.
Впервые опубликовано в газете «За доблестный труд» (№ 5 за 1971 год), в числе нескольких детских стихотворений Эдуарда Лимонова.
В очерке «“Индус” с караимом» из первой «Книги мёртвых» Лимонов говорит, что первые его стихи были очень странные и «своеобычные». Объяснял это следующим образом: «На самом деле странность возникала из точных реальных автобиографических деталей. В первом стихотворении все фамилии реальных ребят, соучеников по школе и друзей. На Салтовке был источник минеральной воды, был пруд, вышка, мостки и оборудованная дистанция для соревнований».
Но до конца проверить реальность всех «ребят» невозможно: кто-то действительно легко определяется, а кто-то — нет.
«В воздухе петели́стом / домик стоит Тищенко». Александр Тищенко — друг по харьковскому периоду. О нём Лимонов подробно вспоминает в «Книге мёртвых-3. Кладбища» — в очерке «Сашка-цыган»: «Сашка Тищенко жил на Тюренке, сейчас сказали бы: частный сектор. Неказистые в основном домишки, за заборами из чёрных от времени досок. Сашка был <…> такой себе скорее высокий, плоский парень, похожий на цыгана. Когда он расчёсывал после речки <…> волосы, то они непослушно загибались, а высохнув, шли волной. Усики у Сашки пробились очень рано. Нос у него был почему-то всегда красноватым, брюки у него были длинные и неуместно широкие в эпоху узких брюк. Ещё он всегда подтанцовывал и играл на гитаре. И дружил, пока тот не умер, с другим нашим гитаристом, Витькой Проуторовым. <…> Зачем был Сашка Тищенко? Затем, чтобы подыгрывать второй гитарой Витьке Проуторову, сидя на табуретке в недостроенном доме Витькиной матери и его отчима? <…> Что он делал все эти годы, которые ему оставались, все сорок или сколько там лет? Я не знаю. Играл на гитаре? Водку пил? Я не воображаю, что Сашка был затем лишь, чтобы состоялась сцена сбора вишен в его саду. Чтобы я запомнил эту сцену и через добрые полвека связал в честь его пару страниц. Не воображаю, но, видимо, так. От большинства людей мало что остаётся».
В «Подростке Савенко» подробно рассказывается о жизни Тюренского района: «На Тюренке из их класса, кроме Витьки Немченко, живёт ещё Сашка Тищенко. <…> Так как часть тюренских ребят учится в салтовской школе, то отношения у Тюренки с Салтовкой почти всегда хорошие. Иногда случаются стычки, особенно с тюренскими цыганами, их там живёт целая толпа, но в общем тюренские и салтовские ребята — союзники. Некоторое превосходство, которое испытывают салтовские ребята, в основном дети рабочих и служащих, по отношению к детям полудеревенских куркулей, вполне уравновешивается тем обстоятельством, что тюренцы имеют на своей территории источник минеральной воды, и пруд, и ещё часть единственной в миллионном городе реки, в которой возможно купаться. Точнее говоря, один её берег. Другой берег занимает Журавлёвка».
В рассказе «Муссолини и другие фашисты» Лимонов повествует ещё об одном важном эпизоде в его жизни, связанном с Александром Тищенко: «Расчувствовавшись, я вспомнил, как покойный Витька Проуторов и Сашка Тищенко понесли моё произведение в газету “Ленинська Змина”, а я остался на противоположной стороне Сумской улицы — в парке Шевченко среди весенней зелени, — потел, переживая. Стихотворение, написанное мной к празднику Первомая (я был готов продать свой талант), комсомольская газета отвергла. Деликатно посоветовав моим приятелям: “Пусть ваш друг вначале научится писать стихи” и вручив им лист бумаги с титулом книги, если я не ошибаюсь, Матусовского “Как научиться писать стихи”. Моё горькое поражение мы запили портвейном в кустах парка Шевченко».
«Цыган здравствуй Мищенко / Здравствуй друг мой — Грищенко». Мищенко и Грищенко — это всё тот же Тищенко, просто автор коверкает фамилию.
«В поле маков свежен — друг Головашов». Головашов — друг по харьковскому периоду. В «Подростке Савенко» он описывается следующим образом: «Мелькают лица двух одноклассников Эди-бэби — Витьки Головашова и Лёньки Коровина, они только что заняли место в хвосте очереди. Витька и Лёнька не стиляги, но ребята интересные, они всегда ходят вместе. Это Витька повёл Эди-бэби впервые в секцию борьбы. Витька занимается вольной борьбой уже год, а Эди-бэби только начал. Витька и Лёнька ребята современные, не то что большинство салтовских ребят, большинство или шпана, или пролетарии»; «Витька Головашов и Лёнька Коровин оба дружно окончили танковое училище и теперь — майоры-танкисты, служат, по слухам, в Средней Азии».
Затем в романе «Иностранец в Смутное время» мать сообщает автору о Головашове: «Ох, этого из армии давно выгнали. За пьянство. Рабочим работает на “Серпе и Молоте”, там, где ты, сын, когда-то работал».
В книге «Старик путешествует» Лимонов дорисывавает вектор судьбы Головашова: «…он сам погиб из-за девки, но много позже, окончив танковое училище и став майором. Его хромая Ванда изменяла ему с солдатами и офицерами полка, расквартированного в Казахстане. Так он покончил самоубийством».
Тищенко и Головашов также фигурируют в тексте «Мы — национальный герой».
«Здравствуй друг Чурилов». Рабочий Борис Чурилов, товарищ Лимонова по харьковскому периоду жизни, упомянут также в поэме «Автопортрет с Еленой», в идиллии «Золотой век» и в тексте «Мы — национальный герой», где, в частности, сказано: «Рабочий Борис Иванович Чурилов как никто другой в своё время повлиял на Лимонова. Без Бориса Чурилова Лимонов навсегда остался бы хулиганом Салтовского поселка. Такого рабочего, как Чурилов, во всем мире не сыскать. В 1964 году, на третьей смене, он и Лимонов впервые читали Кафку на украинском языке в журнале “Всесвит”. А вокруг гудел литейный цех».
В «Подростке Савенко» Лимонов дополняет портрет: «Борька Чурилов странный парень. Таких на Салтовке больше нет. И на Тюренке нет. <…> Почему Борька странный? Потому что его нельзя отнести ни к какой категории. Борька, безусловно, не шпана, и хотя Борька работает на одном и том же заводе “Серп и Молот” сталеваром уже несколько лет, однако и нормальным пролетарием Борьку не назовёшь. Разве будет нормальный пролетарий всю свою зарплату тратить на книги? <…> У Борьки вся длинная и узкая, как трамвай, комната забита книгами. Скоро за книгами будет невозможно найти в комнате худого Борьку и его насмешливую, тоже худую старушку мать. Почему ещё Борька странный? Ну, например, Борька не пьёт, как другие ребята. <…> Борькина мать верит в Бога весело. В самом солнечном углу их комнаты-трамвая Борькина мать держит портрет Бога, называемый “икона”. К Борькиной матери порой приходит агитатор, убеждая её снять икону, но Борькина мать только смеётся. Борька же, хотя сам и не верит в Бога, очень злится, что агитатор пристаёт к его матери, и даже обещал спустить агитатора с лестницы, если он не прекратит ходить в его отсутствие к матери»; но на этом история общения не заканчивается, а уходит в 1980-е — в Париж: «Борьку Чурилова Эди встретил в 1980 году в Париже. Советский гражданин, известный на всю страну народный умелец, Чурилов приехал в Париж со своей выставкой тиснений на бересте, состоявшейся в ЮНЕСКО. Борькины церкви и лики святых наконец пригодились Советской власти. Борька и Эди выпили водки. И в 1982 году, два салтовчанина, они встретились в Париже опять и выпили водки. У Борьки красивая жена и красивая дочь. Жизнерадостная мать Борьки умерла недавно, завещая Борьке всегда работать и быть счастливым и независимым…». Борис Иванович Чурилов умер 30 декабря 2008 года в Харькове, «тихо и дома», как сообщили Лимонову. В «Книге мёртвых-2» ему посвящён некролог «Русский рабочий».
«Художник жил Гаврилов / рисовал портрет свой в зеркале / и плавал ночью на пруду среди мостков» — вероятно, художник Гаврилов здесь, как и Мищенко с Грищенко, ради мистификации и примитивистской рифмы. Возможно, имеется в виду другой художник — Владимир Михайлович Мотрич (1935–1997). Его купание в харьковской «Зеркальной струе» Лимонов описывает в романе «Молодой негодяй»: «Откуда появились милиционеры — понятно. Они постоянно патрулируют сквер у “Зеркальной струи”. Всё-таки центр города, должен быть порядок. Однако они неожиданно вынырнули, раздвигая плакучие ивы, купающие свои ветви в пруду, ограниченном цементными бортиками. “Гражданин! Прекратите и вылезайте!” — в другом месте милиционеры покрыли бы Мотрича матом, но не у струи. В глупой каменной беседке-пагоде над водоёмом столпились зрители — визжат дети, кричат женщины, с восторгом и стыдом лицезрея голую амфибию Мотрича, он всё-таки купается голым по собственной инициативе. Чтоб выдать Аркашке полноценное зрелищное мероприятие за его десять рублей. “Хуюшки, — отвечает Мотрич из воды. — Не вылезу. Плывите сами сюда”. Мотрич хохочет в воде. Белое хорватское тело скользит на середину водоёма и переворачивается на спину, тёмный хорватский член поэта плещется вместе с ногами». Подробней о Мотриче — см. комментарии к стихотворению «Вот порадовался б Мотрич…».
Стихотворения взяты из сборника «Некоторые стихотворения» (ИМ 1), который хранится в фонде Игоря Макаревича в Музее современного искусства «Гараж».
Не вошедшее в книгу «Русское: из сборника «Прогулки Валентина»(архив Александра Шаталова)
Также сборник «Прогулки Валентина» дополнен текстами из архивов Александра Шаталова и Александра Морозова.
Александр Николаевич Шаталов (1957–2018) — поэт, критик, издатель. Главный редактор журнала «Глагол» (с 1991 года), где впервые в России были изданы многие книги Лимонова. Вёл по ТВ передачи: «Графоман» (1993–1996), «Книжные новости» (1996–1998) и др. Лимонов посвятил ему очерк «Мой издатель Шаталов» в сборнике «Свежеотбывшие на тот свет», завершающем цикл «Книг мёртвых», где любопытны претензии (не рискнем судить насколько справедливые) Лимонова к издателю: