Хотела книгу взять для чтенья…
Да трудно что-то и читать:
Жара… брожу почти без чувства….
А вы к себе?.. творить?.. мечтать?..
О бедный труженик искусства!»
И ждет, склонив лукавый взгляд,
Грозы сурового ответа, –
А на груди еще дрожат
Цветы из моего букета!..
Первая половина 1885
«Кипит веселье карнавала!..»*
Кипит веселье карнавала!
На мостовой, на площадях,
(Везде земля, как после бала,
В кокардах, лентах и цветах.
Bataille des fleurs!..[25] Летят букеты…
Не молкнет хлопанье бичей, –
Тут тамбурин, там кастаньеты…
Огонь улыбок, блеск очей…
А вот и ты, моя смуглянка, –
В толпе, шумящей как поток,
Вся разгоревшись, как вакханка,
Ты мне бросаешь твой цветок.
Благодарю, – ты им спугнула
Больную мысль: под смех и крик,
Под эхо пушечного гула
Я был далеко в этот миг.
Я был на родине печальной,
Под снежным дремлющей ковром;
И видел я в деревне дальней
Знакомый пруд, забытый дом,
В саду под инеем березы,
Двора разрушенный забор…
А здесь – здесь солнце, зелень, розы
И моря ласковый простор.
О, пусть и я хоть раз мгновенью
Отдамся всей моей душой!..
Вот снова в светлом отдаленьи
Мне улыбнулся образ твой.
Из-под венка лукавым взглядом
В толпу ты смотришь… я готов,
Я жду, – и чуть сошлись мы рядом,
Как хлынул свежий дождь цветов!
Первая половина 1885
«Шипя, взвилась змеей сигнальная ракета…»*
Шипя, взвилась змеей сигнальная ракета,
И целый дождь огней пролился в вышину;
Вот яркая волна пурпурового света
Ворвалась в нежную, лазурную волну.
Вот мечут искрами колеса золотые,
И под водой пруда и в сумраке аллей
Блестят, звено к звену, гирлянды огневые
Мгновенно вспыхнувших несчетных фонарей.
Весь озарился сад; в причудливом сияньи
Мелькают статуи, как будто смущены,
Что дерзкая толпа в крикливом ликованьи
Спугнула с их очей полуночные сны.
Клубами вьется дым… Гремит, не умолкая,
Зовущий, томный вальс. А в ясных небесах,
Свой вечный, гордый путь над миром совершая
Плывет немая ночь в серебряных лучах…
Плывет немая ночь и, полная презренья,
Глядит, как в глубине, зияющей под ней,
Бессильный человек, ничтожный раб мгновенья,
Пытается затмить лучи ее огней…
Первая половина 1885
Страничка прошлого*
Из одного письма
Вчера, старинный хлам от скуки разбирая,
Я бегло перечел забытый мой дневник.
О детство светлое, о юность золотая,
Как показался свеж мне чудный ваш язык!
Толпою поднялись знакомые виденья,
И из поблекших строк отрывочных листов
Повеяли мне вновь былые впечатленья,
Раздался вновь аккорд замолкших голосов.
Я вспомнил и о вас. Мы целыми годами
Теперь не видимся: у вас своя семья,
А я, – я, как челнок, подхваченный волнами,
Судьбою занесен в далекие края;
Скитаюсь здесь и там, бесстрастно наблюдаю,
Брожу у чуждых скал, внемлю чужим волнам
И тихой грезою порою улетаю
Под сень родных лесов, к покинутым полям.
Но что бы ни было, а я надеюсь свято,
Что счастье наконец столкнет нас с вами вновь.
Вы так мне дороги! Я отдал вам когда-то
Впервые грудь мою согревшую любовь…
В тот год у вас в семье я лето проводил.
Вы, только что простясь со школьною скамьею,
Дышали свежестью нерасточенных сил,
Весельем юности и нежной красотою.
Свет, этот душный свет, с тоской его балов,
С моралью узкою и черствостью холодной,
Не наложил еще стесняющих оков
На ваш душевный мир, беспечный и свободный.
Вы были веселы – без злости, хороши –
Без вычурных прикрас и милы – без кокетства;
Поэзия едва проснувшейся души
Соединялась в вас с неведением детства;
Но и тогда ваш взгляд нередко поражал
В минуты тихих дум своею глубиною,
А я – ребенком был и тщательно искал
Хоть признака усов над верхнею губою.
Я жаждал их для вас!.. О, как я вас любил,
Как я завидовал мучительно и больно
Всем, кто на вас смотрел, кто с вами говорил
И с кем встречались вы иль вольно, иль невольно!
Мне живо помнится ваш голос, смех грудной,
Блеск голубых очей, ресницами прикрытый,
Румянец нежных щек и бледно-золотой
Пленительный загар, поверх его разлитый…
Как много я о них элегий написал!
Как много пышных лип в аллеях полутемных
Без сожаления ножом я истерзал,
Ваш вензель выводя в приливе грез влюбленных!
Но мысль признаться вам иль робко поднести
Плоды моих немых и тайных вдохновений –
Тогда и в голову не смела мне прийти, –
Так нерешителен и скромен был мой гений…
В те дни охотнее о смерти я мечтал,
Но тщетно вдоль ручья я омутов искал:
Везде каменья дна в нем явственно сквозили,
А в летние жары он так пересыхал,
Что даже куры вброд его переходили…
А то иные сны мне грезились порой:
Как будто ночь вокруг… Угрюмо ветер злится…
Наш дом безмолвно спит, окутан темнотой…
Всё глухо, всё мертво, – и только мне не спится.
Вдруг голоса, шаги… Всё ближе… В дверь стучат
Дымятся факелы… ножи в руках сверкают….
Все в масках бархатных, все шпорами гремят,
И вот уж ворвались, разят и убивают!..
Их атаман, грозя железною рукой,
Схватил вас за косу и «демонски» смеется…
Но… «О моя любовь! он здесь, защитник твой!»
Удар… еще удар – и враг уж не проснется!
Потом… Но вам самим не трудно угадать
Всех этих ужасов счастливую развязку.
Кто избежал из нас страстишки превращать
Порой свою судьбу в трагическую сказку?..
Однако день за днем спокойно уходил,
А подвига свершить мне всё не удавалось…
Уж август наступал и тихо золотил
Поля, и сад, и лес… Печально обнажалась
Густая глушь его. Короче стали дни,
По зорям над ручьем туманы колыхались,
И падающих звезд мгновенные огни
Всё чаще в небесах, как искры, загорались…
Угрюмая пора! Она вдвойне тяжка
Тому, кому грозят, как тесные вериги,
В бездушном городе вседневная тоска
И школьной мудростью напичканные книги.
Однажды – это был бесцветный, мутный день –
Я по саду бродил. Вдруг предо мной мелькнула
Полувоздушная, знакомая мне тень
И в смутном сумраке беседки потонула…
То были вы, – да, вы!.. Я сразу вас узнал…
Вас ждали… В шепоте привета разгадал
Я скоро молодой, певучий бас соседа…
Потом опять ваш смех… Он обнял вас рукой…
Вот поцелуй звучит, за ним вослед другой, –
И тихо полилась влюбленная беседа…
О, верьте, – я ее подслушать не хотел!
Но я был так смущен, что в этот миг проклятый
Не только двигаться, но и дышать не смел,
Безмолвным ужасом и горестью объятый.
Он грустно говорил, что в шуме городском
Вы позабудете его простые речи
И в этом уголке, уютном и немом,
По теплым вечерам условленные встречи;
Что вы – красавица, что впереди вас ждут
Толпы поклонников и сотни наслаждений, –
А он – бедняк-студент, его дорога – труд,
Его судьба – нужда да тяжкий крест лишений…
Вы в верности клялись, он снова возражал,
Потом над чем-то вдруг вы оба рассмеялись,
Потом он обнял вас, опять поцеловал,
Промолвил вам: «Прости», вздохнул, – и вы расстались..
Как этот страшный день тогда я дотянул –
Не помню… Кажется, я наглупил немало…
В ушах моих стоял какой-то смутный гул,
А сердце от тоски, как птица, трепетало.
Я плакал, проклинал, хотел его убить,
Потом себя убить, а вам письмо оставить,
В котором я б молил «простить и позабыть»
И подавал совет «не лгать и не лукавить».
И весь нелепый вздор романов прежних дней,
Смешавшись с искренним, вдруг вспыхнувшим страданьем,
Забушевал в груди обиженной моей
И пищу дал мольбам, упрекам и стенаньям…
За чаем, вечером, мы встретились. На вас,
Пунцовый от стыда, я долго не решался
Поднять заплаканных и покрасневших глаз,
Потом взглянул на миг – и громко разрыдался…
Пошли расспросы, шум: «Не болен ли?», «О чем?»
Вы с милой ласкою воды мне предлагали, –
Я успокоился, затихнул, – и потом
Мой взрыв все нервности согласно приписали.
Я им не возражал, – но долго я не мог
Спокойно видеть вас, тоскуя втихомолку…
К несчастью, в будущем суровый ваш урок
Принес душе моей не очень много толку,
Но – это в сторону.
Вот мой простой рассказ.
Я был бы рад, когда б повеял он на вас
Отрадой прошлого.
Первая половина 1885
Ницца
«Я пригляделся к ней, к нарядной красоте…»*
Я пригляделся к ней, к нарядной красоте,
Которой эта даль и этот берег полны,
И для меня они теперь уже не те,
Чем были некогда, задумчивые волны;
Не тот и длинный ряд синеющих холмов,
И пальм развесистых зубчатые короны,