«А может положат вновь / В больницу для слабонервных / В объятия докторов… / Или уйду по подъездам / Проклятые песни петь / По целым неделям нетрезвым / И прямо в глаза не смотреть / Я бросил бы вас всё равно / Красивая мамина дочка / И мама была права…». Эти строчки обращают нас к истории попадания молодого Эдуарда Савенко в харьковскую областную клиническую больницу, в народе именуемую «Сабуровой дачей». Из-за несчастной любви и подростковых переживаний поэт решил порезать вены. Его вовремя нашли родители и отправили в «Сабурку».
В романе «Молодой негодяй» (1986) вся эта история подаётся следующим образом: «Когда Эдуард лежал в буйном отделении, она приходила часто, смешная, энергичная, веселая, под окна, и они переговаривались через форточку. Валька кричала ему: “Не грусти, Эд, тебя скоро выпустят!” Несколько буйных, наглядевшись на рослую, крупную Вальку, отправлялись в кровати онанировать. Первое время Зорик — еврей-психопат — глава мафии в буйном отделении (в мафию порезанного Эдуарда быстро и охотно приняли. Да, читатель, и в сумасшедших домах люди создают мафии!) и его ребята разбегались вслед за онанистами, чтобы дать им каждому минимум по шее “за осквернение образа любимой девушки нашего друга”, как выражался Зорик. Потом Эд перестал обращать внимание на такие пустяки, а Валька стала приходить все реже и реже. За все время, пока Эд лежит в “спокойном” отделении, она еще не пришла ни разу. Грустно.
Неизвестно, впрочем, перерезал ли он себе вены именно из-за Вальки. Трудно сказать, почему он это сделал. Расставаясь с ней в вечер, предшествующий “той” ночи, в ответ на ее реплику: “Увидимся завтра, да?” — он почему-то ответил: “Если завтра еще будет…” Почему он так сказал? Может быть, ему показалось, что Валька сделалась к нему равнодушной? Родители Вальки старались тогда разорвать их связь. Отец и мать Вальки приходили к его родителям. Угрожали, кричали… Дегенераты. Раиса Федоровна нашла родителей Вальки вульгарными.
Капитан Зильберман вызвал его к себе в детскую комнату милиции и предостерег его от связи с несовершеннолетней. “Если подполковник Курдюков захочет, он сможет посадить тебя в тюрьму, — сказал Зильберман. — Я тебя предупреждаю по старой дружбе, Эдуард. Потому что знаю тебя уже восемь лет… Что тебе, мало совершеннолетних девушек на Салтовском поселке?” — поинтересовался Зильберман.
— Да Валька совершеннолетнее самых совершеннолетних, — возмутился Эдуард. — Она крупнее старшей сестры Виктории. Она рано созрела.
— Ты прав, — неожиданно согласился Зильберман. — Я на твоей стороне. Я ее видел. Она очень крупная девочка с развитыми формами женщины. Но закон есть закон. Ей только четырнадцать лет. И закон строго карает за связи с несовершеннолетними.
— Я сам несовершеннолетний…
— Увы, уже нет, поэт, — улыбнулся Зильберман, и его усики чуть приподнялись под длинным носом. — Восемнадцать тебе исполнилось, если не ошибаюсь, в феврале. Ты уже не малолетка. Ты даже не имеешь права сидеть в моем кабинете. Тобой должен заниматься общий взрослый отдел. — Зильберман, довольный, отклонился на спинку стула. — Это Валентиной Курдюковой я занимаюсь по просьбе ее родителей, а не тобой, — Зильберман побарабанил пальцами по столу».
Вносит дополнительных красок в эту ситуацию одно из предыдущих стихотворений:
Ну что же — два года
Успокоен… лишь изредка расшевелит
Меня вдруг ваше появленье
И в память прошлого — смущенье
На пыльном теле плит…
Тогда я поклонюсь неловко
И по забытому — губами
Скажу «Салют»
Ответишь робко…
И мы пойдём опять одни
Ты шла навстречу
Ты светилась
Ты может со звезды свалилась
Но должен я пройти
А ты опять в чужую школу
Ещё раз подчеркнём: раз поэт прописывает, что прошло два года (а в «Сабурку» он попал в 1962 году), то разбираемые стихотворения можно датировать 1964 годом.
Возможно, именно эта Валентина (впрочем, уже в следующем стихотворении «Можно все ночи подряд просиживать…» появляется строчка «Сравненье не в пользу — Таня») подразумевается в тексте «Русское» (1971) из первого тома настоящего издания: «Валя сидела перед зеркалом уже часа два. Обнаруженные ею морщинки у глаз не давали покоя. Она давно забыла что собралась в кондитерскую где договорилась… — Опомнилась — опомнилась — думала она. Ведь это смерть уже слегка тронула меня и теперь она все более и более будет трогать… Валя не плакала. но ей было жалко себя и хотя новые люди но я…»
Доподлинно установить, что за девушка скрывается за именем Валя, на данный момент не удалось.
В фильме «Русское» Александра Велединского, объединившем мотивы всей «харьковской трилогии» Лимонова («У нас была великая эпоха», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй»), подруга Эдуарда фигурирует под именем Светка. Александр Велединский по нашей просьбе прокомментировал это сценарное решение: «Светку я взял из “Подростка Савенко” и перетащил в “Молодого негодяя”, действие которого, как известно, происходит на три года позже, чем в фильме. С Лимоновым я проконсультироваться не мог: он в тюрьме сидел. Сценарий ему Беляк давал читать — Эдуард его одобрил».
Также Александр Велединский объясняет, почему «еврей-психопат Зорик» (см. вышеприведенную цитату) в фильме назван Магелланом: «Магеллан — кличка пацана из моего двора, который всегда убегал из дома и попал за это в психушку».
«Но ко всему привыкла Сумская / Ничего её не удивит…». Сумская улица — главная улица города Харькова. Лучше всего будет обратиться к роману «Молодой негодяй» (1986), где Лимонов сам рассказывает, чем эта улица ему важна: «Сумская улица — основная артерия города не потому, что она самая длинная, или самая широкая, или самая фешенебельная. Своей популярности бывшая дорога, ведущая в другой украинский город Сумы, обязана тем, что она центровая — находится в самом центре Старого Города, и еще тем, что именно на ней расположены самые известные в городе рестораны и кинотеатры и организации. Начинается Сумская улица с площади Тевелева и впадает, взбираясь вверх, в площадь Дзержинского. Именно на площади Тевелева в доме 19 удобно живет с мамой Цилей Анна Моисеевна Рубинштейн, и там же в начале 1965 года поселился и наш герой, “молодой негодяй” Эдуард Савенко. На площади Тевелева отметим видные из окон семьи Рубинштейнов бывшее здание Дворянского собрания, угол Сумской с расположенным на нем рестораном “Театральный” и здание холодильного техникума».
«Нечёсанного коммуниста… / Отправить на тот свет… / Когда черёмуха пахнет… / И голова болит… / От тяжкого-тяжкого бреда… / Степного…». Возможно, здесь реминисценция из стихотворения «Расстрел» (1927) В. В. Набокова: Лимонов, примеряя на себя роль царского прапорщика, меняет ситуацию расстрела — не коммунист расстреливает царского офицера, а наоборот. И везде есть черёмуха — как мирный и далёкий от Гражданской войны образ.
У Набокова было так:
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывёт кровать,
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею, —
вот-вот сейчас пальнёт в меня —
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснётся тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звёзды, ночь расстрела
и весь в черёмухе овраг.
Нельзя определённо говорить о знакомстве юного поэта Савенко со стихами Набокова, но прозу Владимира Владимировича он точно читал и знал, об этом есть свидетельство, пусть и художественного свойства, в «Подростке Савенко» (речь об Асе Вишневской и её семье — репатриантов из Франции): «У Аси необыкновенные книги — половина их издана за границей, даже те, что на русском языке. Ася дает Эди-бэби читать свои книги, она не жлоб. И сейчас у Эди-бэби в доме лежит несколько Асиных книг — роман “Три товарища” Ремарка и несколько номеров журнала “Отечественные записки” с романом очень странного писателя В. Сирина “Дар”».
«Приходит ко мне Пруст… / Марсель… тот самый известный… / Основоположник… / Автор… тысяч бредовых страниц…». Валентен Луи Жорж Эжен Марсель Пруст (1871–1922) — французский писатель. Получил всемирную известность как автор семитомной эпопеи «В поисках утраченного времени».
В эссе «Запахи и звуки», опубликованном в книге «Апология чукчей» (2013), есть небольшой фрагмент, посвящённый Прусту: «В июле 1994 года судьба занесла меня на несколько дней в Нормандию, в приморский городок Уистрехам, недалеко от порта Кайен, тот самый порт, куда и откуда поступал знаменитый кайенский лютый перец. Было там, у Северного моря, невыносимо холодно. В компании моего друга Патрика Гофмана, здорового рыжего верзилы — журналиста газеты “Минют”, и художницы — хозяйки дома, где мы жили, я съездил в Кобург. По каким-то делам художницы. Там в сильном дожде мы посетили отель, в котором жил Марсель Пруст и каковой попал и в его книги. Отель хорошо подсвечивают, потому он выглядит выигрышно. Печенье “мадлен” нам попробовать не пришлось, но мы выпили в пустом баре со знаменитой моделью парусника хорошего виски, а затем прошли под дождём на пляж. На пляже под н