А из-за пальм луна торжественно вставала,
Сверкая, как всегда, бездушной красотой,
И мягким отблеском с лазури озаряла
И пальмы, и пески, и труп его немой…
1881
В толпе*
Памяти Ф. М. Достоевского
Не презирай толпы: пускай она порою
Пуста и низменна, бездушна и слепа,
Но есть мгновения, когда перед тобою
Не жалкая раба с продажною душою, –
А божество-толпа, титан-толпа!..
Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий
Не шел ты к ней страдать… Певец ее и сын,
Ты убегал ее проклятий и рыданий,
Ты издали любил, ты чувствовал один!..
Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья,
Когда болезненно-отзывчива она,
Когда от пошлых дел и пошлого забвенья
Утратой тягостной она пробуждена.
Не презирай толпы: пускай она бывает
Пошла и низменна, бездушна и слепа,
Но изучи ее, когда она страдает,
И ты поймешь, гордец, как велика толпа.
1881
Dornroschen[24]*
В детстве слышал я старую сказку о том,
Как когда-то, давно, за лазурью морей,
За глухими лесами и диким хребтом,
Было целое царство оковано сном
С молодой королевой своей.
Белый замок ее, утонувший в садах,
Точно вымер – ни звука нигде;
Всё недвижно стояло в горячих лучах
Золотистого дня, как в немых зеркалах,
Отражаясь в озерной воде…
А когда-то нередко ночною порой
Там пестрели наряды гостей,
И с крыльца под стемневшие своды аллей,
Извиваясь, сбегали одна за другой
Разноцветные цепи огней.
Или утром душистым, под темный каштан,
Молода и светла, как весна,
Королева без свиты сходила одна
Помечтать и послушать, как плачет фонтан
И как дышит тревожно волна…
И мгновенно всё стихло: объятые сном,
Онемели и терем и сад,
Смолкнул говор людской, и не слышно кругом
Ни рогов егерей в полумраке лесном,
Ни обычных ночных серенад…
Злые чары свершились – высокой стеной
Вкруг поднялся терновник густой,
И не смели туда от далекой земли,
Мимо рифов и мелей, доплыть корабли
И раздаться там голос живой…
1881
Сонет*
В альбом А. К. Ф.
Не мне писать в альбом созвучьями сонета –
Отвык лелеять слух мой огрубелый стих.
Для гимна стройного, для светлого привета
Ни звуков нет в груди, ни образов живых;
Но вам я буду петь… С всеведеньем пророка
Я угадал звезду всходящей красоты
И, ясный свет ее завидя издалека,
На жертвенник ее несу мои цветы.
Примите ж скромный дар безвестного поэта
И обещайте мне не позабыть о том,
Кто первый вам пропел в честь вашего рассвета
И, как покорный жрец, на славные ступени
В священном трепете склонив свои колени,
Богиню увенчал торжественным венком…
1881
В альбом («Простите безумца за прошлые звуки…»)*
Е. А. С.
Простите безумца за прошлые звуки,
За дерзкие звуки, пропетые вам:
В них не было правды, – то праздные руки
Просились опять к позабытым струнам…
С людьми не схожусь я давно уж – и с вами
Не ближе душой, чем с другими, я был, –
Я лгал вам: как мальчик, я тешился снами,
Как мальчик, святынею дружбы шутил!
Как мог я мгновенный обмен впечатлений
И светскую ласку за близость принять?
Как мог я так скоро, без дум и сомнений,
По первому слову всю душу отдать?
И мало ли, сердце, такие обманы
И в прошлые годы владели тобой?
Еще и теперь не зажившие раны
Горячею кровью сочатся порой!..
А вы…. в вас не стану искать я причину
Моей настоящей тоски и тревог;
Не вы виноваты, что я вполовину
Быть близким – ни с кем приучиться не мог.
Прошел мимолетный порыв ослепленья,
И в вас узнаю я всё ту же толпу…
Простите ж меня, – не ищите сближенья
И дайте уйти мне в мою скорлупу.
1881
«Я плакал тяжкими слезами…»*
Я плакал тяжкими слезами,
Слезами грусти и любви,
Да осияет свет лучами
Мир, утопающий в крови, –
И свет блеснул передо мною
И лучезарен и могуч,
Но не надеждой, а борьбою
Горел его кровавый луч.
То не был кроткий отблеск рая –
Нет, в душном сумраке ночном
Зажглась зарница роковая
Грозы, собравшейся кругом!..
1881
Герою*
Тебя венчает лавр… Дивясь тебе, толпится
Чернь за торжественной процессией твоей,
Как лучшим из сынов, страна тобой гордится,
Ты на устах у всех, ты – бог последних дней!
Вопросов тягостных и тягостных сомнений
Ты на пути своем безоблачном далек,
Ты слепо веруешь в свой благодатный гений
И в свой заслуженный и признанный венок.
Но что же ты свершил?.. За что перед тобою
Открыт бессмертия и славы светлый храм
И тысячи людей, гремя тебе хвалою,
Свой пламенный восторг несут к твоим ногам?
Ты бледен и суров… Не светится любовью
Холодный взор твоих сверкающих очей;
Твой меч опущенный еще дымится кровью,
И веет ужасом от гордости твоей!
О, я узнал тебя! Как ангел разрушенья,
Как смерч, промчался ты над мирною страной,
Топтал хлеба ее, сжигал ее селенья,
Разил и убивал безжалостной рукой.
Как много жгучих слез и пламенных проклятий
Из-за клочка земли ты сеял за собой;
Как много погубил ты сыновей и братии
Своей корыстною, безумною враждой!
Твой путь – позорный путь! Твой лавр – насмешка злая!
Недолговечен он… Едва промчится мгла
И над землей заря забрезжит золотая –
Увядший, он спадет с бесславного чела!..
1881
«Везде, сквозь дерзкий шум самодовольной прозы…»*
Везде, сквозь дерзкий шум самодовольной прозы,
Любовь, мне слышится твой голос молодой…
Где ты – там лунный свет, и соловьи, и розы,
Там песни звучные и пламенные грезы,
И ночи, полные блаженною тоской…
Еще ты царствуешь над низменной толпою,
Но скоро, может быть, померкнет твой венец
И не придут, как встарь, склониться пред тобою
С надеждой светлою и страстною мольбою
И пылкий юноша, и опытный мудрец.
1881
«Я не зову тебя, сестра моей души…»*
Я не зову тебя, сестра моей души,
Источник светлых чувств и чистых наслаждений,
Подруга верная в мучительной тиши
Ночной бессонницы и тягостных сомнений…
Я не зову тебя, поэзия… Не мне
Твой светлый жертвенник порочными руками
Венчать, как в старину, душистыми цветами
И светлый гимн слагать в душевной глубине.
Пал жрец твой… Стал рабом когда-то гордый царь…
Цветы увянули… осиротел алтарь…
1881
«Стройный хор то смолкал, то гремел, как орган…»*
Стройный хор то смолкал, то гремел, как орган,
Разрастаясь могучей волною;
От душистого ладана легкий туман,
Колыхаясь, стоял над толпою,
И, как в дымке, над массой склоненных людей
Подымался, увитый цветами,
Белый гробик ее, ненаглядной моей,
Убаюканной вечными снами.
Дорогая головка, вся в русых кудрях,
Так отрадно, так чинно лежала,
И так строго на девственно нежных чертах
Затаенная дума сияла!..
Окна в сад были настежь открыты – ив них
Изумрудная тень колебалась,
И душистая зелень ветвей молодых
В сумрак душного храма врывалась.
1881
В альбом («Мы – как два поезда…»)*
Мы – как два поезда (хотя с локомотивом
Я не без робости решаюсь вас равнять)
На станции Любань лишь случаем счастливым
Сошлись, чтоб разойтись опять.
Наш стрелочник, судьба, безжалостной рукою
На двух различных нас поставила путях,
И скоро я умчусь с бессильною тоскою,
Умчусь на всех моих парах.
Но, убегая вдаль и полный горьким ядом
Сознания, что вновь я в жизни сиротлив,
Не позабуду я о станции, где рядом
Сочувственно пыхтел второй локомотив.