Она в мою грудь приливает,
Как волны потока качают челнок,
Она мое сердце качает!
Довольно, безумец, бороться с судьбой,
Душа утомленьем объята…
О демон неверья, отныне я твой,
Я твой навсегда, без возврата!
Пусть жизнь – эта старая лгунья – других,
Довольных, тупых и бездушных,
Прельщает игрою миражей своих
И блеском их красок воздушных…
1886
«Наперекор грозе сомнений…»*
Наперекор грозе сомнений
И тяжким ранам без числа,
Жизнь пестрой сменой впечатлений
Еще покуда мне мила.
Еще с любовью бесконечной
Я рвусь из душной темноты
На каждый оклик человечный,
На каждый проблеск красоты.
Чужие стоны, скорбь чужая
[Еще мне близки, как свои…]
1886
«Итак, сомненья нет, – разлука решена…»*
Итак, сомненья нет, – разлука решена,
И легкий парус мой, обветренный ненастьем,
Готова вновь умчать житейская волна
К безвестным берегам, на поиски за счастьем.
Не странно ли?.. Любить спокойный уголок,
Туманы севера и плач его метели,
Заветный труд, друзей сплотившийся кружок, –
И вечно странствовать без отдыха и цели,
И вечно чувствовать, что всюду ты чужой,
Что нету у тебя ни очага, ни крова…
1886
«Тихая ночь в жемчуг росы нарядилась…»*
Тихая ночь в жемчуг росы нарядилась…
Спите, тревожные думы, в сердце моем!..
Тихая ночь в жемчуг росы нарядилась…
Вон одинокая звездочка с неба скатилась…
В темных кустах дрогнула птица крылом…
Спите, тревожные думы! Покоя, покоя!
Полосы лунного света лежат на пруду…
Спите, тревожные думы.
1886
«Ты разбила мне сердце, как куклу ребенок…»*
Ты разбила мне сердце, как куклу ребенок,
И права, и горда, и довольна собой!
Резвый смех твой, как прежде, задорен и звонок,
И как ясное небо – твой взгляд голубой.
Но постой, – этот праздник любви и свободы
Скоро тучи душевной грозы омрачат:
За меня отомстят беспощадные годы, –
Беспощадные годы так быстро летят!
Как змея, подползет к тебе старость с клюкою,
Чернь волос серебром перевьет седина,
И проснешься ты вдруг с безысходной тоскою
От минувшего счастья, как будто от сна.
Что вернешь ты тогда из блаженных свиданий,
Из душистых ночей, из чарующих грез?
Кто поможет забыть тебе в неге лобзаний
Горечь старческих дум и мучительных слез?
Чем наполнишь ты дни? Как дерзнешь, не бледнея,
Наступающей смерти в глаза заглянуть?
Он угас, – обольстительный взгляд твой, Цирцея,
И поблекла твоя сладострастная грудь!
Я же всё сберегу, ничего не растрачу
Из сокровищ любви, схороненных во мне:
Пусть сегодня в тоске как ребенок я плачу, –
Завтра я запою сладкозвучней вдвойне.
Из отрады и горя разбитого чувства,
Сколько в нем ни сияло лучей красоты,
Всё смиренно внесу я в обитель искусства,
Всё в созвучья стихов я вплету, как цветы!
И когда о тебе навсегда позабудут,
Может быть, над твоею могильной плитой
Люди петь мои песни по-прежнему будут,
И любя, и страдая, и плача со мной!..
1886
У океана*
Еще издалека, из-за косматых скал,
Дымящихся в клубах багряного тумана,
Там, где-то впереди, я смутно услыхал
Однообразный плеск и рокот океана…
Стрелою я взбежал на острый перелом –
И замер, онемев, без мысли и без слова:
Во всем торжественном величии своем
Гудел он подо мной, как отдаленный гром,
В сверкающих лучах рассвета золотого!..
И руки я к нему в порыве протянул,
И грудь стеснили мне восторженные слезы,
Но буйных волн его неутихавший гул
Не ласки полон был, а гнева и угрозы…
Он на заветный труд меня не ободрял,
Он воли не будил в душе моей смущенной:
Нет, он как реквием мечтам моим звучал,
И гибель мне сулил с враждою непреклонной.
Он пел:
«Я помню дни, когда твоя нога –
О дерзкий человек! – еще не попирала
Мои пустынные, глухие берега,
Где только волк бродил да серна пробегала…
Безлюден и суров был синий мой простор,
И дики были надо мною
Ущелья и хребты лесистых этих гор,
Загромоздивших даль гранитною стеною.
Но ты пришел сюда и мир мой возмутил,
И внес с собой борьбу, и смерть, и разрушенье;
В дремучей мгле лесов пути ты проложил,
В долинах выстроил цветущие селенья;
От очагов своих искусно ты отвел
Зубчатую стрелу громовой непогоды,
И вот слепых стихий окован произвол
И взнуздан мощный зверь природы.
И на моих волнах, где только небеса,
Да тучи вольные, да звезды отражались,
Отважных кораблей косые паруса
Победоносно закачались!..
Гордись! Ты – царь всего, что взором и умом
Ты можешь охватить, природу изучая;
Гордись, слепец, своим минутным торжеством,
Обетованный рай в грядущем прозревая!..»
1886
«Весна, весна идет!.. Как ожила с весною…»*
Весна, весна идет!.. Как ожила с весною,
Как расцвела, как загорела ты!..
Ты целый день в саду, где робкой красотою
Блеснули первые весенние цветы…
Вчера ты принесла мне ландыш. Ты сияла
Такою радостью, что даже у меня
Забытая струна на сердце задрожала,
В заманчивую даль усталого маня…
А между тем, дитя, я жил, и жизнь я знаю,
Я вижу многое, чего не видишь ты:
Встречая ясный май, я вместе с ним встречаю
Не только соловьев, и песни, и цветы, –
Я знаю, что весной и змеи оживают
И из своих подземных нор
В залитый солнцем сад погреться выползают,
На мягкий воздух и простор;
И если ландыш твой так пышно развернулся,
Обрызган влагой теплых рос,
Знай – и червяк зато в корнях его проснулся
Под шумный ливень вешних гроз.
Верь жизни и весне! Пусть верует кто может,
Но я им верить не могу:
Неугомонный червь живет в моем мозгу,
И грудь мою змея неутомимо гложет!..
1886
Песни Мефистофеля*
Как он вошел, – я не видал.
Был вечер… За моим столом
При свете лампы я писал;
Вдруг странный трепет пробежал
По мне морозом и огнем.
Я поднял от бумаги взгляд
И встретил взгляд его в ответ;
На нем был пурпурный наряд
И черный бархатный берет…
Высокий, стройный и худой,
В тени стоял он предо мной
Так просто, как обычный гость.
И лишь в глазах его грозой
Лежали ненависть и злость…
Пришлец молчал… Я был смущен,
Но не испуган. Я не стал
Его расспрашивать, кто он
И как в мой угол он попал.
Я медленно закрыл тетрадь,
Перо подальше отложил
И начал терпеливо ждать,
Чтоб мрачный гость заговорил…
И гость заговорил, едва
Цедя бесстрастные слова,
Пиявки выпуклых бровей
Надвинув низко на зрачки
И кистью жилистой руки
Касаясь до руки моей…
Он говорил: «С тобою связь
Нам закрепить давно пора;
Я гений зла, я мрака князь,
А ты – ты Дон-Кихот добра…
Но – les extremites se touchent:[26]
Не бойся ж!.. я тебя не съем,
Я только в приторную чушь
Твоих элегий и поэм
Волью моей печали яд,
Зажгу их мощью и огнем,
И о тебе заговорят
Как о звезде в краю родном!..
Послушай, я всегда любил
Литературу…С давних лет
В моей груди, таяся, жил
Полумудрец-полупоэт;
Я Байрона водил пером,
Когда он „Каина“ писал,
И Гете в грезах я мелькал,
И Гейне навещал тайком.
Конечно, друг мой, ты червяк
В сравненьи с ними. Кое-как
Слагая свой бесцветный стих,
Ты вряд ли дух речей моих
Сумеешь людям передать.
Но негде мне искать других:
Храм опустел… Парнас затих,
Пегас стал чахнуть и хромать…
Итак, вперед, дитя, вперед!
Я буду петь, а ты внимай!
И как вино из кубка бьет,
Кипя и пенясь через край, –
Пусть в рамках этих мерных строф
Так бьет родник моих стихов!
Еще два слова… Если ты,
Скучая в школе, милый друг,
Вкусил от мудрой нищеты
Людских познаний и наук
И отрицать привык чертей,
Я помогу беде твоей…
Не я стою перед тобой,
В мой плащ пурпуровый одет,
Я – сказка, я – полночный бред,
Созданье старины седой…
То тень чернильницы твоей
На штору вычурно легла,
А мерный звук моих речей –
Дрожанье зыбкого стекла
И плач метели за окном,
Стенящей в сумраке ночном!..»
1886
Жизнь*
Меняя каждый миг свой образ прихотливый,