ного отсутствия грудей, Светка обладала удивительной способностью доводить меня до безумия. Наш с ней роман насчитывал множество происшествий — она бегала топиться к пруду, я резал её ножом, уезжал от неё на Кавказ, плакал у неё в подъезде и так далее… Это была как бы репетиция Елены».
«…над нами предводителем Санька Красный был / мясник огромный толстый». Саня Красный — приятель харьковского периода. Подробней о нём см. комментарии к стихотворению «Если вспомню мясника Саню Красного…» (том I).
«Один называется Кулигин, другой — Мотрич, но это не Кулигин, не Мотрич, а условные обозначения моей судьбы, её прошлого». Владимир Михайлович Мотрич (1935–1997) — поэт, товарищ Лимонова по харьковскому периоду. Единственная его книга вышла в 1993 году в Харькове. В. М. Мотрич — один из героев романа Лимонова «Молодой негодяй» (1985). Также он упомянут в стихотворениях «Я всё жду — счас откроются двери» из «Пятого сборника», «Город сгнил. Сгнили люди…», «Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…» из сборника «Прощание с Россией» («Седьмой сборник»), в не вошедшем в книги стихотворении «Вот порадовался б Мотрич…», в идиллии «Золотой век», в тексте «Мы — национальный герой». Подробнее о Мотриче см. в комментариях к стихотворению «Вот порадовался б Мотрич…» и «Я люблю ворчливую песенку начальную…» (оба — в томе I).
Анатолий Кулигин — также харьковский товарищ Лимонова, сочинитель, упомянутый в стихотворении «Никто не идёт за мной ночью домой…» (см. в разделе «Не вошедшее в книгу “Русское”: из “Пятого сборника”»). Подробнее о Кулигине см. в комментариях к стихотворению «Никто не идёт за мной ночью домой…» (том I).
«…как Вета Волина столь когда-то близкая девушка». Вета (Бета) Волина упоминается в книге «Подросток Савенко» как девушка, в которую Лимонов был влюблён до Светы. В романе это описывается следующим образом: «О Душе, Боге и Любви Эди-бэби уже говорил с другой девочкой, красивой, напоминающей ангела со средневековой картины, Бетой Волиной. Что она напоминает ангела, сказала Эди-бэби старшая пионервожатая Соня Алексеева, он не сам догадался. Но с Бетой Волиной было по-другому. Беты Эди-бэби отчаянно стеснялся и решился поцеловать её только через месяц после первого свидания».
Стихотворение датируется 16 июля 1968 года.
Стихотворение датируется декабрём 1968 года.
На обложке «Третьей тетради» написано от руки: «Фигуры мерцали в глазах, / А я перестал быть в гостях».
В рукописи содержится 19 зачёркнутых стихотворений Лимонова, не помещённых в данное издание. В «Третьей тетради» также есть несколько незачёркнутых строк или строф, которые мы не можем классифицировать как отдельные стихи, но готовы привести здесь, в примечаниях.
Я помню протяжно и ленно
дымящийся ваш огород
Горячими листьями вея
он славно, он южно живёт.
Всё в нём — кабачки, абрикосы
И только не можно понять
зачем за дымком папиросы
приходится платье обнять
Всё вольное, вольное было
Всё пахло, вертелось.
Лето кончилось. Гибель настала
Меня в шапке проводит мать.
Кроме того, в «Третьей тетради» есть две записи, которые мы решили не помещать в основном составе книги, но приводим здесь.
«26 августа.
Я думаю, что те дни, которые идут к концу, то есть Харьковский мой срок, совершенно пусты в смысле приобретения чего-то для внутреннего себя. И я ничего не писал. Ожирел, не писал, терзался и не отдохнул. Более никогда такого отдыха. Мой отдых лишь в перемене места и способа работы. В перемене формата бумаги, допустим. В дальнейшем не допускать в рабочие листы и тетради дневниковых записей».
«Над стихами надо работать и обязательно задавать себе тему и переделывать их, потому что писать не задумываясь их довольно легко при моём навыке. Теперь же нужна ещё мне тема каждого отдельного стихотворения. Переделывать обязательно».
Стихотворение датировано 24 июля 1968 года.
«Я всегда буду стройным худым загорелым в белых брюках. Эй, Эд. Что? Я никогда не умру и не стану старым. Я поэт». С одной стороны, здесь есть русская исповедальная нота, выраженная тем же Сергеем Есениным: «Положите меня в русской рубашке под иконами умирать», то есть умирать в белых и чистых одеждах. Но при этом Лимонов, ощущающий себя молодым гением, умирать — в символическом и культурном плане — не собирается, ибо продолжает воздвигать себе «памятник нерукотворный». А с другой стороны, сравните с абзацем из «Дневника неудачника»: «Купите мне белые одежды! Дайте мне в руки огонь! Обрежьте мне воротник. Отправьте меня на гильотину. Я хочу умереть молодым. Прекратите мою жизнь насильственно, пустите мне кровь, убейте меня, замучайте, изрубите меня на куски! Не может быть Лимонова старого! Сделайте это в ближайшие годы. Лучше в апреле-мае!»
Ещё можно вспомнить рассказ «Ист-сайд — Вест-сайд» из книги «Американские каникулы», где рассказчик в шикарном белом костюме оказывается среди ночи в самом настоящем негритянском гетто — и это выглядит как вызов: «Моя история — это Лимонов и Южный Бронкс. Это из-за Стеси в два часа ночи Лимонов в белом костюме, в белых сапогах, с пакетом, в котором лежала 21 тысяча французских франков в пятисотфранковых билетах, со всеми имеющимися у него документами, как американскими, так и французскими, с авиабилетами в Лос-Анджелес и из Лос-Анджелеса в Париж оказался в как будто бы разрушенном атомным взрывом Южном Бронксе. <…> Можно быть как угодно “tough” — быть крутым мужиком и иметь криминальное прошлое, но оказаться в белом костюме и белых сапогах там, где я вышел из сабвея, а через час и в Южном Бронксе, куда я пришёл, заблудившись, не входило в мои планы. Даже и с револьвером в таком месте, я думаю, невозможно чувствовать себя в безопасности. Какой револьвер, когда тебя просто забросают кирпичами!»
«Поэт Лимонов имеет огромное преимущество перед простыми смертными — он может выдумать девочку подросткового типа и может сделать, будто бы она приходила». Этот мотив повторяется не раз в различных поэтических и прозаических текстах — достаточно вспомнить «Последние дни Супермена», где заявленная ситуация воспроизведена. «Ну, вот. Родители ушли. И она — Славкова и он — Славков — ушёл. Приводят девочки меня и наряжают меня и голого раздевают и в тряпочки в кружева завёртывают…» Эта же ситуация воспроизводится в стихотворении «Три положения рабочего» (в его III части) и в книге «У нас была великая Эпоха…» (1987).
«Я сидел на скамеечке в городском парке под вечер. Подходит Иванов Леонид, которого я не очень-то долюбливаю». Встречается также в «Дневниковых записях». См. о нём комментарии к стихотворению «Я всё жду — счас откроются двери…» (том I).
«Виктор, Виктор дед ваш ходит / и под яблоней лежит / кирпичом дорожку мостит / бражку пьёт и сон глядит». Имеется в виду Виктор Немченко. Также встречается в стихотворении «О виктор, виктор…». А показанная в стихотворении ситуация отчасти отображается в книге «Подросток Савенко»: «Корни Витьки Немченко — дед и бабка — оказались очень симпатичными и еще молодыми. Дед Витьки был как бы второй Витька, только лет на сорок старше, с такими же голубыми глазами, такой же высокий и костистый, только выше. Если Витька ещё вырастет, сам Эди собирался ещё чуть вырасти, то будет совсем как дед, подумал Эди. Дед был стеснительный, главной у них была бабка. <…> “Приходи к нам, — предложил Витька. — Бабка и дед верят в Бога, им можно, они не коммунисты. Будет весело. Бабка уже новую брагу поставила. Ты любишь бражку?” — “Никогда не пробовал”, — смутился Эди».
«Тут ночами в подтяжках / гуляет Петров. / Это он изувером / это он анархистом / здесь он жил и молился / этот странный Петров». Под Петровым может иметься в виду Григорий Константинович Петров (1892–1918) — левый эсер, один из 26 бакинских комиссаров; но вообще Петров крайне распространённая фамилия — в том числе и в среде русских революционеров. Встречается также в стихотворении «Прекрасен приезд в сонный город авантюриста!..» (том I).
Стихотворение датировано 4 сентября.
Стихотворение датировано 5 сентября.
Здесь мы видим две тетради (четвёртую и пятую), объединённые в одну.
На внутренней стороне обложки четвёртой тетради Лимоновым написано от руки:
Генц
Бекеш
Бушман
Адрес
Маят
Гаваев
Мерцалов
Старухин
Вермель
Жадан
На внутренней стороне задней обложки от руки написаны Лимоновым следующие фразы: «Когда не подчиняют себя сюжету, тогда и гадость, тогда и риторика.
Вгонять себя в схему, в сюжет — только благо.
Задание — это благо.
Старые поэты писали по заданию себе, и потому мы удивляемся их точности. Вот почему они конкретны. Отдалённость образов — это нехорошо.