Полное собрание стихотворений — страница 88 из 98

И в целом мире, склонные к причуде,

Забыв об этом, ждали, что все люди

Должны пребыть в таком же волшебстве.

И силились, с сумбуром в голове,

Под грохоты убийственных орудий,

К нему взнести умы свои и груди,

Бескрылые в толстовской синеве…

Солдат, священник, вождь, рабочий, пьяный

Скитались перед Ясною Поляной,

Измученные в блуде и во зле.

К ним выходило старческое тело,

Утешить и помочь им всем хотело

И – не могло: дух не был на земле…

Ноябрь 1925

83. ТОМА

Его мотив – для сердца амулет,

А мой сонет – его челу корона.

Поют шаги: Офелия, Гамлет,

Вильгельм, Реймонт, Филина и Миньона.

И тени их баюкают мой сон

В ночь летнюю, колдуя мозг певучий.

Им флейтой сердце трелит в унисон,

Лия лучи сверкающих созвучий.

Слух пьет узор нюансов увертюр,

Крыла ажурной грацией амур

Колышет грудь кокетливой Филины.

А вот страна, где звонок аромат,

Где персики влюбляются в гранат,

Где взоры женщин сочны, как маслины.

1912

84. ТУМАНСКИЙ

Хотя бы одному стихотворенью

Жизнь вечную сумевший дать поэт

Хранит в груди божественный секрет:

Обвеевать росистою сиренью.

Что из того, что склонны к засоренью

Своих томов мы вздором юных лет!

Сумей найти строфу, где сора нет,

Где стих зовет ползучих к воспаренью!

Восторга слезы – как весенний дождь!

Освобожденная певица рощ

Молилась за поэта не напрасно:

Молитве птичьей вняли небеса,-

Любим поэт, кто строки набросал,

Звучащие воистину прекрасно!

1926

85. ТУРГЕНЕВ

Седой колосс, усталый, старый лев

С глазами умирающей газели,

Он гордый дух,[60] над ним всю жизнь висели

Утесы бед и смерть, оскалив зев…

Как внятен женских русских душ напев

Ему в его трагичной карусели

От Франции и до страны метели,

Где тлел к нему неправый, мелкий гнев…

Его натуре хрупкой однолюба,

Кому претило все, что в жизни грубо,

Верна любовь к певунье, в чье гнездо

Он впущен был, и – горькая победа,-

Ему давала в роли Людоеда

Тургеневу! – Полина Виардо…

1925

86. ТЮТЧЕВ

Мечта природы, мыслящий тростник,

Влюбленный раб роскошной малярии,

В душе скрывающий миры немые,

Неясный сердцу ближнего, поник.

Вечерний день осуеверил лик,

В любви последней чувства есть такие,

Блаженно безнадежные. Россия

Постигла их. И Тютчев их постиг.

Не угасив под тлеющей фатою

Огонь поэтов, вся светясь мечтою,

И трепеща любви, и побледнев,

В молчанье зрит страна долготерпенья,

Как омывает сорные селенья

Громокипящим Гебы кубком гнев.

1926

87. ТЭФФИ

С Иронии, презрительной звезды,

К земле слетела семенем сирени

И зацвела, фатой своих курений

Обволокнув умершие пруды.

Людские грезы, мысли и труды -

Шатучие в земном удушье тени -

Вдруг ожили в приливе дуновений

Цветов, заполонивших все сады.

О, в этом запахе инопланетном

Зачахнут в увяданье незаметном

Земная пошлость, глупость и грехи.

Сирень с Иронии, внеся расстройство

В жизнь, обнаружила благое свойство:

Отнять у жизни запах чепухи…

1925

88. УАЙЛЬД

Его душа – заплеванный Грааль,

Его уста – орозненная язва…

Так: ядосмех сменяла скорби спазма,

Без слез рыдал иронящий Уайльд.

У знатных дам, смакуя Ривезальд,

Он ощущал, как едкая миазма

Щекочет мозг, – щемящего сарказма

Змея ползла в сигарную вуаль…

Вселенец, заключенный в смокинг денди,

Он тропик перенес на вечный ледник,-

И солнечна была его тоска!

Палач-эстет и фанатичный патер,

По лабиринту шхер к морям фарватер,

За Красоту покаранный Оскар.

С.-Петербург

1911

(acco-сонет)

89. УИТМЕН

“О, тени тень, всесильный человек,

Проспавший самого себя, я знаю:

Премудрость скрыта, равная Синаю,

В твоей златовенчанной голове.

Кто б ни был ты, привет твоей листве,

Снежинкам, ручейкам, цветам и маю,

Я человечество воспринимаю,

Бессмертье видя в бренном естестве”.

Так говорит поэт страны рассудка,

Кому казалась домом проститутка,

Мертвецкой страсти и дворцом греха,

Кто видел в девке, смертью распростертой,

Громадный дом, уже при жизни мертвый,

Где тел мужских кипели вороха…

1926

90. ФЕТ

Эпоха робкого дыханья… Где

Твое очарованье? Где твой шепот?

Практичность производит в легких опыт,

Что вздох стал наглым, современным-де…

И вот взамен дыханья – храп везде.

Взамен стихов – косноязычный лопот.

Всех соловьев практичная Европа

Дожаривает на сковороде…

Теперь – природы праздный соглядатай -

О чем бы написал под жуткой датой

Росистым, перламутровым стихом?

В век, деловой красою безобразный,

Он был бы не у дел, помещик праздный,

Свиставший тунеядным соловьем…

1926

91. ФОФАНОВ

Большой талант дала ему судьба,

В нем совместив поэта и пророка.

Но властью виноградного порока

Царь превращен в безвольного раба.

Подслушала убогая изба

Немало тем, увянувших до срока.

Он обезвремен был по воле рока,

Его направившего в погреба.

Когда весною – в божьи именины,-

Вдыхая запахи озерной тины,

Опустошенный, влекся в Приорат,

Он, суеверно в сумерки влюбленный,

Вином и вдохновеньем распаленный,

Вливал в стихи свой скорбный виноград…

1926

92. ЦВЕТАЕВА

Блондинка с папироскою, в зеленом,

Беспочвенных безбожников божок,

Гремит в стихах про волжский бережок,

О в персиянку Разине влюбленном.

Пред слушателем, мощью изумленным,

То барабана дробный говорок,

То друга дева, свой свершая срок,

Сопернице вручает умиленной.

То вдруг поэт, храня серьезный вид,

Таким задорным вздором удивит,

Что в даме – жар и страха дрожь – во франте…

Какие там “свершенья” ни верши,

Мертвы стоячие часы души,

Не числящиеся в ее таланте…

1926

93. ЧАЙКОВСКИЙ

Прослышанье потусторонних звуков.

Безумье. Боль. Неврастения. Жуть.

Он разбудил звучащую в нас суть

И, показав, исчезнул, убаюкав.

Как жив он в нас, он будет жив для внуков,

Он, чьим мотивом можно бы вздохнуть.

Его забыть ли нам когда-нибудь,

Кто в сердце оживлял так много стуков?

И позабыть ли нам порыв простой,

Как на канавке Зимней в час пустой

Во встречу с Лизой верили упрямо?

И знали на Литейном особняк,

Где перед взорами ночных гуляк

Мелькала в окнах Пиковая Дама…

1926

94. ЧЕХОВ

Не знаю, как для англичан и чехов,

Но он отнюдь для русских не смешон,

Сверкающий, как искристый крюшон,

Печальным юмором серьезный Чехов.

Провинциалки, к цели не доехав,

Прошались с грезой. Смех их притушен.

И сквозь улыбку мукою прожжен

Удел людей разнообразных цехов.

Как и тогда, как много лет назад,

Благоухает наш вишневый сад,

Где чувства стали жертвой мелких чувствец…

Как подтвержденье жизненности тем -

Тем пошлости – доставлен был меж тем

Прах Чехова в вагоне из-под устриц…

1925

95. ЧИРИКОВ

Вот где окно, распахнутое в сад,

Где разговоры соловьиной трелью

С детьми Господь ведет, где труд безделью

Весны зеленому предаться рад.

Весенний луч всеоправданьем злат:

Он в схимническую лиется келью,

С пастушескою он дружит свирелью,

В паркетах отражается палат.

Не осудив, приять – завидный жребий!

Блажен земной, мечтающий о небе,

О души очищающем огне,

О – среди зверства жизни человечьей -

Чарующей, чудотворящей речи,

Как в вешний сад распахнутом окне!..

1926

96. ШЕКСПИР

Король, возвышенный страданьем, Лир

Обрел слова: “Нет в мире виноватых”.

Всегда рассветным не пребыть в закатах

И не устать их славить строю лир.

Но оттого не лучше бренный мир,

В каких бы взору ни был явлен датах.

В его обманах изнемог проклятых

Мучительно любивший жизнь Шекспир.

Проклятого не прокляв, веря глухо

В бессмертье человеческого духа,

Чем выше возлетел, тем глубже пасть

Был обречен, мифически нездешний,

Мудрец постиг, в истоме ночи вешней,

Что душу обессмерчивает страсть.

1927

97. ШМЕЛЕВ

Все уходило. Сам цветущий Крым

Уже задумывался об уходе.

В ошеломляемой людьми природе

Таилась жуть. Ставало все пустым.

И море посинелым и густым

Баском ворчало о людской свободе.

И солнце в безучастном небосводе

Светило умирающим живым.

Да, над людьми, в страданьях распростертых,

Глумливое светило солнце мертвых

В бессмысленно-живом своем огне,

Как злой дракон совсем из Сологуба,

И в смехе золотом все было грубо

Затем, что в каждом смерть была окне…

1927

98. ШОПЕН

Кто в кружева вспененные Шопена,

Благоуханные, не погружал

Своей души? Кто слаже не дрожал,

Когда кипит в отливе лунном пена?

Кто не склонял колени – и колена!-

Пред той, кто выглядит, как идеал,

Чей непостижный облик трепетал

В сетях его приманчивого плена?