Полное собрание стихотворений — страница 40 из 64

Об А.И. Тургеневе>*

Ему ли помнить нас

На шумной сцене света?

Он помнит лишь обеда час

И час великий комитета!

25 апреля 1814

Новый род смерти*

За чашей пуншевой в политику с друзьями

Пустился Бавий наш, присяжный стихотвор.

Одомаратели все сделались судьями,

И каждый прокричал свой умный приговор,

Как ныне водится, Наполеону:

«Сорвем с него корону!»

— «Повесим!» — «Нет, сожжем!»

— «Нет, это жестоко… в Каэну отвезем

И медленным отравим ядом».

— «Очнется!» — «Как же быть?» — «Пускай истает гладом!»

— «От жажды!..» — «Нет! — вскричал насмешливый Филон. —

Нет! с большей лютостью дни изверга скончайте!

На Эльбе виршами до смерти зачитайте,

Ручаюсь: с двух стихов у вас зачахнет он!»

Между маем и октябрем 1814

«Памфил забавен за столом…»*

Памфил забавен за столом,

Хоть часто и назло рассудку;

Веселостью обязан он желудку,

А памяти — умом.

<1815>

«От стужи весь дрожу…»*

От стужи весь дрожу,

Хоть у камина я сижу.

Под шубою лежу

И на огонь гляжу,

Но всё как лист дрожу,

Подобен весь ежу,

Теплом я дорожу,

А в холоде брожу

И чуть стихами ржу.

Декабрь 1816 или январь 1817

На книгу под названием «Смесь»*

По чести, это смесь:

Тут проза и стихи, и авторская спесь.

<1817>

Запрос Арзамасу*

Три Пушкина в Москве, и все они — поэты.

Я полагаю, все одни имеют леты.

Талантом, может быть, они и не равны,

Один другого больше пишет,

Один живет с женой, другой и без жены,

А третий об жене и весточки не слышит

(Последний — промеж нас я молвлю — страшный плут,

И прямо в ад ему дорога!), —

Но дело не о том: скажите, ради бога,

Которого из них Бобрищевым зовут?

4 марта 1817

<Надпись к портрету П.А. Вяземского>*

Кто это, так насупя брови,

Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?

О чудо! Это он!.. Но кто же? Наш Катулл,

Наш Вяземский, певец веселья и любови!

9 марта 1817

«Меня преследует судьба…»*

Меня преследует судьба,

Как будто я талант имею!

Она, известно вам, слепа;

Но я в глаза ей молвить смею:

«Оставь меня, я не поэт,

Я не ученый, не профессор;

Меня в календаре в числе счастливцев нет,

Я… отставной асессор!»

Первая половина марта 1817

«На свет и на стихи…»*

На свет и на стихи

Он злобой адской дышит;

Но в свете копит он грехи

И вечно рифмы пишет…

Первая половина марта 1817

«Числа, по совести, не знаю…»*

Числа, по совести, не знаю,

Здесь время сковано стоит,

И скука только говорит:

«Пора напиться чаю,

Пора вам кушать, спать пора,

Пора в санях кататься»

«Пора вам с рифмами расстаться!» —

Рассудок мне твердит сегодня и вчера.

Первая половина марта 1817

Послание от практического мудреца мудрецу астафьическому с мудрецом пушкиническим*

Счастлив, кто в сердце носит рай,

Не изменяемый страстями!

Тому всегда блистает май

И не скудеет жизнь цветами!

Ты помнишь, как в плаще издранном Эпиктет

Не знал, что баромЕтр пророчит непогоду,

Что изменяется кругом моральный свет

И Рим готов пожрать вселенныя свободу.

В трудах он закалив и плоть свои и дух,

От зноя не потел, на дождике был сух!

Я буду твердостью превыше Эпиктета.

В шинель терпенья облекусь

И к вам нечаянно явлюсь

С лучами первыми рассвета.

Да! Да! Увидишь ты меня перед крыльцом

С стоическим лицом.

Не станет дело за умом!

Я ум возьму в Сенеке,

Дар красноречия мне ссудит Соковнин,

Любезность светскую Ильин,

А философию я заказал… в аптеке!

Начало июля 1817

<П.А. Вяземскому> («Я вижу тень Боброва…»)*

Я вижу тень Боброва:

Она передо мной,

Нагая, без покрова,

С заразой и с чумой;

Сугубым вздором дышит

И на скрижалях пишет

Бессмертные стихи,

Которые в мехи

Бог ветров собирает

И в воздух выпускает

На гибель для певцов;

Им дышит граф Хвостов,

Шихматов оным дышит,

И друг твой, если пишет

Без мыслей кучи слов.

1817 (?)

Стихотворные отрывки из писем

Из письма к Оленину Н.А. от 11 мая 1807 г*

Поклонитесь барыне и всему вашему семейству, Озерову, Капнисту, Крылову, Шаховскому. Напомните, что есть же один поэт,

которого судьбы премены

Заставили забыть источник Иппокрены,

Не лиру в руки брать, но саблю и ружье,

Не перушки чинить, но чистить лишь копье;

Заставили принять солдатский вид суровый,

Идтить, нахмурившись, прескучною дорогой,

Дорогой, где язык похож на крик зверей,

Дорогой грязною, что к горести моей

Не приведет меня во храм бессмертной славы,

А может быть, в корчму, стоящу близ ворот.

Из письма к Гнедичу Н.И. от 4 августа 1809 г*

Тебя и нимфы ждут, объятья простирая,

И фавны дикие, кроталами играя.

Придешь, и все к тебе навстречу прибегут

Из древ гамадриады,

Из рек обмытые наяды,

И даже сельский поп, сатир и пьяный плут.

А если не будешь, то всё переменит вид, всё заплачет, зарыдает:

Цветы завянут все, завоют рощи дики,

Слезами потекут кристальны ручейки,

И, резки испустив в болоте ближнем крики,

Прочь крылья навострят носасты кулики,

Печальны чибисы, умильны перепелки.

Не станут пастухи играть в свои свирелки,

Любовь и дружество — погибнет всё с тоски!

Из письма к Гнедичу Н.И. от 1 ноября 1809 г*

Что Катенин нанизывает на конец строк? Я в его лета низал не рифмы, а что-то покрасивее, а ныне… пятьдесят мне било… а ныне, а ныне…

А ныне мне Эрот сказал:

«Бедняга, много ты писал

Без устали пером гусиным.

Смотри, завяло как оно!

Недолго притупить одно!

Вот, нА, пиши теперь куриным».

Пишу, да не пишет, а всё гнется.

Красавиц я певал довольно

И так, и сяк, на всякий лад,

Да ныне что-то невпопад.

Хочу запеть — ан петь уж больно.

«Что ты, голубчик, так охрип?»

К гортани мой язык прилип.

Вот мой ответ! Можно ли так состариться в 22 года? Непозволительно!

Из письма к Вяземскому П.А. от 19 декабря 1811 г*

Прости и будь счастлив, здоров, весел… как В. Пушкин, когда он напишет хороший стих, а это с ним случается почти завсегда. Еще желаю,

Чтобы любовь и Гименей

Вам дали целый рой детей

Прелестных, резвых и пригожих,

Во всем на мать свою похожих

И на отца — чуть-чуть умом,

А с рожи — бог избавь!.. Ты сам согласен в том!

Из письма к Северину Д.П. от 19 июня 1814 г*

Он отвечал мне на грубом английском языке, который в устах мореходцев еще грубее становится, и божественные стихи любовника Элеоноры без ответа исчезли в воздухе:

Быть может, их Фетида

Услышала на дне,

И, лотосом венчанны,

Станицы нереид

В серебряных пещерах

Склонили жадный слух

И сладостно вздохнули,

На урны преклонясь

Лилейною рукою;

Их перси взволновались

Под тонкой пеленой…

И море заструилось,

И волны поднялись!..

. . . . . . . . . . . . . . .