«В РОЩЕ ЗЕЛЕНОЙ, НАД ТИХОЙ РЕКОЙ…»
Автограф После 12
[Очи мои наслажденьем горят,
Ночи – блаженною негой томят,
Звуки – волнуют желанья в крови,
Сны – заражают недугом любви.]
ЦАРЕВНА СОФЬЯ
Автограф Сцена из 1-й ред.
Явление 2
Софья (одна)
Гроза близка – и первые раскаты
Уже гремят над головой моею
Как вестники борьбы и непогод.
Гроза близка, но нет в душе смятенья:
Я час ее предвидела давно.
Что мне терять? Весь этот хлам неволи!
Почет рабов и ласка государя –
Ничто в сравненья с тем, чего я жду!
За миг один, миг власти и свободы
Я всё отдам, я всех продать готова,
И – горе тем, кто встал мне на пути!
С ребячества уж я рвалась душою
Из этих стен постылых на свободу,
Я задыхалась здесь!.. Во мраке ночи
Мне грезились роскошные палаты,
Залитые в бесчисленных огнях;
Мне снился трон, и там, на этом троне
Стояла я, всех выше над толпою,
Со скипетром в бестрепетных руках!
От этих грез кружилась голова,
Кипела кровь и сердце замирало!
Недаром я наукой укрепляла
Свой слабый ум для подвигов тяжелых,
К минувшему возврата больше нет!
Пора сорвать гнетущие оковы,
Пора разбить железные запоры
И встать во всем величьи пред толпой!
(Задумавшись)
Боярин Милославский поневоле
Мне предан! Ненависть его к царице
Порукой мне за верность. Чернь – тупа.
Кто ласков с ней да больше обещает,
Тому она и служит. Князь Голицын
Умен, хитер, расчетлив, остроумен
И, главное, любим народом. Он –
Единственный, пред кем я преклоняюсь
И кто в душе моей сумел поднять
Невнятное и сладкое волненье –
Блаженный трепет девственной любви.
Но если он задумает измену –
Я и его сумею не щадить?
СВЯТИТЕЛЬ
Автограф тетр. 6
Угодник
Народное предание
Не с пути и не с дороженьки
– Не стоят больные ноженьки,
Не с вина качает старую,
Как избенку обветшалую,
Не от ветра плачут оченьки,
Горько плачут – не наплачутся, –
От глухой тоски-кручинушки
Нет мне мочи, сиротинушке!
Помолилась я создателю
И пошла в дорогу дальнюю.
Шла я темною дубравою,
Шла отрогами да балками,
Шла я в изморозь осеннюю,
Шла я в непогодь туманную, –
А со мной глухая думушка
Шла попутчицей незваною.
Ох уж эта мне попутчица:
Ни души в ней нет, ни жалости,
Вырывает корку изо рта,
Подымает ночью на ноги,
Шепчет речи мне зловещие,
Кровью сердца упиваючись,
Над годами и недугами
Ядовито надсмехаючись!
Долго шла я; вся измаялась,
Изболелась, исстрадалася…
Шла семь ясных зорек утренних,
Семь седых, ненастных сумерек;
На восьмую зорьку алую
Дали мне отцы-святители
Увидать кресты далекие
Вашей ласковой обители.
Не отриньте, православные,
Вы мольбу мою сиротскую,
Не обидьте бесталанную,
Не гоните неимущую:
Был бы грош – не пожалела я,
Принесла б вам с упованием, –
Но живу я божьим именем,
Доброхотным подаянием.
С той поры как взяли Васеньку
На войну, на службу царскую,
И угнали в даль далекую,
На сторонку бусурманскую,
Я, как ивушка поречная,
Как березка надмогильная,
Всё тоскую, безутешная,
Всё хвораю, слабосильная.
Без работника рассыпалась
Хата осенью дождливою,
Без сохи поля заглохнули
Коноплею да крапивою,
Пес подохнул без хозяина, –
И осталось мне имения
Только палка сучковатая
Да ширинка полосатая.
Не побрезгайте ж даянием,
Ради нищенства и немощи,
Вот ширинка вам сиротская,
Хоть не много – да последнее:
Помолитесь вы угоднику,
Да хранит родной он Васеньку,
Да поможет сиротинушке
На далекой на чужбинушке.
Ведь один он, ясный сокол мой,
Мне остался в утешение.
Злые люди всё расхитили –
И здоровье и имение,
И сынка… сынка последнего –
Видно, нет в них сострадания…
И, кряхтя, старушка хворая
Трижды в землю ноклони. чася,
Л монахи над старушкою
Потешались да глумилися:
«Эй, княгиня тороватая,
Что ж не всё несешь обители,
Ты и палку сучковатую
Не жалей уж для святителя.
То-то светлый праздник, братия,
То-то вклады нам боярские.
Что ж вы встали словно мертвые:
Растворяйте двери царские,
Надевайте облачение
Для народного служения
За ширинку полосатую
Да дубинку сучковатую!»
Закат ли над сонной волной разгорается,
Росистое ль утро встает
«КАК БЕЛЫМ САВАНОМ, ПОКРЫТАЯ СНЕГАМИ…»
Автограф тетр. 10 После 8
С тех пор как в душный гроб ты унесла с собою
Всё то, чем дорога была мне жизнь моя,
И я в чертах твоих со страхом и тоскою
Прочел печать небытия,
С тех пор как в первый раз с загадкой мирозданья
Я встал лицом к лицу, измучен и смущен,
И горько проклял я бессилие познанья
И проклял жизнь, как лживый сон, –
Мне снится сон иной: мое воображенье,
Еще не отдохнув от мук недавних дней,
Всё то же мертвое немое выраженье
Кладет на лица всех людей.
Я вижу их в гробу, с закрытыми очами
«ЗАВЕСА СБРОШЕНА: НИ НОВЫХ УВЛЕЧЕНИЙ…»
«Голос минувшего»
Как мало прожито, как много пережито,
Давно ли верил я, любил, негодовал –
И всё оплакано, осмеяно, забыто,
И только чувствуешь, что болен и устал.
Еще я жив, но жизнь закрыла надо мною
Спуск в склеп – и душный мрак надвинулся кругом.
И уничтоженный могильной тишиною,
Я сплю томительным и безотрадным сном.
Я жив, но грудь моя мертва: ни упованья,
Ми знойных радостей, ни благотворных грез.
Покой холодного, немого отрицанья,
Позор бессилия, безверия и слез…
Автограф тетр. 10 Фрагмент
Темно минувшее – разбитые стремленья,
Обманутых надежд невозвратимый рой,
Года раскаянья за миг самозабвенья,
Борьба с неправдою, с судьбою и с собой…
Завеса сдернута… Сомненья и страданья
Спугнули прошлого несбыточные сны…
Жизнь не зовет вперед улыбкой обаянья,
И не прельщает даль загадкой новизны.
Я знаю наизусть, что ждет меня… Усталый,
К концу желанному я ускоряю шаг
Автограф ЦГАЛИ После 28
Не приближайся ж к ней, чтоб свежесть впечатлений
Сберечь нетронутой на сердце до конца,
И не дерзай вблизи, сын мысли и сомнений,
Взглянуть в черты ее поблеклого лица:
В нем всё подкрашено: белилы и румяны,
Как в падшей женщине, едва прикрыли в ней
Недуга тайный след, – гноящиеся раны
И утомление вакхических ночей!..
В ТОЛПЕ
Автограф Начало
Не презирай толпы: есть светлые мгновенья
И для ее больных, уродливых детей,
Узнай ее тогда – и, полный удивленья,
Как пред титаном ты склонишься перед ней!
Душа твоя больна… она еще страдает
От грез обманутых и незаживших ран,
Не верь же ей, когда она тебе внушает,
Что всё вокруг – позор, безумство и обман.
«ВЕЗДЕ, СКВОЗЬ ДЕРЗКИЙ ШУМ САМОДОВОЛЬНОЙ ПРОЗЫ…»
22-е изд. После 5
Смех отрицания бессилен над тобою,
От давности годов не меркнет твой венец,
И пред тобой, как встарь, склоняются с мольбою
И пылкий юноша и опытный мудрец.
«СТРОЙНЫЙ ХОР ТО СМОЛКАЛ, ТО ГРЕМЕЛ, КАК ОРГАН…»
Автограф ПД
Я молился сегодня о ней.
Утро тихим покоем дышало
И снопы золотистых лучей
В окна тихого храма бросало.
[Хор то стройно гремел, то стихал,
И под эти священные звуки
Я молился и сладко рыдал…
Но рыдал без страданья и муки]
«ОСЕНЬ, ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ!.. НАД ХМУРОЙ ЗЕМЛЁЮ…»
«Северный вестник» 1-я ред.
Хмурый лес… Над сырой и холодной землею
Низко мчатся одно за другим облака;
В желтый берег угрюмой, свинцовой волною
От зари до зари ударяет река;
Солнце ль выглянет – ласка его не сгоняет
Скорби с сердца, – как будто страдающий друг,
Пересилив любовью смертельный недуг,
Взор твой слабой ответной улыбкой встречает…
Старо это, всё старо… Настанет весна –
И природа под лаской душистого мая
Оживет и проснется от долгого сна,
Как невеста нарядным убором сияя;
В скорбном сердце затихнет глухая печаль,
День и солнце спугнут и рассеют ненастье,
И потянет опять в лучезарную даль,
И поверится снова в далекое счастье…
Но скажи мне, зачем так ничтожно оно,
Это сердце, – что даже и мертвой природе
Волновать его чуткие струны дано,
И то к смерти манить, то к любви и свободе?
Отчего в нем так беглы любовь и тоска,
Как ненастной и скучной осенней порою
Этот легкий туман над свинцовой рекою
Или эти седые над ней облака?
Автограф ПД 1-я ред. После 24