Имей вдали златые дни
Какие провела с супругом
/какие скушные они!/
Сидит приподнятый безумец
Но он же есть свободоумец
Великий наглый и больной
Хоть и больной но не такой!
«Компилятор знойный это ты ли…»
Компилятор знойный это ты ли
Сочиняешь песни как во сне
Я противен Богу или или
Только Бог печётся обо мне
Занят весь заросшими словами
В город никогда не выходя
Тем не менее слежу за вами
Знаю вас как знает вас дитя
Вогнуты колена ваших улиц
Лица вас достойны похвалы
То вот вы причудливо нагнулись
Сели наподобие скалы
Вам теперь мороженое свято
И везде у вас оно
Нынче же не ходит брат на брата
С братом брат идёт в кино
Но достойнее войны гражданской
Нету ничего
И войны достойней с Польшей панской
И у стен Варшавы торжество
Весело громить большие страны
Маленькие страны хорошо
И гудят приятно барабаны
Там где воору́женный прошёл
«Я всё жду — счас откроются двери…»
Я всё жду — счас откроются двери
Войдут Мотрич и Лёня Иванов
Войдёт покойный Аркадий Беседин
Юра Котляр — поговорим о Бодлере!
И моя весёлая жена в безвкусной пижаме
И вся молодая жизнь
Вернётся
Заглянет как солнце в окно
Но иных уж нет
А другие спились
Харьковские улицы по-другому заливает солнце
Запахи другие
Умер старый еврей из папиросной будки
Которому говорили «Перепрячьте оружие!
В девять у водокачки!» — и он понимал
Маша родила ребёнка. Стихи сгнили
Кофе пьют другие
Нету нашей артистичной компании
Никто не выглядит так вызывающе и шумно
Только Бах со мной
Где наши головы и шляпы мелькающие
В глубине сквера?!!
«Что и стоит делать под этим серым небом…»
Что и стоит делать под этим серым небом
в эту осень
ничего не стоит делать
разве что завалиться одеялами и голодать
молча изучая штукатурку
А этот рабоче-крестьянский дом
его красные кирпичи
заметает и заливает осень
Зачем мне новости
зачем мне хлеб
долго я не выдержу
но однако…
А в поле серебристым дуновением
обвевается скромная лошадка
и в сырой войлочной шляпе
всё слилось в клубок:
огонь Россия книги
и кресло у печки
Заезжайте заезжайте
Ах не надо смотреть на старые скамейки
они убаюкивают умиротворяют
старые тени плотной стеной связывают тебя
/не двигаясь он отупляется/
Счас бы услышать свист пули!
эх парень и не мечтай
мой молочно-ровный народ с кисельными берегами
Есть — конечно благородное дело
но куда благороднее не есть
Бывают дни когда вспомнишь и Савельева
и Чулкова и кого угодно
лишь бы покушать покушать скушать
и сегодня именно такой день
Вы не осуждайте меня за мои мягкие мысли
это от голода
это он — голод
Что и стоит делать под этим серым небом
в эту осень
ничего не стоит делать
поездить бы повертеться взглядом
но Европа закрыта от меня нашими солдатами
и Азия закрыта от меня нашими солдатами
не видать мне солнечного Рима
Благословенной Ниццы
А что и нужно русскому человеку
Только Валдайская возвышенность, только
мама. Только продовольственный магазин
Ах зачем я читал Бодлера!
Зачем у меня на совести географический атлас
Зачем я знаю как называются материки
Зачем из души моей идут облака как бы пара
некоторых испарений некоторых слов…
Да, уткнувшись в чужую постель
русский трагик открывает один глаз
и улыбается. Что это я говорит он — что это
я. Обольёмся водою, выпьем,
приободримся.
Но вечером когда звучат однообразные крики
как тяжело…
но ночью…
но во сне…
«Энергичный и здоровый человек…»
Энергичный и здоровый человек
Что ты видел в свой короткий странный век
Ты увидел ли лист солнца золотой
Ты ловил ли наслаждения щекой
Знаю то что ты не видел не дрожал
Ещё многих наслаждений ты не знал
Но тебя остановили у порога
Ты и так уже сказал и видел много
А я в узкую протискиваюсь щель
Меня съела восхитительная цель
Меня слопали дрожащие стихи
Наслаждения как видишь велики
Так в пучине океана в темноте
Разговаривают звёзды на шесте
И печально видел их матрос
И притом земную службу нёс
О как страшно быть! Стареет тело
Отмирают волосы умело
Утренние руки всё дрожат
И слова ненужными лежат
У поэта потерялась спесь
Плачет он — чего искал я здесь!
О поэт! Ты плачь — все бесполезно —
Так с ним разговаривает бездна
Пейзаж
Листья листья листья листья листья
Листья листья листья листья листья
Дальше скалы скалы скалы скалы
И песок
И песок песок песок
И скалы
Снова листья листья листья листья
Солнце — листья
Теневые скалы
Снова листья листья листья листья
и лицо
ещё лицо
и листья
листья листья
теневые листья
солнце — листья…
«Он весь открытый и прекрасный…»
Он весь открытый и прекрасный
Он весь прекрасный и хорош
Зачем же только поместили
Его в Россию не за грош
Он пропадёт здесь — это ясно
Он в скором времени умрёт
И пишет он стихи напрасно
Пусть лучше подлинно живёт
Где эта миленькая стенка
Где эта серая трава
Где подгибается коленка
Была ведь только что жива
«И будет встреча. Что сказать…»
И будет встреча. Что сказать
Придёт безумию награда
На встречу можно опоздать
А может быть её не надо
Народ наш хитрый и простой
Он много знает и умеет
Поэт кровавою строфой
Как чем-то избранным владеет
Народ усталый признаёт
Судьбу несчастного поэта
И на могилу он идёт
Чего-то думая при этом
И вспоминает он стихи
Кряхтит и чешется и плачет
Забыл народ свои грехи
«Не всё же мной поэт был за́чат!»
Вот встреча наша. Что сказать?
Она безумию награда
На встречу можно опоздать
А может быть её не надо
«И там где садик Лежардэн…»
И там где садик Лежардэн
Широкополые девицы
Спешат природе удивиться
А книжников терзает плен
Старинных книг огромных пухлых
Летает запах рыбы тухлой
Подмышек бо́род и носков
И отрывных календарёв
Как странно пахнули очки!
Когда я сжёг их вопреки
Рассудку здравому и смыслу
Устроил на поляне суд
И от очков остались числа
Пускай их птицы отнесут
Знакомый край! Знакомый вой!
Здесь я бродил вниз головой
Во дни младенчества досуга
Здесь видел помиравша друга
По лёгким здесь прошёл недуг
А ты читала «Бежин луг»
Тургенев твой смешной и глупый
Описывать он может трупы
А вот живые мы гуляем
Очки в осколки поджигаем
И видим садик Лежардэн
Где книжников терзает плен
Им видятся кусты и девы
Поют возвышенны напевы
А в это время по кустам
Гуляют девы тут и там
Их книжники не замечая
На них досадливо пеняя
/Ужасный садиковый шум!/
Листают книгу наобум
Я был нелепый человек
Я ненавидел толп разливы
Не знал что это день счастливый
Не видел плодоносных рек
Теперь я рад цветам и птицам
Но это право не годится
Я очень поздно стал им рад
Кому счас нужен этот взгляд!
Мне самому он помогает
День дотемна он заполняет
И дева поздняя с улыбкой
Меня назва́ла божьей скрипкой
Но я на голос чистоты
Ушёл задумчиво в кусты
«Что можно обо мне сказать…»
Что можно обо мне сказать?
Каких же сил ослабеванье
Я начинаю понимать
что дорого во мне страданье
Я как бы не решил себя
вести во внешнем этом мире
меня старательно любя
оно расходится всё шире
Какая грудь и вечный рот
Я нравлюсь дьяволу на спинке
он обнимает мой живот
подобно тонкой паутинке
Коль я за книги — вопреки
своей печальности и роли
он вспоминает про грехи
А вы уже их побороли