И день окончился той желтою луною,
Что медленно плывет меж тонких тополей,
В то время как еще доносится порою
Шуршанье тростника и запах трав с полей.
Могли ли думать мы, когда дорогой длинной
Изнеможенные, брели рука в руке,
Могли ли думать мы, когда в степи пустынной
Мы оставляли след кровавый на песке,
Могли ли думать мы, когда любовь, как пламя,
Нас обреченностью мучительною жгла,
Когда погас в руках огонь, хранимый нами,
Что станет к вечеру легка его зола?!
И этот долгий день, что отошел к покою
И веет шорохом и запахом с полей,
Окончится для нас той желтою луною,
Что медленно плывет меж тонких тополей…
О вечной тайне бытия
Безумно сказочно, мучительно светло
Мне кажется всегда все то, что мной любимо.
«Последний акмеист», «последний царскосел», «последний поэт серебряного века» - так называли Д.И.Кленовского современники, собратья по перу. Говоря о его поэзии, критики прежде всего отмечали ее глубину и цельность миросозерцания, некоторые даже упрекали в приверженности одной теме. Сам Кленовский считал это скорее достоинством и с явной обидой писал Маркову 12 мая 1959 года:
«Вы называете меня поэтом одной темы и делаете это словно бы и не в порицание, но все-таки слегка в укор. Так же высказался и Моршен, которому хочется от меня “большего разнообразия”. При оценке поэзии (именно поэзии!) это очень распространенный критический упрек, который меня всегда удручает. Как будто большинство наших поэтов не были поэтами одной темы! А если тема так объемиста, что она охватывает все то, чем дышит человек - его отношение к жизни, смерти, Богу, вселенной, - то чем же плоха эта “одна” тема?»[5].
Этой теме Кленовский остался верен до последних дней своей жизни. Любовь ко всему сущему на земле и на небе, радость жизни и противостояние всем невзгодам, терпение и терпимость, удивление и восхищение тайнами бытия и желание познать эти тайны - вот самое главное в поэзии Кленовского. Все это он хотел донести до своих читателей, желая, чтобы и они горячо полюбили все сущее и за краткий срок, отпущенный нам на земле, насладились всеми богатствами прекрасного мира.
Надо успеть насмотреться, налюбоваться, наслушаться и надышаться, пока мы «здесь», а «там» все таинственно и не ясно, что нас ждет.
Мы стоим перед загадкой:
Что свершится с нами «там»?
Горько будет или сладко
После нашей смерти нам?
Может попросту не будет
После смерти ничего
И напрасно снится людям
Неземное торжество!..
Любите мир, каждую былинку в нем, каждую секунду бытия, как я, горячо и нежно, - как бы говорит в своей поэзии Кленовский:
Нежность душная сердце жмет
Ко всему, что живет и дышит
Норы роет и гнезда вьет,
Плод лелеет и лист колышет
Так и взял бы весь мир себе
Крепко к сердцу прижал ликуя!..
Любовь ко всему сущему на земле привили ему, наверное, родители, в первую очередь мать, Вера Николаевна, дочь архитектора Николая Федоровича Беккера, художница-акварелистка, но также и отец, художник-пейзажист, академик живописи Иосиф Евстафьевич Крачковский. Дмитрий родился 24 сентября 1892 года в Петербурге и был единственным ребенком в семье. Его, конечно, баловали и потакали ему во всех затеях. Мать писала стихи и детские повести, сама же их иллюстрировала и развлекала сына. «В такой обстановке во мне рано развился интерес к искусству вообще и к поэзии в особенности»[6], - вспоминал Д.Кленовский. В пять лет он уже начал писать стихи. С 6–7 лет «издавал» свои рукописные журналы, которые заполнялись стихами, повестями, рисунками - все собственного сочинения. Мать умело поощряла это занятие, не надоедавшее Дмитрию до 16–17 лет. Не по годам развитой ребенок очень рано начал читать Жуковского, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Грибоедова. «Страстную любовь к Пушкину и Лермонтову я пронес с детских лет через всю мою жизнь»[7] - говорил он. К 10–12 годам он познакомился с творчеством Апухтина, Надсона, Гончарова, Тургенева, Льва Толстого, Ал.К.Толстого, Фета, Бунина. Стихи Бальмонта, Брюсова, Блока узнал позже, уже в студенческие годы, тут сказались консервативные взгляды родителей. Большую роль в литературном воспитании Кленовского сыграла и Франция, куда они часто и надолго уезжали всей семьей. В совершенстве зная французский язык, он зачитывался французской литературой, самым любимым поэтом был Анри де Ренье.
Поездки за границу, знакомство с природой Нормандии, культурой Франции, Италии, будоражили поэтическое воображение мальчика.
В 1904 г. Дмитрий перенес воспаление легких, и после выздоровления по совету врачей семья переехала на жительство в Царское Село, где мальчик поступил учиться в Царскосельскую гимназию. «Город муз» сыграл огромную роль в его биографии и формировании художественного вкуса. Директором гимназии в то время был Иннокентий Анненский, а в выпускном классе учился Николай Гумилев, с юношескими стихами которого Кленовский познакомился тут же, в гимназии, и с тех пор всю жизнь считал его своим учителем. Сама атмосфера «Города муз», его парки, пейзажи очаровали поэтическую душу, новые ощущения и образы выливались в стихи. «Царское Село я полюбил любовью, не угасшею до сих пор, когда оно мне снится - я плачу во сне»[8].
О, призраки! О, царкосельский сон,
Пронизанный и радостью и мукой!
Кто зрит его, того связует он
Безмолвной и торжественной порукой.
Частые поездки за границу не способствовали завязыванию дружеских отношений с другими гимназистами. «Чтение, творчество - заполняли и все мои досуги, и насыщали до отказа всю мою душу. Я поэтому ни с кем не дружил»[9]. Тесной дружбы не было, по-видимому, и оттого, что он духовно перерос своих сверстников.
В 1911 году Кленовский окончил Царскосельскую гимназию с золотой медалью. После окончания гимназии родители увезли его в Швейцарию (врачи подозревали болезнь легких), на горный курорт Montana sur Sierre в долине Роны. Здесь ему была предоставлена полная свобода. Дмитрий занимался спортом, много читал, писал, переводил Ренье, не раз ездил в Италию, очаровавшись ее природой и архитектурой, - побывал в Риме, Венеции, Флоренции, Неаполе, на о.Капри, две весны провел с отцом на итальянских озерах Lugano и Como. В 1913 году, совершенно здоровый, Дмитрий вернулся в Россию и поступил на юридический факультет Петербургского университета. Впрочем, юриспруденция не пришлась ему по вкусу, и в университете Дмитрий гораздо чаще посещал лекции профессоров филфака, а позже всю жизнь жалел, что не решился переменить факультет.
Весной 1914 года, незадолго до начала мировой войны, умер горячо любимый Кленовским отец. Потеря была очень тяжелой. И материально жить стало труднее, пришлось учиться, одновременно зарабатывая на жизнь. Студенческие годы оказались очень насыщенными. Помимо нелюбимой юриспруденции и любимой филологии, Кленовский интересовался живописью, много времени отдавал театру - как драме, так и балету, но поэзия все-таки занимала центральное место. «К любимым именам Ахматовой и Гумилева прибавились постепенно Мандельштам, Георгий Иванов и другие акмеисты - меня привлекали их поэтический такт и лирическая сдержанность»[10]. В 1916 году Кленовский начал печатать свои стихи в «Русской мысли», «Солнце России». К концу 1916 года он выпустил первую книгу стихов «Палитра» (еще под своей фамилией, не под псевдонимом), посвятив ее памяти отца. Книга была тепло принята критикой и публикой. В зрелом возрасте поэт, как это нередко бывает, не очень высоко ценил свою первую книгу, считая, что «она была определенно слаба, по-детски еще беспомощна…»[11]. Думается, к своим ранним стихам он был излишне строг, взирая на них с высоты своего зрелого творчества.
Незадолго до выхода в свет «Палитры» в мировоззрении Кленовского произошел перелом. «Я стал писать иначе, темы стали напряженнее и значительнее… Решающую роль в этой перемене сыграло мое знакомство с антропософическим учением, а также некоторые личные переживания»[12]. Стихи нового периода были объединены в книгу «Предгорье», принятую издательством «Петрополис». Михаил Кузмин, ознакомившись с рукописью, прислал Кленовскому лестное письмо. «Петрополис» планировал выпустить и сделанный Кленовским перевод лучшей книги Анри де Ренье «Сельские и божественные игры» (свыше 100 стихотворений). Но ни тому, ни другому не суждено было тогда увидеть свет.
В 1917 г. Кленовского призвали на военную службу, он был определен «военным чиновником» в Главное Артиллерийское Управление и 1918–1920 годы провел в Москве. «Несмотря на тяжкие жизненные условия, годы эти были для меня весьма интенсивным творческим периодом. Я много писал, читал, усиленно занимался антропософией… Антропософическое миросозерцание стало тогда и осталось моим до сегодняшнего дня, во многом предопределив и мои творческие пути»[13]. В Москве Кленовский много ходил по театрам, часто посещал «Дом поэта», где впервые услышал и полюбил Марину Цветаеву, Владислава Ходасевича. В эти годы, по его собственным воспоминаниям, он оценил Есенина и Клюева, лучше, чем раньше, понял стихи Блока, а ближе всех оказался для него Максимилиан Волошин «своими антропософическими настроениями»