Выходит, датировать «Микеланджело» можно только периодом с 1958 по 1964 год.
На что ещё можно обратить внимание: синтаксис и поэтический словарь.
Поэт умышленно или неумышленно часто использует целый ряд слов и их производных, делая их либо вечными эпитетами внутри своей поэтики, либо центральными образами раннего периода творчества: «зло» (34 раза), «печаль» (9), «тоска» (20), «тихий» (25), «силуэт» (7). С одной стороны, можно объяснить это подростковым возрастом, а с другой — тем, что Савенко-Лимонов только расписывается, много экспериментирует и на данном этапе стихотворения представляют собой свободный поток мыслей на заданную тему: видно, как ставится поэтическая задача и как нащупывается инструмент для её решения.
Что касается синтаксиса, то ни о каких правилах современного русского языка не может быть и речи. Поэт уходит от них. Грамотность — на определённом уровне есть (если не считать описок), а вот знаки препинания часто расставлены хаотично или не расставлены вовсе. За единственным исключением: самый частый знак — многоточие. И служит он скорее для обозначения паузы при чтении стихов.
В амбарной книге «Микеланджело» есть ряд начатых, но не завершённых текстов, а также отдельные строчки. Для полноты картины мы помещаем их в комментарии:
Чистота и глубь горных рек
И не открыть чистоты
Я стою пред тобой, человек,
И верчу свои черты
И в воду сталкивая шлюпку
Ночами загрести по дну
И ты слегка замочишь юбку
И растревожишь тишину
Не отдана мне навсегда…
А лишь на краткое мгновенье
Сидеть смеяться в этой лодке
…………………………………
Плыви и делайся другой под ветром
Перемени и память, как людей
Ведь сотни миль и сотни километров
Нас делают добрее или злей
Кто знает, чем заполнится
Твоя теперь вдруг найденная пустыня
Уходят в смерть чужие лица, руки
Чужие откровенья и слова…
В предчувствии немыслимой разлуки
Тревожно холодеет голова…
Мне ясными и строгими стихами
Хотелось бы весь мир расшевелить
Чтоб люди слёзы пролили на камень
Чтоб люди не могли меня забыть
Но безучастны облики прохожих
Но облики прохожих будут не́мы
Им не нужна моя ничтожность…
До далёкой земли добрались бродяги
Переплыли множество рек
Где-то впереди лежали ещё неоткрытые земли
И шумели мудрые старые сосны
Что велик и силён человек…
А они умирали и вели счёт припасам
И пытались пробиться сквозь льды
Но ревела пурга (оглушительным) контрабасом
И заметала сразу следы…
Глубже радостей они проникли
И теперь голова моя затем лишь никнет
Что я зверь
А всё будет мирно, обычно
Ты придёшь и положишь ей на плечи руки
И она не заметит и не заметят друзья
Что ты уже сделал своё дело…
Кто-то скажет просим
И уедет в далёкую даль
Кто-то будет вдыхать
Воздух прянистый, как миндаль
А я бедный и злой
Посмотрю в осолнечное окно…
И тёмной тёплой рукой
Проведу по щеке
Я устал… и усталость разлита
В липкой горячности тела
Ноги разочёты…
Женщины святые
С крестами на груди
Я хотел бы тоже
Смертным быть и пьяным
Ничего не зная.
И твой худенький профиль
Удивительный профиль
Твой отчаянный профиль
Надо мной
Если чтобы раскрыты
Если счастье под пальцами
Ну кому ты нужна…
Надо, чтобы что-то взволновало
Мы все цивилизованные люди
Пропахшие утробным никотином
Проветренные водкой…
И приласканные котятами
Минутных женских ласк…
Война, война
Тревожные пожары
Я только сейчас взволнован
Как долго я был молчалив
Шуты гороховые люди
Шуты
В зелёных колпачках
Сидим под крышами и судим
О людях, о стихах…
Безжалостный и строгий край…
Край бесконечных коридоров
Не можешь… умирай…
Или смиряй свой гордый норов…
Сюретэ́ Женераль… Агриппина
И пиний пустынный ряд
Ночная чёрная картина
Странный
Разведка… Глушь Современность
Было у меня детство…
Было у меня в книгах
Стихи Роберта Бёрнса
Баллады о забулдыгах
О тех кто в слюнявый вечер
Силы находит ходить
И находить кабачки в тусклом свете
Где попеть и попить
Боюсь я ночи — в ней всё затаилось
В ней люди — одни глаза
Страшно если тебе не приснилось
И написать
Проникнуто мистикой его…
Желанием нездешнего свиданья
Когда
Но себя, в себе в своём угрюмье
И с тобой в апрель согреть плиту
Старую разбитую немую
Разве думал я…
Подобно сну…
После я об этом затоскую
Женщины по-праздничному пахнут
Я тепло твоих духов
Пахнут тяжело и бестолково
Чтоб напиться или же заплакать
Сочинить таинственное слово…
Где расскажется для всех понятно
И весомо, как беда
Мне идти с тобой вдвоём приятно
Даже ниоткуда в никуда…
Просто вдаль в приливе ночи
И глазеть на мир и понимать
Даже если ты чего-то хочешь
Надо это прятать и таскать
Иногда приходят мысли, мысли
Много странных, а куда их день
На моей руке устало виснет
твоя тень
Я бы бросил я бы усмехался
Только ты не так как все
Я тебя ни разу не касался
Ты пришла внезапно
Моя чудная — в ночи городской
Принадлежишь ты лишь себе самой
И если что я у себя беру
То это всё — не к моему двору
То это всё не для моих ресниц
Всё это просто
$$$$$$Всё это ясно
— Тоска напрасна
На этой земле…
Тебе не нужно
— Глухие стены
Кого-то манят
Кого-то просят
Прийти к себе…
Тебе не нужно…
И женщин много
$$$$$$И есть одна…
Самая дорогая
Самая ненадёжная
$$$$$$— Другим не нужно
Люди обходят чужие беды
Смотрят издалека…
Если уеду в серые степи
Если оставит твоя рука…
Глухие толпы людей
Стоят у рассвеченных зданий
И им преподносят культуру.
На глади пухлых ладоней
Наши большие фигуры
А мы — как рабочие кони
Вас вывели — мерзлые клячи
На площадь под музыку рук
Дрожать и в рубахах маячить
У тел и подруг
Где тонкие где дорогие
Натужный изломанный гипс
Нам что подешевле
Владыки — забрали девчонок актрис
Мучительно было на пляже
Солнце создавало знойную жару