Я не был ребенком. Я с детства узнал
Тяжелое бремя лишений,
Я с детства в душе бережливо скрывал
Огонь затаенных сомнений.
Я с детства не верил в холодных людей,
В отраду минутного счастья,
И шел я угрюмо дорогой своей
Один, без любви и участья.
А сердце так рвалось в груди молодой,
Так жаждало света и воли!
Но что же, на призыв отчаянный мой
Никто не согрел моей доли.
Меня оттолкнули… и злобной тоской
Как камнем мне душу сдавило,
И зависти тайной огонь роковой
Несчастье в груди пробудило.
И стал я с глубокой отрадой взирать
На царство нужды и разврата
И в бездну бесстрастной рукою толкать
Другого страдальца собрата.
Я бросил работу, я стал воровать,
Под суд я однажды попался,
В тюрьме просидел… да как вышел опять
За прежнее дело принялся.
Я помню, в суде говорил адвокат,
Что нужно работать, трудиться.
Работать!.. Зачем? Для кого хлопотать,
С кем прибылью буду делиться?
Вернусь я с работы в подвал свой сырой –
Кто там меня встретит с участьем?
Работать!.. Работай, кто молод душой,
Кто не был надломлен ненастьем!
И думали люди, что в сердце моем
Заглохли все чувства святые.
Кому ж я обязан позорным клеймом –
Скажите вы, люди слепые.
Когда я любви и привета просил,
Кто подал отверженцу руку?
Кто словом и ласкою света залил
Сиротства тяжелую муку?
Нет, я не смутил ваш холодный покой,
В вас сердце не билось любовно,
И мимо прошли вы бесстрастной стопой,
Меня оттолкнув хладнокровно.
О судьи, не сами ли с первых же дней
Вы холодом жизнь отравили?
За что ж философией сытой своей
Отверженца вы осудили?
За то ль, что, не сладив с тяжелой нуждой
И с внутренним ядом страданья.
Пред вами не пал я с покорной мольбой,
Просить я не стал подаянья?
Нет, лучше бесчестье, чем посох с сумой,
Нет, лучше разгульная воля
И грязи разврата позор роковой,
Чем нищенства жалкая доля!
И в этой-то бездне я даром убил
Мои непочатые силы!
Но кончен мой путь. Наконец я дожил
До двери безмолвной могилы.
Я рад ей: под саваном мрачным земли
Сомкнутся усталые веки,
Улягутся в сердце страданья мои
И мирно усну я навеки,
7 июля 1878
Во мгле*
Была пора, – мы в жизнь вступали
Могучей, твердою стопой:
Сомненья злые не смущали
Тогда наш разум молодой.
Мы детски веровали в счастье,
В науку, в правду и людей,
И смело всякое ненастье
Встречали грудью мы своей.
Мечты нас гордо призывали
Жить для других, другим служить,
И все мы горячо желали
Небесполезно жизнь прожить.
Мы думали, что близко время,
Когда мы всюду свет прольем,
Когда цепей тяжелых бремя
Мы с мысли скованной сорвем,
Когда, как дивное сиянье,
Блеснут повсюду над землей
Свобода, честность, правда, знанье
И труд, высокий и святой.
Мы выходили на дорогу
С желаньем пользу принести,
И достигали понемногу
До края нашего пути;
Мы честно шли, и от начала
Вплоть до заката наших дней
Звучал нам голос идеала:
«Вперед за мир и за людей!»
Но годы те давно промчались;
Жизнь шла обычной чередой –
И с прошлым мы навек расстались
И жизнью зажили иной.
Забыли мы свои желанья:
Они прошли для нас, как сны,
И наши прошлые мечтанья
Нам стали странны и смешны.
Мы входим в мир, всё отрицая,
Без жажды пользу приносить;
Наш пошлый смех, не понимая,
Готов всё светлое клеймить:
Зовем мы предрассудком чувство,
В груди у нас сомнений ад,
Сорвав венец златой с искусства,
Мы увенчали им разврат.
И, грязь презрения бросая
В тех, кто силен еще душой,
Проходим жизнь мы, попирая
Святыню дерзкою ногой!..
Проснись же тот, в чьем сердце живы
Желанья лучших, светлых дней,
Кто благородные порывы
Не заглушил в душе своей!..
Иди вперед к заре познанья,
Борясь с глубокой мглой ночной,
Чтоб света яркое сиянье
Блеснуло б снова над землей!..
12 июля 1878
«Минуло время вдохновений…»*
Минуло время вдохновений
И с ним отрадных звуков рой,
И ряд вопросов и сомнений
Один царит в душе больной.
Вся жизнь с ее страстями и угаром,
С ее пустой, блестящей мишурой
Мне кажется мучительным кошмаром
И душною, роскошною тюрьмой,
18 июля 1878
Романс*
Я вас любил всей силой первой страсти.
Я верил в вас, я вас боготворил.
Как верный раб, всё иго вашей власти
Без ропота покорно я сносил.
Я ждал тогда напрасно состраданья.
Был холоден и горд ваш чудный взгляд.
В ответ на яд безмолвного страданья
Я слышал смех и колких шуток ряд.
Расстались мы – но прежние мечтанья
В душе моей ревниво я хранил
И жадно ждал отрадного свиданья,
И этот час желаемый пробил.
Пробил, когда, надломанный судьбою,
Устал я жить, устал я ждать любви
И позабыл измученной душою
Желания разбитые мои.
23 июля 1878
Христианка*
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
Спит гордый Рим, одетый мглою,
В тени разросшихся садов;
Полны глубокой тишиною
Ряды немых его дворцов;
Весенней полночи молчанье
Царит на сонных площадях;
Луны капризное сиянье
В речных колеблется струях,
И Тибр, блестящей полосою
Катясь меж темных берегов,
Шумит задумчивой струею
Вдаль убегающих валов.
В руках распятие сжимая,
В седых стенах тюрьмы сырой
Спит христианка молодая,
На грудь склонившись головой.
Бесплодны были все старанья
Ее суровых палачей:
Ни обещанья, ни страданья
Не сокрушили веры в ней.
Бесчеловечною душою
Судьи на смерть осуждена,
Назавтра пред иным судьего
Предстанет в небесах она.
И вот, полна святым желаньем
Всё в жертву небу принести,
Она идет к концу страданья,
К концу тернистого пути…
И снятся ей поля родные,
Шатры лимонов и дубов-,
Реки изгибы голубые
И юных лет приютный кров;
И прежних мирных наслаждений
Она переживает дни, –
Но ни тревог, ни сожалений
Не пробуждают в ней они.
На всё земное без участья
Она привыкла уж смотреть;
Не нужно ей земного счастья,
–
Ей в жизни нечего жалеть:
Полна небесных упований,
Она без жалости и слез
Разбила рой земных желаний
И юный мир роскошных грез, –
И на алтарь Христа и бога
Она готова принести
Всё, чем красна ее дорога,
Что ей светило на пути.
Поднявшись гордо над рекою,
Дворец Нерона мирно спит;
Вокруг зеленою семьею
Ряд стройных тополей стоит;
В душистом мраке утопая,
Спокойной негой дышит сад;
В его тени, струей сверкая,
Ключи студеные журчат.
Вдали зубчатой полосою
Уходят горы в небеса,
И, как плащом, одеты мглою
Стоят священные леса.
Всё спит. Один Альбин угрюмый
Сидит в раздумье у окна…
Тяжелой, безотрадной думой
Его душа возмущена.
Враг христиан, патриций славный,
В боях испытанный герой,
Под игом страсти своенравной,
Как раб, поник он головой.
Вдали толпы, пиров и шума,
Под кровом полночи немой,
Всё та же пламенная дума
Сжимает грудь его тоской.
Мечта нескромная смущает
Его блаженством неземным,
Воображенье вызывает
Картины страстные пред ним,
И в полумгле весенней ночи
Он видит образ дорогой,
Черты любимые и очи,
Надежды полные святой.
С тех пор как дева молодая
К нему на суд приведена,
Проснулась грудь его немая
От долгой тьмы глухого сна.
Разврат дворца в душе на время
Стремленья чистые убил,
Но свет любви порока бремя
Мечом карающим разбил;
И, казнь Марии изрекая,
Дворца и Рима гордый сын,
Он сам, того не сознавая,
Уж был в душе христианин;
И речи узницы прекрасной
С вниманьем жадным он ловил,
И свет великий веры ясной
Глубоко корни в нем пустил.
Любовь и вера победили
В нем заблужденья прежних дней
И душу гордую смутили
Высокой прелестью своей.
Заря блестящими лучами
Зажглась на небе голубом,
И свет огнистыми волнами