Ты обнаженным ангелом была,
А я тебя как женщину неволил.
Зачем на помощь ты не позвала
И почему не вскрикнула от боли?
Я так к терпенью твоему привык,
К послушливому твоему бессилью,
Что кинулся к тебе, а не приник,
И смял твои распахнутые крылья.
А ты? Ты на прощанье обняла
Меня с такой мучительной тревогой,
Что понял я: ты мне с собой дала
Предупрежденье в дальнюю дорогу.
И, видишь, я исполнил твой завет,
Хотя тебе и не дал обещанья,
И, может быть, сейчас на свете нет
Нежней и легче моего касанья.
1963
284
Есть давно утерянные годы,
Есть давно умолкнувшее детство,
Есть стихами прозвеневший город -
Пушкинское стройное наследство.
В мае там сирень, в апреле - вербы,
В сентябре - рябина, дождик, слякоть...
Как туда вернуться я хотел бы -
Просто для того, чтобы заплакать.
1963
285
Без прикосновенья, поцелуя
Нам своей не досказать любви!
Вот попробуй, заглуши такую
Жажду неуемную в крови -
И очнешься ты стаканом полным,
Что прильнувших не изведал губ,
Путником, не бросившимся в волны
На сожженном зноем берегу.
1963
286
Расплачиваться надо за вино,
За горсть зерна, за поцелуй беспечный,
За все, за все, что здесь тебе дано!
А за любовь? За ту втройне, конечно!
Но вдумайся: не стоит ли она
Такой опустошающей расплаты?
Она была ведь горячей вина,
Необходимее, чем горсть зерна,
И всеми поцелуями богата.
Так не скупись на папиросный дым,
На слезы, на отчаянье, на муку
Слепых шагов по улицам ночным!
Плати! Твой ростовщик неумолим:
Вот он опять протягивает руку!
1965
287
Я знаю комнату, в которой
Ты будешь плакать обо мне.
Когда? Быть может, очень скоро,
Уже, быть может, по весне.
Мне будет все тогда возможно
И, знаешь, я к тебе приду,
Но бережно и осторожно,
И не во сне и не в бреду.
Приду, уйду - и не был будто...
Но если на другой же день
В окно ты улыбнешься утру
И тронешь, проходя, сирень,
И станешь меньше, нелюдима,
Одна по улицам бродить -
Знай, это я вчера незримо
Пришел помочь меня забыть.
1964
288
Ты камешек взяла с дороги,
Которой мы, целуясь, шли.
О, как обманчиво убоги
Порой сокровища земли!
Ведь для тебя, в твоей ладони,
Он потаенно расцветет
Закатным золотом на клене,
Дыханьем трав, журчаньем вод.
А если ты порой, тоскуя,
К нему прильнешь горячим ртом -
Еще и нашим поцелуем
В тот день, на том пути лесном.
1963
289
Прими мои простейшие стихи!
Для них поэтом даже быть не надо!
Ну разве только не совсем глухим
К цезурам, стопам и другим обрядам
Поэзии... И ты меня прости,
Что не цветущей я иду тропою!
Мне - не до развлечений на пути,
Мне хочется скорей тебя найти,
Найти в стихах и там побыть с тобою.
Найти такой, какою ты была
В апрельский этот день со мною рядом,
Ту, что себя как ветку отдала
Идущему завечеревшим садом:
Так ясно, просто подчинясь всему,
Затрепетав лишь от прикосновенья,
И надломившись мягко... То мгновенье
Хочу я встретить и спешу к нему -
И вот оно со мной в стихотвореньи.
1963
290
То, чем сердце было пьяно,
Что томило нашу плоть -
Мертвой бабочкой нельзя нам
На булавку наколоть.
И не плача, не жалея,
Словно было да прошло,
На досуге молча ею
Любоваться сквозь стекло.
Наше прошлое не вещью
В душном ящичке лежит -
В небе вьется и трепещет,
От цветка к цветку летит.
Если мы его с досады
Второпях в руке сомнем -
Навсегда погубим радость,
Что для нас сияла в нем.
Что ни примем, что ни тронем,
Как ни спрячем в них лицо -
Будут нас стыдить ладони
Золотой его пыльцой.
Ни слезами, ни касаньем
Новых рук - ее не смыть.
Так не лучше ль то сиянье
Неубитым сохранить?
1964
291
Пусть еще мы как слепые бродим
По пространствам и по временам -
Иногда мы все-таки находим
Губы, предназначенные нам.
Выдадут себя прикосновеньем
(Нет других настойчивых таких),
Тем еще, что в это же мгновенье
Самый шумный город станет тих.
Вкусом тоже: есть у них порою
Привкус соли - это оттого,
Что от нетерпенья быть с тобою
В кровь они искусаны давно.
Опознав их по приметам этим,
Бережно те губы сохрани,
Потому что нет других на свете,
Что к твоим прильнули б, как они.
1964
292
В тот день сияла вкруг меня весна
Неугасимым праздником сирени,
В тот день тебе (как ты была бледна!)
Сквозь платье я поцеловал колени.
А кто-то звал обедать, и легко
Звенели вальсы на соседней даче.
Все это словно и недалеко,
Но нынче как-то видится иначе.
Оно давно проверено судьбой
(Благоразумьем, скупостью, сомненьем),
И эта встреча с первою, с тобой,
Утратила не прелесть, но значенье.
То был всего лишь черновик любви,
Что мы закончить оба не сумели -
Перед грозой, чернеющей вдали,
По майской роще пробежавший шелест.
1963
293
Как тебя увидеть снова?
Не вернуться ли тайком
В мир далекого былого -
В царскосельский ветхий дом?
Вот уже сердцебиенье,
Тайный трепет, смутный страх...
Не твое ли отраженье
Заблудилось в зеркалах?
Не твои ль коснулись пальцы
Легкой клавишной строки?
Не твои ли в гулком зальце
Простучали каблучки?
На балконе обветшалом
Твой котенок, шаль твоя...
Ты все ближе, с каждым шагом,
И мне чудится, что я
Вновь сбегаю по ступеням
И сейчас тебя найду
В белом облаке сирени
В вечереющем саду.
1962
294. Быть может
Два слова. Как будто мало,
Но ими мы все живем:
«Быть может, не все пропало!
Быть может, еще дойдем».
«Быть может, меня полюбит!
Быть может, меня простит!
Быть может, несчастным людям
Грядущее рай сулит!»
И бродят два хитрых слова,
Все тот же свершая путь,
Всегда и везде готовы
Утешить и обмануть.
И верим мы безрассудно
Созвучию слов пустых,
И было бы очень трудно
Свой век коротать без них.
1963
295. Поэзия
Когда в ребяческие годы
Я к ней тянулся в полусне,
Она звездою с небосвода
Слетала в комнату ко мне.
И превращалась в легкий шелест,
В сиянье обнаженных рук
И первой женщиной гляделась
В мой зачарованный испуг.
Теперь, конечно, все иное:
И мне уже не внове ты,
И я давно уже не стою
Твоей нездешней наготы.
Но то, что было, то, что было,
Что звездной тайной обожгло,
Что навсегда душе открыло
Ее второе естество -
Оно запало так глубоко,
Так слито целостно со мной,
Что нету ни конца, ни срока
Для нашей близости земной.
Земной ли только? Знаю, тленье
Стирает сроки и черты,
Но нет тому исчезновенья,
На чьем плече уснула ты!
Я унесу во все скитанья,
В иную жизнь в ином краю
Твое тепло, твое дыханье,
Твое томящее касанье
И тяжесть легкую твою!
1962
296
Шуршанье ящериц в камнях Равенны,
Писк ласточек над площадью Сиены,
Смех девушек на уличках Салерно,
Мальчишеские крики у таверны,
Весь этот говор италийской плоти -
Он старше Данте и Буонарроти
И, может быть, бессмертней их обоих.
Он крепче их земную вечность строит.
И, вслушиваясь в смех, и писк, и шорох,
Я думаю о мелочах, которых
Векам и безднам одолеть труднее,