Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник) — страница 43 из 127

Я любил соседку – тетю Зину.

И в свои неполных восемь лет

Я в лесу таскал за ней корзину,

Я в ладони сыпал ей малину,

И, блюдя достоинство мужчины,

Я не брал предложенных конфет.

Взрослые нередко с детворой

Попросту ломают дурака:

То мораль читают свысока,

То сфальшивят, то прилгнут слегка…

Тетя Зина не была такой.

Нет, никто так дружественно-просто

Не вникал в мальчишечьи дела,

Как она, когда со мною шла

Босиком по многоцветным росам.

Солнце нас у речки заставало.

Под высокой вербой, на песке,

Расстелив простое одеяло,

Тетя Зина книгу раскрывала,

Я, визжа, барахтался в реке.

Глядя вдаль, порою, как во сне,

Тетя Зина говорила мне:

– Лучший отдых после шума главка

Тишь реки да молодая травка.

А тому, кто счастлив не вполне,

Средство, превосходное вдвойне.

И, захлопнув книгу второпях,

Вскакивала с легкостью пружинки.

Через миг она уже в волнах:

Брызги, хохот, звон стоял в ушах!

Злые и веселые смешинки

Прыгали тогда в ее глазах.

Но веселье шло порой без толку.

Тетин хохот сразу умолкал,

Если вдруг на лодке подплывал,

С удочкой или держа двустволку,

Наш сосед по дачному поселку.

С черноусым дядею Степаном

Тете Зине «просто тошно было»,

Инженера тетя не любила

И частенько за глаза дразнила

Лупоглазым черным тараканом.

А когда твердили ей соседки:

Женихи-де нынче ой как редки,

Быть вдовой – не радостный пример!

Тетя Зина, выслушав их речи,

Обнимала вдруг меня за плечи

И смеялась: – Вот мой кавалер!

Замирая при таких словах,

Я молчал, пунцовый от смущенья,

И, жуя ванильное печенье,

Подымался в собственных глазах.

Дети любят просто, без обмана.

В души их не заползет изъян.

Был ей неприятен Таракан –

Я возненавидел Таракана.

Я был горд, я был тщеславно рад:

Ведь у тети Зины на столе,

Меж коробок с пудрой и помад,

Высился, как замок на скале,

Мой подарок – боевой фрегат.

А когда прощанья час настал,

Я шагал по лужам к тете Зине

И к груди картину прижимал,

Ту, что три недели малевал,

Под названьем «Караван в пустыне».

Сколько мук в тот день я пережил,

Сколько раз вздохнул я по дороге,

Но когда я двери отворил,

Я застыл, как камень, на пороге:

Меж бутылок и колбасных шкурок

На столе валялся мой фрегат.

Нос был сковородкою прижат,

А над рубкой высился окурок.

Дым табачный плавал над столом.

Было жарко. А в углу дивана

Тетя Зина с радостным лицом

Нежно целовала Таракана…

Я завыл. Я заревел с тоски!

Я бежал сквозь сад тогда с позором.

Дождь хлестал, и ветер дул с напором,

А верблюды, солнце и пески

Мокли в грязной луже под забором.

Этот день с его печальной сценой

В памяти оставил горький след.

Так еще восьми неполных лет

Был сражен я «женскою изменой»!

1960

У тебя характер прескверный…

У тебя характер прескверный

И глаза уж не так хороши.

Взгляд неискренний. И наверно,

Даже вовсе и нет души.

И лицо у тебя, как у всех,

Для художника не находка,

Плюс к тому цыплячья походка

И совсем некрасивый смех.

И легко без врачей понять,

Что в тебе и сердце не бьется.

Неужели чудак найдется,

Что начнет о тебе страдать?!

Ночь, подмигивая огнями,

Тихо кружится за окном.

А портрет твой смеется в раме

Над рабочим моим столом.

О, нелепое ожиданье!

Я стою перед ним… курю…

Ну приди хоть раз на свиданье!

Я ж от злости так говорю.

1964

Об учебе и труде

Мы за гордое завтра ведем бои.

Матерьяльные взлеты, прогресс, дерзания,

И всеобщее среднее образование –

Превосходная штука, друзья мои!

Только что-то тревожит порой и в школе,

И за школьным порогом, в труде, потом,

Не скатиться бы нам к уравниловке, что ли,

Не смешать иногда бы добра со злом.

Вот давайте попробуем рассуждать:

Ничего нет красивей огня познанья.

Но всеобщее среднее образование

Обязательным надо ли называть?

Да, прекрасно вперед пролагать следы.

Но ведь люди несхожи порой разительно.

Обязательно ж – это ведь принудительно.

А всегда ли такое дает плоды?

Вот ты учишься, рвешься упрямо к знаниям,

А ленивый сосед твой баклуши бьет,

И плюет он сто раз на твои старания,

И на всяческий труд вообще плюет.

А чего ему, собственно, волноваться?

Исключить – не положено. Не должны.

И стараться не надо. К чему стараться?!

Второгодники нынче запрещены.

Циркуляры, они ведь шутить не станут.

Ну, а школы начальства не подведут:

На экзаменах балл все равно натянут

И, хоть трижды дури, – аттестат дадут.

А зачем нам нечестную ерунду?

Разве стыдно иметь золотые руки?

У кого-то талант иногда к науке,

У кого-то к практическому труду.

Только как же порою найти призванье?..

Человек рассуждает примерно так:

Для чего получил я образование,

Если буду слесарить я, как чудак?

Чтобы быть продавцом или няней стать,

Класть кирпич или стричь по весне газоны,

Ну зачем, извините, бином Ньютона?

Или Ленского с Гамлетом изучать?!

Как тут быть и какое найти решение?

Я – поэт. И могу лишь тревогу бить.

Вот работникам ведомства просвещения,

Может, что-то продумать бы и решить?

Ведь во взглядах все больше и больше чванства,

Дескать, я вам не плотник и не кузнец.

Только чванство, увы, не мудрее пьянства.

Если все будут рваться и лезть в «начальство»,

Кто же будет работать-то, наконец?!

1975

Его судьба

Повсюду встречая их рядом двоих,

Друзья удивлялись, глядя на них.

И было чему подивиться:

Парень красив – молодец молодцом,

Она же ни стройностью и ни лицом –

Ничем не могла б похвалиться.

Порою пытались его «просвещать»:

– Неужто похуже не мог отыскать,

Ведь губишь себя понапрасну!

Сплошная убогость, уж ты извини,

Оставь ты ее, и скорей, не тяни!

Не пара вы – это же ясно.

Ты только взгляни повнимательней, друг:

Ведь сотни красивей и лучше вокруг!

Ну что ты нашел в ней такого? –

А он только пустит колечком дым,

А он усмехнется задумчиво им,

Уйдет и не скажет ни слова.

И вот он шагает вдоль пестрых огней,

Знакомым путем все быстрей и быстрей,

Идет, будто спорщиков рубит.

Идет, и его не вернуть никому,

И бросьте вопросы: зачем? почему?

Да просто – он ее любит!

Хороший день

Так рано муж проснулся в первый раз.

Посуда отливает перламутром.

Муж в кухне, чайник водрузив на газ,

Жене сказал, вернувшись: – С добрым утром!

Приборы сам расставил на двоих,

Заботлив был и необычно светел.

И красоту ее ресниц густых

Впервые за год, кажется, заметил.

Когда ж уселись за накрытый стол,

Он книгу отложил без сожаленья.

Потом, жену повергнув в изумленье,

Сам щетку взял и комнату подмел.

Его таким бы не узнал никто:

Внимательный и чуточку неловкий,

Перед уходом подал ей пальто

И даже проводил до остановки.

А в полдень, вновь супругу удивляя,

К ней на завод со службы позвонил,

Ее о настроении спросил

И под конец добавил: – Дорогая…

Домой вернувшись, ей цветы принес,

А в феврале цветы достать непросто.

Жена была растрогана до слез

И даже стала будто выше ростом.

Запахло сразу в комнате весной.

Но, чтоб ни в ком не вызвать удивленья,

Мы скажем: день сегодня не простой –

Сегодня у супруги день рожденья.

Но он сверкнул и снова исчезает,

Похожий на падучую звезду

Как жаль, что день рождения бывает

Лишь раз в году…

1949

У реки

Что-то мурлыча вполголоса,

Дошли они до реки.

Девичьи пушистые волосы

Касались его щеки.

Так в речку смотрелись ивы

И так полыхал закат,

Что глянешь вдруг вниз с обрыва

И не уйдешь назад!

Над ними по звездному залу

Кружила, плыла луна.

– Люблю я мечтать! – сказал он.