Вас поддержат. вашу тему разовьют. О старь! —
Шшаги. выстрелы удары. поворот судьбы!
инженеры. планы. тары — вот что видим мы
А сверх плана сигареты деньги и вино
женщин тонкие браслеты жалки всё равно
Если с пузом своим новым. лезешь ты вперёд
То не слава. нет не слава. только глупость ждёт
А в деревне козье племя тычется в углы
Под берёзками под всеми. запах — пыль золы
Где герой?! И ждёт героя целая страна
пусть сомнительные даже. где их имена?
Отрывок
папа и мама. скоро поеду прощаться с родными
местами. улочка одноэтажных домов у ХПНБ.
свежая погожесть. я в
плаще. песком посыпанные дорожки.
сумасшетшие в чистых синих халатах.
Размышления о власти. будущие преторианцы —
зелёные береты. школа тира… кто думает
о власти — достоин её. Майоры
зелёных беретов. и опять возвращение
настроений молодости — если те домики не
снесли — так же стоят единоличные домики
И в них песни — вино — первая влюблённость
и околозаводская весна. жареная водочная
безысходно щемящая. никуда в пальто и
шапке — никуда. на одном месте вся жизнь.
праздник. идут заводские ребята. и идут
социалистические мясники — Санька Красный
в дорогом пальто и я в дорогом пальто
и новых пахнущих шапках
с синим клеймом монгольской фабрики
внутри. ледок хрустит. С утра все уже выпили
по рюмке по две по стакану
Шабрение на турбинном заводе. Под руководством
Миши — бывшего моряка. Наука о шабрении
Всякие напильники. Соученики кандидаты
в перегной. Мне последнее место как слесарю
Миша плебей инстинктивно аристократа не
любил. да я же…
«Никогда не пиши бессмыслицы…»
Никогда не пиши бессмыслицы
Лимонов
но всё же некоторую бессмысленность
допустил
«Во главе твоих ладоний
на лице моём отрава
и на нём напишут справа
и помимо всех эстоний
напечатает нас слава»
«Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…»
Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове
Леонид Ильич Брежнев родился в Чугуеве / под
Харьковом / и одно время был секретарём Харьковского обкома
В Харькове жил Хлебников
Из Харькова сёстры Синяковы
Из Харькова великий Татлин
Из Харькова приехал Аверченко
Из Харькова Помяловский и слово «ракло»
Харьковский послевоенный вокзал приказал
построить Сталин
Из Харькова Бахчанян и Лимонов
Из Харькова Брусиловский
Из Харькова Борис Слуцкий
Бурич
Поженян
из Харькова приехал Даниэль /тот что Даниэль и
Синявский/
О Харькове Евтушенко написал «Град в Харькове»
о Сабурке Хлебников написал многие стихи
в Харькове остались и погибли /в переносном/
такие таланты как
Мотрич. Мелехов. Иванов. Горюнов. Кучуков.
Покончил с собой поэт Беседин. Повесился
Видченко. попал под трамвай Василь Бондар.
Спился Соколов. спился Черевченко.
Уехали в Израиль Милославский и Изя Шляфферман
еле вырвались оттуда но поздно
Вильницкий и Семернин
ещё из Харькова физик Воронель
в Харькове тигр разорвал румынскую дрессировщицу
«Виктор Зайцев. Поликарп Медведев…»
Виктор Зайцев. Поликарп Медведев
Чепуха российских имено́в
По дороге прожитой поедем
Не снимая сношенных подков
Слоя в три. Судьба здесь намотала
Но не грустен взор
Эту кучку страсти и металла
Взял как вор
«Эх Андрюша Лозин — деньги ничего…»
Эх Андрюша Лозин — деньги ничего
помнишь я коснулся дома твоего
как меня устроил. Стесин чтоб пожил
Просто познакомил водкою скрепил
Сразу же Алейников через акведук
быстро поселился. мне был лучший друг
Ах Андрюша Лозин. Вот была пора
входит Ворошилов вижу как вчера
Помнишь как ходили к лесу рисовать
Я в траву ложился в мае загорать
Ты свои пейзажи тихо малевал
Я всё слушал птичек. бутерброд жевал
Поезда гудели. Сыро и смешно
были вкруг берёзы. в фляжке же вино
Нищие и бедные молодые мы
нынче мне представились среди зимней тьмы
и среди наплывшего облака тоски
тихо вспомнил бывшего краски и куски
Задремали шарики по углам холста
жизнь наша сударики та да и не та
Эх Андрюша Лозин. был кудрявым лес
Выйти нынче некогда повидать чудес
Лишь к Ольге Владимирне. лишь к Бачурину
Кое-кто покинули нашу уж страну
А чего б не рядом жить. Через акведук
и безмерно пиво пить. И Воронцов наш друг
Из Аполинера
На восток лирическим солдатом
С лесом с солнцем с лужей панибратом
Лишь шинелей выше подтяни
И довольно глупо и знакомо
Пули так свистят как будто дома
Мы домой вернёмся? Да. «Уи»
Не вошедшее в книги
Вот порадовался б Мотрич —
Поморгал
Его имя не испортил
Наш австрийский наш журнал
Передал предельно точно —
Мотрич-друг
Вот являлся ты рабочим
После выскользнул из рук
Многоликого завода
И была тебе свобода.
В форме лучшей — ты поэт.
А потом поэта нет
Русский снег и русский алкоголь
Свергнули тебя — изволь
И забыл ты про стихи
Среди собственных стихий…
Я тебя застал в поре
Когда праздник на дворе
Я высоким увидал
Ты творения читал
Гордый шёпот. Гордый вскрик
Уж наверно ты старик
Но австрийский наш журнал
Точно имя передал
И в истории страны
Мы с тобой вдвоём видны
Ты учитель вечный мой
Я возьму тебя с собой
И насколько я могу
Имени я помогу
Из австрийского в английский
Из английского в бразильский
Имя Мотрич попадёт
Символ тот что невезёт
Безызвестному поэту
Сгинувшему в гуще дней
Харьковские вспоминая лета
Пишет выживший злодей
У меня другая хватка
Мотрич — друг
О тебе я плачу сладко
Плачу вслух…
Комментарии
Главный герой классического романа «Это я — Эдичка» — русский поэт Лимонов, эмигрировавший из Советского Союза и бедующий на исходе 1970-х в США.
Позволим себе привести просторную цитату из романа, представляющую собой монолог того самого Эдички, являющегося безусловным альтер эго автора. Итак: «…Самая дешёвая пища, не всегда вдоволь, грязные комнатки, бедная, плохая одежда, холод, водка, нервы, вторая жена сошла с ума. Десять лет такой жизни в России и теперь всё с начала — где ж, ёб твою мать, твоя справедливость, мир? — хочется мне спросить. Ведь я десять лет работал там изо дня в день, написал столько сборников стихотворений, столько поэм и рассказов, мне удалось многое, я образ определенный русского человека в своих книгах сумел создать. И русские люди меня читали, ведь купили мои восемь тысяч сборников, которые я на машинке за все эти годы отпечатал и распространил, ведь наизусть повторяли, читали.
Но я увидел однажды, что там дальше не поднимусь, ну, Москва меня читает, да Ленинград читает, да ещё в десяток крупных городов сборники мои попали, люди-то меня приняли, да государство-то не берёт, сколько можно кустарными способами распространяться, до народа-то не доходит то, что делаю…»
Роман «Это я — Эдичка», как известно, не является документальной прозой, это именно художественное произведение — однако эпоха лимоновской поэтической юности в приведённой цитате воспроизведена достаточно точно.
Двадцатичетырёхлетний Эдуард Лимонов окончательно переехал из Харькова в Москву в 1967 году (настаивал на точной дате — 30 сентября) и вскоре сблизился со столичными, как сейчас бы сказали, андеграундными поэтами, в основном из числа смогистов (Алейников, Губанов, Кублановский, Пахомов), а также лианозовцев (Е. Кропивницкий, Сапгир, Холин и др.).
Вскоре Лимонов приобрёл определённую известность в богемной среде и действительно начал публиковаться в самиздате — лично набирая свои небольшого объёма сборники на печатной машинке и продавая их, если верить мемуаристам, по цене от 5 до 10 рублей.
Впервые упорядочил и свёл воедино тексты из этих самиздатовских сборников сам Лимонов: когда готовил к изданию свою первую «настоящую» книгу — «Русское», опубликованную в 1979 году в Нью-Йорке в культовом издательстве Карла Проффера и Эллендеи Проффер-Тисли «Ардис».
«Русское» состоит из сборников «Кропоткин и другие стихотворения» (1967–1968), «Прогулки Валентина» (1968), «Третий сборник» (1969), «Оды и отрывки» (1969–1970), «Пятый сборник» (1971), «Азия» (1972), «Прощание с Россией» (1973–1974).