Полное собрание стихотворений — страница 36 из 55

Что дорожу я этой тайной,

Что женщина, которую случайно

Любил ты хоть на миг один,

Уж никогда тебя забыть не может,

Что день и ночь ее воспоминанье гложет,

Как злой палач, как милый властелин.

Она не задрожит пред светским приговором:

По первому движенью твоему

Покинет свет, семью, как душную тюрьму,

И будет счастлива одним своим позором!

Она отдаст последний грош,

Чтоб быть твоей рабой, служанкой

Иль верным псом твоим – Дианкой,

Которую ласкаешь ты и бьешь!

Р. S.

Тревога, ночь, – вот что письмо мне диктовало…

Теперь, при свете дня, оно

Мне только кажется смешно,

Но изорвать его мне как-то жалко стало!

Пусть к Вам оно летит от берегов Невы,

Хотя бы для того… чтоб рассердились Вы.

Какое дело Вам, что там Вас любят где-то?

Лишь та, что возле Вас, волнует Вашу кровь.

И знайте: я не жду ответа

Ни на письмо, ни на любовь.

Вам чувство каждое всегда казалось рабством,

А отвечать на письма… Боже мой!

На Вашем языке, столь вежливом порой,

Вы это называли «бабством».

Ноябрь 1882

Бред

Несется четверка могучих коней,

Несется, как вихорь на воле,

Несется под зноем палящих лучей

И топчет бесплодное поле.

То смех раздается, то шепот вдвоем…

Всё грохот колес заглушает,

Но ветер подслушал те речи тайком

И злобно их мне повторяет.

И в грезах недуга, в безмолвье ночей

Я слышу: меня нагоняя,

Несется четверка могучих коней,

Несется нещадная, злая.

И давит мне грудь в непосильной борьбе,

И топчет с неистовой силой

То сердце, что было так верно тебе,

Тебя горячо так любило!

И странно ты смотришь с поникшим челом

На эти бесцельные муки,

И жалость проснулася в сердце твоем:

Ко мне простираешь ты руки…

Но шепот и грохот сильней и грозней…

И, пыль по дороге взметая,

Несется четверка могучих коней,

Безжизненный труп оставляя.

1882

Сон

О, что за чудный сон приснился мне нежданно!

В старинном замке я бродил в толпе теней:

Мелькали рыцари в своей одежде бранной,

И пудреных маркиз наряд и говор странный

Смущали тишину подстриженных аллей.

И вдруг замолкли все. С улыбкой благосклонной

К нам подошел король и ласково сказал:

«Приветствую тебя, пришлец неугомонный,

Ты был в своей стране смешон, поэт влюбленный,

У нас достоин ты вниманья и похвал.

У нас не так жилось, как вы теперь живете,

Ваш свет унынием и завистью томим.

Вы притупили ум в бессмысленной работе,

Как жалкие жиды, погрязли вы в расчете

И, сами не живя, гнетете жизнь другим.

Вы сухи, холодны, как севера морозы,

Вы не умеете без горечи любить,

Вы рвете тернии там, где мы рвали розы..

Какие-то для глаз невидимые слезы

Вам даже самый смех успели отравить.

Поэт, я – счастие! Меня во всей вселенной

Теперь уж не найти, ко мне нелегок путь.

Гордиться можешь ты перед толпой надменной,

Что удалось тебе в мой замок сокровенный

Хоть раз один войти и сердцем отдохнуть.

И если, над землей случайно пролетая,

Тебе я брошу миг блаженства и любви,

Лови его, лови – люби не размышляя…

Смотри: вот гаснет день, за рощей утопая…

Не долог этот миг – лови его, лови!..»

Так говорил король, а с неба мне сияли

Прощальные лучи бледнеющего дня,

И чинно предо мной маркизы приседали,

И рыцари меня мечами покрывали,

И дети ласково смотрели на меня!

1882

Музе

Умолкни навсегда. Тоску и сердца жар

Не выставляй врагам для утешенья…

Проклятье вам, минуты вдохновенья,

Проклятие тебе, ненужный песен дар!

Мой голос прозвучит в пустыне одиноко,

Участья не найдет души изнывшей крик…

О смерть, иди теперь! Без жалоб, без упрека

Я встречу твой суровый лик.

Ты все-таки теплей, чем эти люди-братья:

Не жжешь изменой ты, не дышишь клеветой…

Раскрой же мне свои железные объятья,

Пошли мне наконец забвенье и покой!

Февраль 1883

Санкт-Петербург

Утешенная

Дика, молчалива, забав не любя,

От жизни ждала ты чего-то,

И люди безумной назвали тебя,

Несчастную жертву расчета.

Вдали от отчизны чужая страна

С любовью тебя приютила;

По берегу озера, вечно одна,

Ты грустною тенью бродила.

И, словно покорствуя злобной судьбе,

Виденья тебя посещали,

И ангел прекрасный являлся тебе

В часы одинокой печали.

Глаза его жалостью были полны,

Участием кротким, небесным,

И белые крылья при свете луны

Горели алмазом чудесным.

Тебе говорил он: «Не вечно же тут

Судьба тебе жить указала,

Утешься, страдалица, годы пройдут,

А счастия в жизни не мало!»

И годы прошли молодые твои,

Ты вынесла всё терпеливо

И снова в кружок нелюбимой семьи

Вернулась, дика, молчалива.

По рощам знакомым, по тихим полям

Ты грустною тенью блуждала…

Однажды ты юношу встретила там –

И в ужасе вся задрожала.

На бледных устах твоих замер привет;

Он снова стоял пред тобою,

Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,

Но жизнью дышал он земною!

Блистали глаза из-под черных бровей,

И белые зубы сверкали,

И жаром неопытных юных страстей

Румяные щеки пылали.

Не кротость участия взор выражал:

Царем он казался могучим,

И очи и плечи твои покрывал

Лобзанием долгим и жгучим.

Сбылось предсказанье, свершились мечты.

Да, счастия в жизни не мало:

За годы безумья тяжелого ты

Безумье блаженства узнала.

Февраль 1883

Санкт-Петербург

Ссора

Ночь давно уж царила над миром,

А они, чтоб оканчивать споры,

Всё сидели за дружеским пиром,

Но не дружные шли разговоры.

Понемногу словами пустыми

Раздражались они до мученья,

Словно кто-то сидел между ними

И нашептывал им оскорбленья.

И сверкали тревожные взгляды,

Искаженные лица горели,

Обвиненья росли без пощады

И упреки без смысла и цели.

Всё, что прежде в душе накипело,

Всё, чем жизнь их язвила пустая,

Они вспомнили злобно и смело,

Друг на друге то зло вымещая…

Наступила минута молчанья;

Она вечностью им показалась,

И при виде чужого страданья

К ним невольная жалость подкралась.

Воротить всё, что сказано было,

И слететь уже было готово

Задушевное, теплое слово,

И, быть может, сквозь мрак раздраженья,

Им – измученным гневом и горем –

Уже виделся миг примиренья,

Как маяк лучезарный над морем.

Проходили часы за часами,

А друзья всё смотрели врагами,

Голоса возвышалися снова…

Задушевное, теплое слово,

Что за миг так легко им казалось,

Не припомнилось им, не сказалось,

А слова набегали другие,

Безотрадные, жесткие, злые.

И сверкали тревожные взгляды,

Искаженные лица горели,

Обвиненья росли без пощады

И упреки без смысла и цели…

И уж ночь не царила над миром,

А они неразлучной четою

Всё сидели за дружеским пиром,

Словно тешась безумной враждою!

Вот и утра лучи заблестели…

Новый день не принес примиренья…

Потухавшие свечи тускнели,

Как сердца без любви и прощенья.

Апрель 1883

«О да, поверил я. Мне верить так отрадно…»

О да, поверил я. Мне верить так отрадно…

Зачем же вновь в полночной тишине

Сомненья злобный червь упрямо, беспощадно

И душу мне грызет, и спать мешает мне?

Зачем… когда ничтожными словами

Мы обменяемся… я чувствую с тоской,

Что тайна, как стена, стоит меж нами,

Что в мире я один, что я тебе чужой.

И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,

И сердце рвется пополам,

И, как преступнику, с мольбою о пощаде

Мне хочется упасть к твоим ногам.

Что сделал я тебе? Такой безумной муки

Не пожелаешь и врагу…

Он близок, грозный час разлуки,–

И верить нужно мне, и верить не могу!

Май 1883

«Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных…»

Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных

Сгорают юные, беспечные года,

Средь пошлостей людских, среди невзгод случайных

Люби, люби всегда!

Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,

Минута – от тоски не будет и следа,

И счастие тебя охватит, засияет…

Люби, люби всегда!

Я думы новые в твоем читаю взоре,

И жалость светит в нем, как дальняя звезда,