— Завтра топить будем! — торжественно провозгласил гигант, повернулся спиной к Лунину и, согнувшись в три погибели, вновь протиснулся в дверной проем, на этот раз покидая гостиную.
— Это сейчас что было? — первым, спустя примерно минуту, пришел в себя Зубарев.
— Мама, — Илья наконец заглянул в желтый пакет, — Мама Люба. Белье принес.
— Из области приехал следователь.
Плечи Анны, стоявшей спиной к кухонному столу, испуганно вздрогнули. Кое-как совладав с собой, она разлила чай по кружкам.
— Тебе с сахаром? — машинально спросила она.
— Ты же знаешь, что нет.
Действительно, она знала. Как она могла не знать привычки любимого мужчины? Но сейчас ей казалось, что все знания, все мысли вылетели из головы, уступив место только одному чувству, переполняющему сознание, — чувству страха.
— Мы должны сказать, — с глухим стуком обе наполненные горячим чаем кружки опустились на стол, — сказать правду.
— И что потом? — Отрезав еще один кусок хлеба, он положил нож на разделочную доску и уставился на нее так, словно увидел что-то неприятное. — Ты представляешь, что будет потом?
— Не знаю, — слова с трудом вырывались из грудной клетки, буквально продираясь через пересохшее горло, — я не знаю, что будет. Я знаю только, что я так не могу. Я должна сказать правду. Понимаешь, должна! Они все должны знать…
— А помолчать ты не можешь? — Он с силой стиснул рукоятку ножа, а затем медленно, как показалось Анне, словно в замедленной съемке, встал и выпрямился во весь рост.
Глава 6Пожар
— Еще не спите? — Голос участкового был еле слышен на фоне странного, не прекращающегося ни на секунду шума.
— Да вроде рано еще. — Машинально взглянув на часы, Илья отметил, что стрелки показывают четверть десятого.
— Тогда одевайтесь и выходите на улицу, да товарища своего прихватите. Как выйдете, так направо и, считай, до конца улицы.
— Что-то случилось? — Илья вышел из спальни, и теперь к шуму в телефонной трубке добавились голоса, доносящиеся из включенного на полную громкость телевизора.
— Случилось… беда у нас случилась. — Колычев почти кричал. — Дом Колесниковой горит.
— А она сама? — Илья стал торопливо спускаться по лестнице.
— Так и она вместе с домом, — отозвался участковый. — Только, я думаю, она угорела уже, а дом-то еще долго гореть будет, пока не потушат. Так что подходите, лейтенантам я сейчас тоже наберу.
И шедшая на убыль луна, и сотни, если не тысячи звезд, казалось, все сияли с удвоенной яркостью, силясь рассмотреть хоть что-нибудь за густым черным столбом дыма, вздымающимся вверх к воронено-синему ночному небу. Столб этот был заметен с любого края поселка, и выскочившие на улицу Зубарев с Луниным бегом устремились туда, где и без них уже было шумно, многолюдно и, как положено при пожаре, бестолково. Когда стало ясно, что бежать придется не так уж и близко, возвращаться к машине уже не имело смысла. Улица, носившая имя Розы и прилагавшуюся к ней фамилию Люксембург, растянулась вдоль берега реки почти на три километра. Коттедж, в котором поселили приезжих сыщиков, располагался ближе к ее началу, в то время как дом Анны Андреевны находился в самом ее конце.
Первым с неуклюжей трусцы на шаг перешел запыхавшийся Лунин. Расстегнув молнию на пуховике и жадно глотая воздух, он видел, как Зубарев пробежал вперед еще метров двести и обернулся. Согнувшись и упираясь руками в колени, оперативник сделал несколько глубоких вдохов, после чего зашагал в сторону красно-оранжевых всполохов, озаряющих ночное небо.
К их приходу пожар уже был фактически потушен, а собравшаяся вокруг толпа перестала увеличиваться в размерах, поскольку почти все любопытные уже успели добраться к месту происшествия и теперь находились в томительном ожидании. Конечно, некоторые из присутствующих как могли утешали соседей Колесниковой, проживавших в другой половине дуплекса и еле успевших выскочить на мороз из полыхавшего дома. Но и они с нетерпением ждали, когда же прояснится судьба двадцатишестилетней школьной учительницы музыки Анны Колесниковой. С каждой минутой уверенность в том, что рано или поздно под обломками сгоревшего дома обнаружится тело несчастной женщины, становилась все крепче, поскольку каждому из не скольких десятков сбежавшихся на пожар людей было ясно — если бы Колесникова была жива, она бы тоже стояла сейчас вместе с ними, заламывая в отчаянии руки, а быть может, и громким, навзрыд плачем провожая последние минуты умирающего у всех на глазах дома.
Обгоревшее до состояния угольной головешки тело удалось обнаружить лишь после того, как проливка здания была завершена и удалось поднять несколько железных листов и часть балок обрушившейся крыши.
— Здесь она, на кухне, — сообщил Лунину участковый, коротко переговоривший с командиром пожарного расчета, и добавил, словно у кого-то могли остаться сомнения, — неживая.
— Одна? — уточнил Илья и тут же, оглянувшись, поманил к себе пальцем стоявших поблизости оперативников.
— Вроде одна, — кивнул Колычев, — сейчас еще несколько листов вынесут, тогда ясно будет.
— Скажи им, чтобы тело не трогали, да и вообще, как убедятся, что больше никого нет, пусть сразу выходят. — Отпустив участкового, Илья повернулся к оперативникам: — Значит, так, парни, ночь будет бессонной.
— Это мы уже поняли, — как показалось Илье, голос Макарова звучал неестественно бодро, — похоже, одним свидетелем у нас стало меньше.
— Главное, чтобы остальные до утра дотянули, а то допрашивать некого будет. — Кольт хохотнул в ответ и хлопнул напарника по плечу.
— Вы чего, орлы, уже стволы спиртиком протереть успели? — Ухватив каждого из молодых коллег за воротник куртки, Зубарев рывком притянул их к себе и принюхался. — Ну точно, уже надребенькались.
— Ничего мы не дребенькались, — безуспешно попытался вырваться Кольт, — коньяка была фляжка, и та четвертинка. На двоих-то всего по сто с небольшим.
— Холодно ведь стоять, ноги мерзнут, — попытался оправдаться Макаров.
— Ну ничего, теперь вы согретые, можете место преступления до утра охранять, — ухмыльнувшись, Вадим оттолкнул от себя растерянных лейтенантов, — во всяком случае, до приезда криминалистов. Задача ясна?
— Так, может, и не было никакого преступления, — попытался возразить Макаров, — соседи говорят, у нее газовый баллон рванул. Оттого все разом и полыхнуло.
— Вот криминалисты и разберутся, что у кого полыхнуло, а пока будете стоять и не пущать. — Зубарев вопросительно взглянул на Илью: — Я ж правильно говорю? Хуже нет, чем когда свидетели загибаться начинают.
— Да уж, — Илья хотел было привычно вздохнуть, но, подумав, счел, что обстановка для вздохов не самая располагающая. — Будьте здесь, смотрите, чтобы к дому никто не лез. А я пойду.
— Лунин, у тебя совесть есть? — оторопел от такой наглости Вадим. — Куда ты пойдешь?
Сделавший уже несколько шагов Лунин обернулся и укоризненно покачал головой.
— Машину пригоню. Или что, всю ночь на морозе стоять будем?
Широким шагом Илья направился в сторону предоставленного им коттеджа. Отойдя от никак не желавшей расходиться толпы на несколько десятков метров, он достал из кармана телефон и набрал номер генерала Хованского.
— Ты что, Лунин, уже дело раскрыл? — Хованский начал общение на оптимистичной ноте.
— Добрый вечер, Дмитрий Романович, — блеснул в ответ воспитанием Илья.
— И тебе здорово, — буркнул генерал. — Чего звонишь на ночь глядя?
Илья, стараясь не сбавлять ширины шагов, обрисовал Хованскому сложившуюся ситуацию. Выслушав его, генерал некоторое время молчал, а затем иронично заметил:
— Ну что, это нормально. Лунин, там, где ты, там всегда разрушения и гибнут люди, особенно женщины.
Илья еще больше ускорил шаг, шумно вдыхая морозный воздух.
— Ладно, ты не сопи там, — в голосе генерала послышались обычно не свойственные ему извиняющиеся интонации, — будем считать, что последней фразы у нас в разговоре не было.
— Будем, — не стал спорить Лунин.
— Вот и хорошо, — повеселел Хованский. — Я ж так понимаю, ты не так просто на ночь глядя со мной информацией решил поделиться. Ты ведь, поди, чего-то хочешь? Излагай, пока я в настроении.
— Я так думаю, дела надо объединять в одно производство.
Зацепившись о какое-то невидимое под снегом препятствие, Илья чуть было не упал, но кое-как сумел удержать равновесие, нелепо взмахнув руками.
— Ты даже не знаешь, из-за чего пожар приключился, — возразил Дмитрий Романович. — У нас что, баллоны редко взрываются? Да каждый год штук по пять бабахает. И что, все их объединять будем?
— Вот я и разберусь, — упрямо отозвался Лунин, — если что, разъединим.
— Слушай, Лунин, ты борщ с гречкой ел? — удивил неожиданным вопросом начальник областного управления. — Вот не так чтобы из одной тарелки борщ, а из другой потом гречку, а разом, все вместе.
— Не пробовал, — честно ответил Илья, безуспешно пытаясь понять, в какую сторону вдруг повернулся разговор.
— А я пробовал. Давненько уже. Еще в детстве. Говорят, есть такой рецепт старый, что гречку в борщ добавляют, когда варят. А батя у меня не так делал. Он просто брал миску поглубже, наливал в нее борща, а потом, значит, сверху гречку сыпал. А может, наоборот, сперва гречку клал. Я уж не помню, давно было. Помню только, навалит он себе этого дела полную тарелку и сидит уминает. И меня, дело прошлое, так есть заставлял.
— Дмитрий Романович, — не вытерпел наконец Лунин, — я не очень понимаю, при чем здесь гречка.
— А вот это правильный вопрос, — одобрил Хованский. — Ни при чем она здесь. Совершенно. Так же, как и твоя Колесникова. Не надо, Лунин, пытаться все в одну тарелку впихнуть. Особливо неописуемое.
— Но ведь ему нравилось, — только и смог разочарованно пробормотать Илья.
На несколько мгновений телефонная трубка замолчала.
— Нравилось, — наконец послышался голос генерала, — ему нравилось.