тетрадь со списками рукою А. Е. Розена почти всех стихотворений из его собрания, предоставленная им в 1870 г. М. И. Семевскому. До сих пор эти списки не привлекались для подготовки изданий произведений Одоевского. Правда, это не те списки, которые были в руках Одоевского в 1838 г., но тем не менее они, конечно, еще более авторитетны, чем само издание 1883 г. Все разночтения в этом издании объясняются, как это очевидно из сопоставления его со списками А. Е. Розена, типографскими опечатками или недосмотром Г. П. Данилевского. Лишь в одном случае расхождение не может быть этим объяснено — замена стиха 15 в стихотворении «Воскресенье».
Авторитетность текстов А. Е. Розена не распространяется на заглавия и даты, которые у него так часто противоречат прочим источникам, что каждый раз требуют сугубо критического отношения (даты, кроме того, нередко различны в тетради и в издании); впрочем, в приведенном выше заявлении А. Е. Розена о просмотре его записей Одоевским, собственно, ни о датах, ни о заглавиях ничего и не сказано.
Записи и списки друзей Одоевского по каторге (в двух тетрадях) были впервые изучены и введены в научный оборот И. А. Кубасовым и Н. В. Измайловым.[15] Одна тетрадь (сохраняем для нее условное обозначение: тетр. А, принятое в издании 1934 г.)[16] представляет собою в основном черновые, а в отдельных случаях беловые записи различными почерками пятнадцати стихотворений и отрывков поэмы «Василько», с многочисленными поправками (в 1922 г. И. А. Кубасов и в 1926 г. Н. В. Измайлов ошибочно рассматривали эти записи как автографы, что в 1934 г. было признано самим И. А. Кубасовым). Тетр. А дала множество разночтений к известным уже произведениям Одоевского, семь неизвестных к тому времени стихотворений и три ранее опубликованных без подписи и не входивших в собрания сочинений Одоевского. Обнаруженная в дальнейшем тетрадь из собрания П. И. Бартенева (сохраняем для нее условное обозначение: тетр. Б, принятое в