Я схоронил друзей,
Но их мне легче вспоминать,
Чем запах детских дней.
Все, чем согрела жизнь меня,
Я растерял - и пусть!
Вот даже Блока больше я
Не помню наизусть.
И стало тесно от могил
На дальнем берегу.
...Я всех, я все похоронил,
А это - не могу!
Когда я думаю, что вот
Там все теперь не так,
И тот, кто песни там поет,
Не близок мне никак;
Со мною августовским днем
Не вспомнит злую весть,
Не скажет: «Вот сейчас, вдвоем,
“Костер” бы перечесть!»
Когда я вспомню, что поэт,
Что всех дороже мне,
Убит, забыт - пропал и след! -
В своей родной стране;
Что тот, кто нам стихи сложил
О чувстве о шестом, -
И холмика не заслужил
С некрашеным крестом;
Что даже в эти, в наши дни
На невском берегу
Его и мертвого они
Как волка стерегут -
Тогда я из последних сил
Кричу его врагу:
Я всем простил, я все простил,
Но это - не могу!
1955
150
Те пармские фиалки на окне,
Что выходили на Неву, завяли.
Их нет давно. И нет Невы. И нет
Меня, которого узнал едва ли б,
Когда бы нынче встретил. Он хранил
Еще наивность детства, нежность, жалость,
Писал стихи и девушку любил,
Что - нет, не с ним - с другими целовалась.
Где он теперь? Его давно уж нет.
Его убили. Нет, совсем не люди.
Так просто где-то затерялся след,
И лучше мы о нем совсем забудем.
А то он будет ночью в дверь стучать,
Заглядывать в окно, слезлив и жалок,
И требовать любви, Невы, фиалок...
А что ему ответить? Что подать?
1955
151
О, только бы припомнить голос твой -
Тогда я вспомнил бы и этот город,
И реку (не она ль звалась Невой?),
И колоннаду грузного собора,
И тонкий шпиль в морозной вышине,
И сад в снегу, такой нелетний, голый...
О, если б голос твой припомнить мне,
Твой тихий голос, твой далекий голос!
Что это все мне без него? А он...
Он потонул, как все тогда тонули:
Без крика, без письма, без похорон,
В тифозной качке, в орудийном гуле,
С последней шлюпкой, на крутой волне
Отчалившей от ялтинского мола...
О, если б голос твой приснился мне,
Твой дорогой, твой потонувший голос!
1955
152. Весной
Уже серебрятся ветки
У старых печальниц-ив,
Вздох ветра сквозь ельник редкий
Так нежно-красноречив.
Настойчивей стали реки,
Податливей - берега.
...Лишь повесть о человеке
Мучительна и долга.
А здесь все быстрей и проще,
Все радостнее стократ:
Легко зеленеют рощи,
Легко расцветает сад.
А сколько душе скитаний,
Покамест она пройдет,
Как этот подснежник ранний,
Сквозь этот тяжелый лед!
1954
153. Чистота
Есть недоброе что-то в том,
Что к себе чистота нас манит.
Чистота... Кто ее тайком
Не растопчет и не обманет?
Упоительнее всех нег
С чистотой быть беспечно-грубым:
Резать лыжами свежий снег
И девичьи неволить губы.
Будь названье твое цветок,
Утро, девушка иль страница -
Чистота, твой недолог срок,
Он всего лишь мгновенье длится.
Почему везде и во всем
Чистота или вся в былом,
Иль вот-вот облететь готова
От дыхания, взгляда, слова...
Чистота, как тебя сберечь,
Братом рядом с тобою лечь?
1955
154
Дряхлеют вечные слова,
И страшно пользоваться ими.
Они порой едва-едва
Живут под пальцами моими.
Напишешь и глядишь: уже
Они тускнеют на странице.
О, сердце, будь настороже,
Подумай, стоит ли трудиться?
Сердить людей, сердить богов,
Противоречить всем законам,
Чтоб мутной изморозью слов
Растаять на стекле оконном.
1953
155
С тех пор, как сердце заблудилось,
А тело предало меня -
Так хороша простая милость
Нетрудно прожитого дня.
Он начался кустом сирени
За приотворенным окном
И был без писем, без мигрени,
Без сожалений о былом.
Вот он уходит, потревожен...
Опять уже щемит виски...
Возьми меня с собою тоже
Туда, где все, как ты, легки.
1955
156
Вот она идет со мною рядом,
Девушка с «Онегиным» в руке.
Мы заброшенным спустились садом,
Мы выходим к дремлющей реке,
Растянулись на ковре весеннем,
Оба в золоте и синеве,
И пока презрительный Евгений
Возле нас скучает на траве,
А вокруг крылатым аллилуйя
Тополя и яблони звучат -
Родинку лукавую целую,
Ту, что возле правого плеча.
Миновалось все, переменилось,
Дразнит лишь порой издалека,
И одна бессмертной сохранилась
Пушкинская легкая строка.
Та, что в то сияющее утро,
Той неповторимою весной,
Не нужна была совсем как будто,
А теперь - одна еще со мной.
1953
157
В том, что вчера не причиняло боли,
Уже сегодня странный привкус есть.
Еще, конечно, можно выйти в поле,
И закурить, и Фета перечесть.
Но даже в Фете, в поле, в папиросе -
Уже горчинка уходящих дней,
Предчувствие разлуки... Хочешь, спросим,
У смерти спросим (ей-то ведь видней!),
Что остается от благоуханных
Земных страниц, волокон и копен?
Она ответит: пепел безымянный.
И вот во всем мне нынче виден он.
1954
158
Последний трепет бытия,
Мучительное содроганье -
И вот уже свободен я
От неуменья и незнанья.
Зачем же книги я листал
И к прорицателям стучался,
Зачем искать не перестал
Того, чего не доискался?
Нет, надо было просто ждать,
Глядеть в окно, бродить по саду
И не записывать в тетрадь
Моих рифмованных догадок.
1953
159
С тем, кто глаза закроет мне
В какой-нибудь большой больнице,
Я повстречаюсь как во сне
И не успею подружиться.
А может быть, и в тот же день
И той же самою ладонью
Приблизит он к лицу сирень
И грудь девическую тронет.
И тем (да будет меж людьми
Его благословенно имя!)
В последний раз еще на миг
Соединит меня с живыми.
1954
160. Раз в году
По старинному православному верованию, за самоубийц можно молиться только раз в году - за пасхальной обедней.
На отшибе, за погостом,
Возле двух осин,
Он лежит уже лет со ста,
Без креста, один.
Выступает чуть заметно
Низкий бугорок,
Залетает неприветно
Пыльный ветерок.
Люди кромкою дорожной,
Не взглянув, идут...
За него молиться можно
Только раз в году.
Что ни ночь - ко мне приходит,
У стола стоит,
Разговор со мной заводит
Про дела свои.
В каждом слове - боль обмана,
Боль глухой тоски.
У виска чернеет рана
От своей руки.
Чем тебя я успокою,
Боль твою уйму?
Как помочь земной рукою
Горю твоему?
Жребий твой - страстное бремя,
Темная стезя.
Ведь тебя в любое время
Помянуть нельзя.
За тебя нельзя до срока
И свечи зажечь,
Под осиной, под высокой,
Рядом в землю лечь.
Ты живешь во тьме острожной.
В ледяном аду.
За тебя молиться можно
Только раз в году.
Что ни ночь - длинней свиданья,
Тише разговор,
И глядят воспоминанья
На меня в упор.
Все, что жизнь сожгла былая,
В них возвращено.
Гость мой страшный, знаю, знаю:
Мы с тобой - одно!
Это я из давней были
Сам пришел к себе,
Чтоб за всех, кто мною были,
Заплатить судьбе.
И в земной моей неволе
Сам отныне тот,
За кого никто не молит
И свечи не жжет.
Для кого в одном тревожном