Поэзы 1896 – 1909 гг
УВЕРТЮРА
Весна моя! ты с каждою весной
Все дальше от меня, – мне все больнее…
И, в ужасе, молю я, цепенея:
Весна моя! побудь еще со мной!
Побудь-еще со мной, моя Весна,
Каких-нибудь два-три весенних года:
Я жизнь люблю! мне дорога природа!
Весна моя! душа моя юна!
Но чувствуя, что ты здесь ни при чем,
Что старости остановить не в силах
Ни я, ни ты, – последних лилий милых,
Весна моя, певец согрет лучом…
Взволнованный, я их беру в венок
Твои цветы, – стихи моего детства
И юности, исполненные девства,-
Из-под твоих, Весна, невинных ног.
Венок цветов, – стихов наивный том,-
Дарю тому безвестному, кто любит
Меня всего, кто злобой не огрубит
Их нежности и примет их в свой дом.
Надменно презираемая мной,
Пусть Критика пройдет в молчаньи мимо,
Не осквернив насмешкой – серафима,
Зовущегося на земле: Весной.
Эст – Тойла, 4 апреля l918 г.
Помещено в «Сгй me des violettes»
1896 ГОД
ЗВЕЗДА И ДЕВА
Вот и звезда золотая
Вышла на небо сиять.
Звездочка верноне знает,
Что ей недолго блистать.
Так же и девица красна:
Выйдет на волю гулять,
Вдруг молодец подъезжает,-
И воли ее не видать.
Петербург
1896
1899 ГОДPOMAHC
Тебя любил я страстно, нежно,
Тебя я на руках носил,
И мнится мне все безмятежно,
Как страстно я тебя любил.
Бывало, ты лишь слово молвишь,
Как раб, стою перед тобой,
И только ты “люблю” промолвишь,
Тебе шепчу я тихо: “Твой”…
Но не всегда ведь наслаждаться
Любовью чистой и святой;
Судьбе угодно насмехаться,-
И вот ты сделалась больной.
Тебя болезнь совсем убила,
Недолго жить уже тебе,
И шепчешь ты: “Близка могила”,
И говоришь: “Прости же мне”…
Сойвола на реке Суде
1903 ГОД
СОЙВОЛСКАЯ БЫЛЬ
– Я стоялу реки, – так свойначал рассказ
Старый сторож, – стоял и смотрел на реку.
Надвигалася ночь, навевая тоску,
Все предметы, – туманнее стали для глаз.
И задумавшись сел я на камне, смотря
На поверхность реки, мысля сам о другом.
И спокойно, и тихо все было кругом,
И темнела уже кровяная заря.
Надвигалася ночь, и туман над рекой
Поднимался клубами, как дым или пар,
Уж жужжал надоедливо глупый комар,
И летучая мышь пролетала порой.
Вдруг я вздрогнул… Пред камнем теченье реки
Мчало образ Святого Николы стремглав…
Но внезапно на тихое место попав,
Образ к берегу, как мановеньем руки
Чьей-то, стало тянуть. Я в волненьи стоял,
Я смотрел, ожидал… Образ к берегу плыл
И, приблизившись к камню, как будто застыл
Предо мной. Образ взяв из воды, я рыдал…
Я рыдал и бесцельно смотрел я в туман
И понять происшедшего ясно не мог,
Но я чувствовал ясно, что близко был Бог,-
Так закончил рассказ старый сторож Степан.
18 октября
Порт-Дальний на Квантуне
1906 ГОД
НОЧЬ ПОДХОДИЛА…
Страстно дыша, вся исполнена неги,
Ночь подходила в сияньи луны
К тихому лесу, в загадочной грусти
Оцепеневшему в чарах весны.
Ночь подходила бесшумно, как фея,
Долго смотрелась в прозрачный ручей,
Грустно вздыхала, смотрела на звезды
Вдумчивым светом широких очей.
К ели, смотревшей назвездное небо,
Выросшей, как безответный вопрос,
Близко прижатый, безмолвен и бледен,
Думал с глазами я, полными слез.
Ночь подходила, головку склонивши
И постепенно замедлив шаги,
Проникновенно смотрела на звезды,
Скорбно вздыхала в порывах тоски.
В взоре царицы ночных сновидений
Было так много таинственных дум,
Было так много мольбы и вопросов,
Был ее взгляд так печально-угрюм.
Ночь подходила все ближе и ближе…
Я уже видел в сияньи луны
Страстные очи, небрежные пряди,
Я уже чувствовал лунные сны.
– Ночь! – простонал я, влюбленный в царицу,
Чувствуя близкое счастье: О, ночь!
Что ты так смотришь на тусклые звезды?
Чем тебе могут те звезды помочь?
Ночь, вдруг заметив меня, потемнела,
Вздрогнула нервно, взглянула в глаза,
Чуть прояснилась и с горькой усмешкой
Гладила нежно мои волоса.
Я, очарован, стоял недвижимо…
Снова вздохнув, меня Ночь обняла,-
В жгучем лобзаньи уста наши слились,
Сблизились в пламени страсти тела.
– Счастье! – шептал, задыхаясь в блаженстве
Сердце сгорало в триумфе огня.
Ночь заметалась в испуге в объятьях,
Чувствуя близость идущего Дня.
1907 ГОД
«Есть столько томного в луны сияньи ровном…»
Есть столько томного в луны сияньи ровном,
Есть столько мягкого в задумчивых ночах,
Есть столько прелести в страдании любовном,
Есть столько сладости в несбыточных мечтах,
Есть столько жданного зажизненною гранью,
Есть столько нового в загадочном раю,
Есть столько веры в торжество мечтанья
И в воплощение его в ином краю,-
Что я и скорбь души своей крылатой,
И гибель чувств, и веру в жизнь свою
Не прокляну, а, верою объятый,
В провиденьи Христа, благословлю!
Помещено в брошюре
“Лунные тени”, ч. II
«Не грусти о моем охлажденьи…»
Не грусти о моем охлажденьи,
Не старайся меня возвратить:
Наша встреча, мой друг, – сновиденье,
Так зачем же о нем нам грустить?
О, поверь! ты узнаешь их много,
Этих кратких, но радостных снов…
Если любишь меня, – ради Бога,
Позабудь необузданность слов.
Верить клятвам в угаре – смешно ведь,
А кто любит, тот любит без клятв…
На песке же нельзя приготовить,
Моя бедная, солнечных жатв.
Не грусти – мы с тобою не пара.
Ты душе далека и чужда.
Я ошибся. Так пламя пожара
Заливает в разгаре вода.
1907
ВЕЧНАЯ ЗАГАДКАТРИОЛЕТЫ
Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость
Под ясной улыбкой декабрьской луны.
Нам грезились дивные райские сны.
Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость
И видели грустную милую скудость
Природы России, мороза страны.
Мы ехали ночью из Гатчины в Пудость
Под светлой улыбкой декабрьской луны.
Лениво бежала дорогой лошадка,
Скрипели полозья, вонзаяся в снег.
Задумчивость ночи рассеивал бег
Лениво бежавшей убогой лошадки.
А звезды, как символ чудесной загадки,
И в небе горели, и в зеркале рек.
Лениво бежала дорогой лошадка,
Скрипели полозья, вонзаяся в снег.
И все-то в природе казалось загадкой:
И лес, и луна, и мы сами себе -
Лунатики мира в ненужной борьбе.
Да, все-то в природе казалось загадкой!..
Мы Небу вопрос задавали украдкой,
Оно же не вняло душевной мольбе,
Инам, каки прежде, казались загадкой
И Бог, и весь мир, и мы сами себе!..
«Наша встреча – похороны дней…»
Наша встреча – похороны дней
Предыдущих, кажущихся прахом.
Призадумайся, мой друг, над ней,
Над судьбы железным взмахом.
Ты блестишь, я впелене тумана;
Мы – души, какрусла, раздвоенье.
Тыбессильна: то предназначенье,-
Мы сольемся, поздно или рано.
«Ни холодный свет жемчужины…»
Ни холодный свет жемчужины,
Ни лазурный тон сапфира
Не сравнить с сияньем дюжины
Звезд полуночного мира.
Но и звезды в темноте ночи,
И сиянья, и светила
Ты, раскрыв глаза, как светочи,
Взора пламенем затмила.
СОНЕТ
Как скоро солнце страсти отсветило!
Я боль узнал сжимающих оков.
Холодность чувств взамен былого пыла,
Затишье – вместо бури и валов.
И юности играющая сила
Миражна и пуста, как сущность снов,
Как ледовитость зимнего светила,
Как беспринципность принципов веков.
Кипучей страсти скорость охлажденья,
Перекипевшей крови красный лед,
Мечтаний дерзких прерванный полет,
Непониманье таинства сближенья -
Все радостью мне душу обдает
И изменяет жизни направленье.
БОКАЛ ПРОЩЕНЬЯ
Шампанским пенясь, вдохновенье
Вливалось встрофы – мой бокал.
За все грехи земли – прощенье
Из сердца я в него вливал.
Я передумал, – и в осколки
Бокал прощенья превращен:
Вам, люди-звери, люди-волки,
Достойно отдан мною он!..
АРФА
Владимиру Вячеславовичу Уварову-Надину
Когда Саул скорбел душой,
Давид, взяв арфу в руки,
Рождал на арфе золотой
Успокоенья звуки.
Он вдохновенно пел псалмы,
Внушенные Владыкой,
Что миротворили умы
Лишь Истиной великой.
Что умаляли скорбь души,
Спасая от печалей,
Бодрили дух не сказкой лжи,
А правдою скрижалей.
Ничто не трогало царя,-
Лишь арфы песнопенье,
Над ним властительно царя,
Давало утешенье.
Гатчина
ЧТО ВИДЕЛИ ПТИЦЫ
1
Чайка летела над пасмурным морем,
Чайка смотрела на хмурые волны:
Трупы качались на них, словно челны,
Трупы стремившихся к утру и зорям.
2
Коршун кричал над кровавой равниной,
Коршун смотрел на кровавые лужи;
Видел в крови, замерзавшей от стужи,
Трупы стремившихся к цели единой.
3
Каркая, горя вещунья – ворона
Села на купол сельского храма.
Теплые трупы погибших без срама -
Памятник “доблестных” дел эскадрона.
СПб.